Театр невидимых детей - Марцин Щигельский

– Мой папа очень болен, а мама неизвестно где. Когда я был маленьким, папа часто лежал в специальной больнице, но иногда его отпускали домой. Это было хорошее время, иногда он даже работал на дому, сидел в комнате за столом и скручивал проводки, но потом опять начинал видеть разные вещи, которых на самом деле не существует, и тогда его снова забирали в больницу, а я жил у тетки. То, что случилось, – это все моя вина. Потому что я очень не любил жить у тетки, она держала во дворе ужасно злого пса, которого я боялся. Однажды папу выпустили из больницы, он прожил дома три месяца и уже опять начинал видеть всякое такое, чего на самом деле нет, потому что перестал принимать лекарства. А я никому ничего не сказал, потому что не хотел, чтобы папу снова положили в больницу. Никто ничего не заподозрил. Тетка нас не навещала, а когда приходила специальная медсестра, я говорил, что папа спит или пошел в магазин. Но папе делалось все хуже и хуже. Он спал в одежде и держал под подушкой нож, а потом ходил с ним по квартире, потому что говорил, что кто-то залез к нам и спрятался в шкафу, или под столом, или за диваном. Папа перестал мыться и переодеваться, борода у него сильно отросла, и он говорил очень странные вещи, так что я понимал, что долго это скрывать не получится, кто-нибудь рано или поздно догадается. Да я уже сам собирался пойти к тетке и признаться, но в тот день было уже поздно, так что я… Ну, в общем, этот пес… его звали Убой… ночью его спускали с цепи и он бегал по двору. Так что я решил, что пойду утром. Ночью папа меня разбудил, ему было совсем плохо. Он не разрешал мне включать свет, хотя было ужасно темно. Сказал, что мы должны спрятаться в каморке под лестницей, а когда он говорил, то еще больше волновался, и вдруг случайно махнул этим ножом…

Меандр замолчал, громко втянул носом воздух и прикрыл рукой рот, словно сказал что-то лишнее. Он смотрел на нас круглыми глазами. Это выглядело немного комично, но никто не смеялся. В комнате воцарилась тишина, даже нашего дыхания не было слышно.

– Он не виноват! Он сразу побежал к соседке, хотя ужасно боялся тех людей, которых видел и которых на самом деле не было! Приехали «скорая» и милиция, а потом я ничего не помню! Теперь он в больнице, но присылает мне письма и раз в месяц звонит. Быстро-то его не выпустят, потому что… И все из-за меня! – воскликнул Меандр, громко задышал и спросил: – Ну вот, теперь вы все знаете! Так можно мне участвовать в вашем дурацком спектакле или нет?!

– Можно. – Сильвия кивает, ставит возле его имени плюс, потом смотрит на Меандра и прибавляет: – За искренность, потому что искренность и подлинность в театре – это самое главное, прочь иллюзии. Но случилось все не из-за тебя и не из-за кого-то еще. Это был просто несчастный случай. Как гром с неба или кирпич на голову. Рок есть рок.

– Рок? – Меандр смотрит на нее удивленно. – Но ведь мой папа болен шизофренией, а не каким-то роком…

– Я говорю не о болезни твоего отца, а о том, почему случилось то, что случилось, – объясняет Сильвия. – Порой некоторые вещи не могут не произойти. Даже если люди из кожи вон лезут, чтобы закончилось хорошо, заканчивается все равно плохо. Потому что такова судьба, и именно это называется роком. Об этом написано много театральных пьес. В твоем случае произошло нечто ужасное, хотя ты хотел как лучше. Но ведь могло кончиться гораздо, гораздо хуже, прочь иллюзии. Разве нет?

Меандр мгновение задумывается над тем, что сказала Сильвия, наконец кивает головой – мол, да, хотя, похоже, до конца его Сильвия не убедила.

– Объявляю конец прослушивания! – Сильвия встает и делает торжественное лицо. – Приветствую вас…

Дверь комнаты открывается, и входит Цветная Капуста.

– Я хочу еще раз! – заявляет она решительно.

– Ладно, давай, – соглашается Сильвия, и трясущаяся от ужаса Цветная Капуста немедленно запевает «Вьется, петляет тропинка лесная, по лесу осень идет золотая». На втором куплете голос у нее дрожит уже меньше, а последний получается просто-таки вполне прилично, так что Цветная Капуста, конечно, тоже получает плюсик. У нее делается такое лицо, будто она узнала, что выиграла миллион злотых в лотерею, – то есть это я так думаю, что именно такое выражение лица бывает у человека, выигравшего миллион, потому что своими-то глазами никогда ничего подобного не видел. Сильвия складывает листок и убирает его в карман брюк, потом встает и торжественно заявляет:

– Прослушивание закончено! Приветствую вас в Театре невидимых детей! До премьеры у нас два с половиной месяца. Однако если вы думаете, что это много, то ошибаетесь, прочь иллюзии. Михал пишет пьесу, но мы все должны ему помогать. Это будет пьеса о нас, чтобы вам было легче сыграть, но названия у нас пока нет.

– Два с половиной месяца? – спрашивает Каролина. – Почему именно два с половиной месяца?

– Потому что она должна состояться до новогодних праздников, – объясняет Сильвия. – После Нового года мы будем давать регулярные спектакли, но сколько – зависит от успеха. Кстати, запомните: успех в театре называется посещаемостью. Премьеру надо назначить на воскресенье, чтобы у всех был выходной и достаточно свободного времени. Я посмотрела по календарю. Первое воскресенье декабря – день святого Миколая, и потом, это слишком рано, мы не успеем подготовиться. Третье воскресенье – двадцатое число, кто-то может уже уехать на каникулы. Остается только одно воскресенье – тринадцатое декабря. Это идеальная дата для представления, прочь иллюзии.

– Не очень счастливая, – морщится Виктор. – Тринадцатое…

– Оставим суеверия. Тринадцатое – такой же день месяца, как и любой другой. Ну, разве что он выпадет на пятницу, но у нас-то воскресенье, – возражает Сильвия. – За работу!

Глава 5

– Нет, нет, нет и еще раз нет! – восклицает Сильвия, швыряя мою тетрадь на порыжевшую траву.

Мы сидим в саду под развалинами с башенками. Солнце светит, но уже сильно похолодало, так что на нас свитера и куртки, а в корзинке термос с горячим чаем – Сильвия взяла его в кладовке. Несмотря на холод, мне очень жарко, потому что я волнуюсь. Я дал Сильвии прочитать кусочек пьесы, который написал, и теперь, выслушав ее мнение, испытываю одновременно стыд и злость.

– Почему нет? – цежу я сквозь зубы, пытаясь овладеть собой.

– Здесь ничего не происходит! Мы ничего не знаем об этих людях! Они ничего не говорят! Нам неизвестно, какие они, как выглядят!

– Мы знаем, как они выглядят, потому что известно, кто будет их играть! – говорю я. – У тебя есть список! И здесь они просто болтают!

Сильвия смотрит на меня сердито, потом поднимает тетрадь и зачитывает:

– Каролина говорит: «Привет». Меандр говорит: «Привет». Теось говорит: «Привет». Крыська-Марыська говорят: «Привет, как дела?» Виктор говорит: «Привет»…

– Да знаю я, что там написано! Не обязательно читать вслух, – прерываю я ее. – Это самое начало! Должны же они поздороваться, разве нет?

– Нет! – Сильвия снова швыряет тетрадь на землю. – Ты говорил, что был в театре!

– Я