Дочь кардинала - Филиппа Грегори

Я в замешательстве.

– Но отец же отдал свою жизнь, сражаясь с ними! Он принес в жертву Ворона, чтобы получить шанс на победу.

– Я не могу сейчас об этом думать, – говорит она. – Я должна его забыть.

– А я не стану его забывать, – произношу я больше для себя самой. – Никогда. Ни его самого, ни Ворона.

Она пожимает плечами, словно мои слова для нее не имеют никакого значения, встает, расправляет свое платье на стройном стане и поправляет золотой пояс.

– Ты должна предстать перед королем, – наконец заявляет она.

– Что? – Меня тут же охватывает ужас.

– Да, должна предстать перед королем. А я должна тебя к нему отвести. Следи за тем, что говоришь. Не ляпни чего-нибудь. – И она бросает на меня очень жесткий оценивающий взгляд. – Не лей слезы и не огрызайся. Веди себя как подобает принцессе, хотя ты и не принцесса.

Не успеваю я ей ответить, как она уже зовет своих дам и во главе процессии выходит из комнат. Я следую за ней, а три ее дамы выстраиваются за мной. По дороге к покоям короля я изо всех сил стараюсь не наступить на платье Изабеллы, скользящее вниз по ступеням, по душистым коврам залов. Я следую за ним, как котенок за шерстяной нитью: слепо и без единой мысли.

Нас уже ожидают. Двери распахиваются, и перед нами предстает Эдуард, такой же высокий, светловолосый и миловидный. Он сидит за столом, сплошь покрытым бумагами, и совершенно не похож на человека, только что проведшего кровавый бой, в котором убил своего друга и наставника, затем сумасшедшую длительную погоню, закончившуюся очередным смертным побоищем. Он выглядит полным жизни и напрочь лишенным усталости. Когда дверь открывается, он переводит взгляд на нас и улыбается прежней сердечной улыбкой, словно мы все еще были друзьями, маленькими дочерями его самого близкого друга. Как будто мы по-прежнему обожаем его как самого замечательного старшего брата, о котором только может мечтать девочка.

– О, леди Анна, – говорит он, поднимаясь из-за стола и подходя ко мне, чтобы подать мне руку. Я опускаюсь в глубочайшем реверансе, но он понимает меня и целует в обе щеки.

– Моя сестра молит вас о прощении, – говорит Изабелла дрожащим от чувств голосом. – Она так молода, ей нет еще и пятнадцати, ваше величество, она всего лишь была послушной дочерью своей матери и выполняла ее приказы. Наша мать ошибалась, ваше величество. А еще она должна была подчиняться отцу, который предал вас. Но я возьму ее под свою опеку, и она будет верна вам.

Мне кажется, что на меня смотрит самый настоящий рыцарь из старинных баллад.

– Ты знаешь о том, что Маргарита Анжуйская побеждена и больше никогда не сможет поднять на меня войско?

Я киваю в ответ.

– И что дело ее безнадежно?

Я чувствую, как Изабелла ежится от страха, даже не глядя на нее.

– Теперь знаю, – осторожно отвечаю я.

Он коротко смеется.

– Ну что же, мне хватит и этого, – легко говорит он. – Клянешься ли ты принять меня своим королем и поддержать право наследования моего сына, принца Эдуарда?

Я быстро закрываю глаза при упоминании имени моего мужа, от которого мне теперь только и осталось, что его имя.

– Клянусь, – отвечаю я, потому что не знаю, что еще тут можно сказать.

– Клянись быть верной подданной, – тихо говорит он.

Изабелла давит мне на плечо, и я опускаюсь на колени перед человеком, который сначала был мне почти братом, потом стал королем, а затем превратился во врага. Я смотрю на него с ожиданием, укажет ли он мне на свой сапог с повелением его целовать, и думаю, как низко придется мне еще пасть. Я складываю ладони в молитвенном жесте, и Эдуард берет мои руки в свои. Его ладони оказываются теплыми.

– Я прощаю тебя и снимаю с тебя обвинения, – весело говорит он. – Ты будешь жить со своей сестрой, и мы с ней устроим твой брак по истечении года твоего траура по почившему мужу.

– Моя мать… – начинаю я.

Изабелла делает какое-то движение, словно намереваясь меня остановить, но Эдуард с посуровевшим лицом уже поднимает руку, требуя молчания.

– Ваша мать предала свое положение и верность своему королю, – говорит он. – Для меня она все равно что умерла.

– И для меня, – торопливо присоединяется к нему предательница Изабелла.

Дом Йорков разыграл еще одно представление, на этот раз перед жителями Лондона. Королева Англии, Елизавета Вудвилл, стоит на огромной деревянной арене, построенной перед дверьми Белой башни, а рядом с нею выстроились три ее дочери. Сына же королевы, облаченного в шитые золотом одежды, с нежностью держит на руках мать королевы, та самая ведьма Жакетта. Изабелла заняла место рядом с королевой, я стою возле Изабеллы. Брат королевы, Энтони Вудвилл, унаследовавший титул отца и ставший теперь лордом Риверсом, который спас сестру, когда она пребывала взаперти в осажденном Тауэре, и победил остатки войска Ланкастеров, стоит теперь во главе своей личной охраны, выстроившейся возле ступеней, ведущих вверх к арене. Охрана королевы заняла другую часть прилегающей к ступеням территории. Задники арены украшены голубым и багровым, цветами Йорков, и собравшийся вокруг люд разглядывает все это великолепие с такими восторженными и нетерпеливыми лицами, словно пришли на турнир и с трудом дожидаются его начала.

И вот огромные ворота Тауэра со скрипом открываются, подвесной мост опускается и с тяжелым стуком упирается в землю, и по нему въезжает Эдуард, в роскошных парадных доспехах, с золотым венцом поверх шлема, верхом на прекрасной боевой лошади каштановой масти. Он едет во главе процессии, состоящей из его лордов, сопровождаемый братьями по обе руки и окруженный охраной. Торжественно взревели трубы, и знамена Йорков еще сильнее забились на ветру, дующему с реки, разворачивая и показывая всем собравшимся белую розу Йорков и их эмблему: три солнца, символизирующих воссоединившихся братьев. За победоносными братьями следует коляска, влекомая белыми мулами и накрытая серебристой тканью. Занавески в этой коляске отдернуты так, чтобы все видели сидящую там бывшую королеву, мою свекровь, Маргариту Анжуйскую, облаченную в белые одежды и с каменным лицом.

Я смотрю себе под ноги или на рвущиеся знамена, на солнца, куда угодно, только не на нее, отчаянно боясь встретиться с ее пустыми, горящими яростью глазами. Эдуард спешивается и подает поводья груму, чтобы направиться к сцене и подняться по ступеням к Тауэру. Елизавета, его королева, выходит ему навстречу, и он берет ее за руки и целует ее улыбающиеся губы. Затем к ним подходит Жакетта, и толпа разражается громогласными криками и аплодисментами, когда он забирает у нее малютку сына и поворачивается к толпе, чтобы представить ей его.

Это – Эдуард, принц Уэльский, следующий король Англии, принц Эдуард Уэльский, ребенок, занявший место погибшего ланкастерского принца, которого ни я, ни его мать не видели мертвым и не знаем, был ли он похоронен. Этот ребенок станет королем, а его жена – королевой. Ни мне, ни Изабелле ею не быть.

– Улыбайся, – тихо велит мне Изабелла, и я тут же начинаю улыбаться и хлопать в ладоши, словно я тоже приветствую и разделяю триумф Йорков и так потрясена этим событием, что едва могу говорить.

Эдуард передает ребенка жене и снова спускается по ступеням туда, где остановилась коляска. Я вижу, как старшая принцесса, маленькая Елизавета, которой едва исполнилось пять лет, жмется поближе к матери и сжимает в руках край ее платья, ища защиты. Королева мягко опускает руку на плечо девочке. Ее с самой колыбели пугали рассказами о Маргарите Анжуйской, так же как и меня. А теперь женщина, которую мы так боялись, захвачена в плен и покорена. Победитель Эдуард подает ей руку, чтобы помочь выйти из коляски, и ведет ее вверх по широким деревянным ступеням, чтобы на самом верху, на огромной сцене, развернуть ее лицом к людям, словно она была пойманным зверем, достойным пополнением коллекции, запертой в клетках Тауэра. Она поворачивается к толпе, и люди разражаются торжествующими воплями, видя, что волчица наконец попала в капкан. А королева с равнодушным видом смотрит поверх голов в ясное майское небо, словно и не слыша толпу, словно ничто происходящее у нее на глазах не имеет значения. Перед народом стоит истинная королева. Я не могу не восхищаться ею в этот момент. Она научила меня тому, что борьба за трон может обойтись очень дорого, и тому, кто на него претендует, и тому, кто защищает свои права на него. Но борьба стоит того. Даже сейчас мне кажется, что больше всего она сожалеет о своем поражении, потому что никогда не станет сожалеть о том, что ввязалась в бой. Она чуть улыбается мыслям о поражении, и рука, которую крепко сжимает Эдуард, остается неподвижной. Даже вуаль, спадающая с ее высокой прически, не колышется от ветра: воистину ледяная королева.

Он держит ее на одном месте, чтобы все смогли убедиться в том, что он ее победил и взял в плен, и чтобы каждый мальчик в толпе, поднятый отцом на плечи, мог убедиться в том, как низко нынче пал дом Ланкастеров: одинокая беспомощная женщина на ступенях, ведущих в Тауэр, где ее ожидает заточение вместе с ее спящим мужем. Потом Эдуард отвешивает элегантный поклон и разворачивает Маргариту Анжуйскую ко входу в Белую башню, жестом давая понять, что она может направляться внутрь, в тюрьму, к своему мужу.