Шоколадная медаль - Валерий Цапков

— Как свободен? А Люшин? Это ведь мы этого губаря вычислили!

— Ах, это вы! Ну, ладно, я вас обоих в приказ по гарнизону подам! — засмеялся комендант.

— А нашли его?

— Куда он денется из подводной лодки! К утру его уже в каком-то притоне вербовала английская разведка, а еще через час ему ХАДовцы руки крутили…

Еще через полчаса Олегов и Люшин весело шли к контрольно-пропускному пункту, от которого еще вчера Олегов совершал свой рискованный вояж по Кабулу. Олегов радовался неожиданной свободе и вместе с тем напряженно думал — кто и почему ему оказывает такую честь звонком из штаба дивизии. Телефоны ВЧ были, как правило, у командиров полков, заместителей комдива, да у оперативного дежурного…

ГЛАВА 24

— «…Вон, смотри, командир полка выходит из сортира. У него отдельная кабина, только для него. Для остальных офицеров — другая половина. Так ты в самом деле думаешь, что все дело в том, чтобы сломать перегородку, и все приложится?

— Если бы только эту перегородку.

— Да, ты настоящий коммунист, сочувствую.

— А ты кто?

— Молчаливый умник.

— Это как?

— Я тебе поясню, надеюсь, не заложишь. Гляди, вот это «топ» , по-английски — «вершина» . Это все те, кто живет красиво и члены их семей. Их окружает «фист» — то есть «кулак» , это те, кто охраняет их покой. В нашей стране это мы с тобой, я — поменьше, а ты — очень побольше. Всех остальных мы поделим дураков и умников.

— Чем отличаются?

— Умники знают, что так будет всегда. А дураки думают, что они живут при развитом социализме или при народном капитализме. Чтобы они так думали, видишь, я рисую дождик. Это дождик государственной идеологии, который беспрерывно полощет им головы, а у умников есть зонтик, это их интеллект. Зонтик у меня корявым получился.

— Нормальный зонтик. А это что за деление?

— И те, и другие делятся на молчаливых и говорливых. Хуже всего дуракам молчаливым. Это серая скотинка всех и кормит, их больше всего. Дураки говорливые шумят, возмущаются, их для видимости демократии и держат, порой и в «фист» мобилизуют писать дождиком идеологии. Но тут искренним, убежденным дураком надо быть, чтобы убедительно получалось. Молчаливые умники все понимают, но предпочитают устроить свою собственную жизнь. Самых умных и самых молчаливых могут даже взять на вершину для улучшения породы. Опаснее всего для системы говорливые умники, все знают и не молчат…

— Ну вот, они и разоблачат…

— Они могут поднять толпу, она сметет вершину, но на ее месте вырастет новая. Так было всегда и везде. И так будет всегда и везде. Эта схема подходит как для Штатов, так и для Союза, не говоря уже о всяких там Афганистанах.

— Убийственно звучит. Слушай, хотел у тебя спросить. Стоял я помощником дежурного, пришла на полк телефонограмма, требуют изъять из библиотеки и уничтожить по акту книги вот этих авторов. Мне эти имена ничего не говорят, но я сразу в библиотеку метнулся, нашел только одну книжку вот этого мужика.

— Как называется?

— «Пора, мой друг, пора» , какого-то Аксенова, — Занятно написано, только никакой антисоветчины нет.

— Аксенов?! Он же в Штатах теперь живет, потому и запретили. Дашь почитать?

— Конечно. А остальные? Мне их имена ничего не говорят.

— А ну-ка, прочти…

— Тут прямо по алфавиту шпарят: Владимов, Войнович, Зиновьев, Копелев/в скобках — Яковенко/, Кодимов, Любимов, Огонесян, Орлов/в скобках — Ковлева/, Расис. Все. Кто они по твоей схеме?

— Говорливые умники. Суть системы не изменят, а оттолкнут от кормушки нынешнюю команду…»

Михал — Михалыч перегнулся через стол и нажал пальцем на кнопку «Стоп» . Запись он слушал уже второй раз, дальше шли одни разглагольствования, которые трудно было оподвести под состав преступления. Удача была редкая. На свой страх и риск он неделю назад отодрал обшивку дощатой стены своей комнаты N 6. За стеной, в пятой комнате, жили начальник клуба, полковой «комсомолец» , то есть секретарь комитета ВЛКСМ, начальник физической подготовки и полковой переводчик, капитан Кириллов. Основания интересоваться этой комнатой были. Заезжий журналист из окружной газеты, темноглазый живчик, вернувшись в Ташкент, написал бумагу в Особый отдел округа о нездоровых настроениях в этой комнате и пораженческих разговорах в первую очередь переводчика и комсомольца. Начальник клуба, по кличке «Мопассан» , политически был благонадежен, отличался лишь страстной любовью к выпивке. Компанию ему составлял начфиз, простой парень, который после пьянок часто пытался начать новую жизнь, целый день лежа на кровати с томиком Ленина, приговаривая: «что-то у нас не так, щас я разберусь, в чем нас дурят. «Наверняка было влияние беспартийного Кириллова, который однажды в офицерской столовой высмеял Михал — Михалыча, передав ему через стол раскрытый журнал «Наука и жизнь» .

— Михал — Михалыч, это специально для вас!

Журнал был раскрыт на разделе «Для тех, кто вяжет» . После этого Михалыч избегал заходить в общий офицерский зал, предпочитая маленькую уютную комнатку для командира и его заместителей, где из трофейного «Панасоника» звучал полузапретный Розенбаум.

Итак, с Найденовым теперь было все ясно. Большой удачей стали и вовремя расковырянная стена, и кстати купленный радио — микрофон за полторы тысячи афошек, и то, что он вовремя заметил через окно идущих к офицерскому модулю Кириллова и Найденова.

Разглашение текста телефонограммы — это уже материал. «Идиоты! «— с благодарностью ругнул Михал — Михалыч старших начальников, — нашли по какому каналу передавать такое распоряжение. Немудрено, что в полковой библиотеке не нашлось ни одного запрещенного автора.

Михал — Михалыч достал из магнитофона кассету, положил ее в нагрудный карман, встал, энергично потянулся и вышел на середину комнаты. Со свистом рассекала воздух его левая кисть, делая блок от удара правой рукой, еще раз рассекала воздух его правая ладонь, нанося воображаемому противнику удар по переносице…

Внезапно он застыл, затем быстро подошел к окну, распахнул его и выглянул, внимательно всматриваясь в небо. Безоблачное, как обычно, оно было свободно от подозрений. Взглянуть в окно его заставила беспокойная мысль — а вдруг снова зонд?

Недели три назад высоко в небе прямо над дворцом завис крошечный серебристый шарик. Ветра абсолютно не было, и он своей неподвижностью беспокоил службу безопасности. Дело в том, что в это время во дворце шло обсуждение каких — то важных вопросов. Как метеорологи, так и департамент сельского хозяйства заявили о своей непричастности.

— Мои зенитчики этот гондон с первых выстрелов выпотрошат, — поглаживая рыжие усы, свирепо глянул в небо начальник штаба полка.

— В нашем квартале не постреляешь, — отверг предложение Михал — Михалыч.

Да, от зенитных установок, дежуривших вокруг штаба, до виллы Кештманда, председателя Совета министров, было пятьдесят метров, там в саду веселой стайкой играли девочки, его дочери. Как-то уже был скандал, когда одна из них подобрала возле стены запал от гранаты…

Зонд вдруг так беспокойно вспомнился, потому что радиус излучения радио-микрофона был около ста метров, и крамольные разговоры мог записать любой, кто прослушивал по — соседству ультракоротковолновой диапазон.

Попавшись на «Гулаге» , Найденов срывающимся голосом пытался потом доказывать:

— У нас даже нет запрещенной для чтения литературы! Только запрещенная для распространения есть. А я ведь не распространял…

— Да, фактов, что ты пересказывал содержание, нет. Правда, я еще не всех допросил. Твой Олегов что-то не является на беседу…

Но теперь — то не открутится. Телефонограмму для служебного пользования пересказал — это раз. Аксенова утаил — это два. Да и Олегов что-нибудь расскажет, неужели нечего сказать о соседе по комнате?

Михалыч достал из ящика под кроватью бутылку «Нарзана» , открыл ее и сделал несколько глотков. Пузырьки газа защипали в носу, он нажал на переносицу, чтобы не чихнуть.

— Пора, мой друг, пора, — пробурчал себе под нос он и направился к выходу.

…Этот солнечный день начался празднично: из дивизии прислали ансамбль художественной самодеятельности. Особым успехом пользовались номера с участием женщин. На звуки музыки из-за стены, где размещалось французское посольство, высовывались любопытные головы. Последние номера давал ВИА «Верность» . Последние потому, что через неделю эту группу, игравшую на инструментах, подаренных ЦК ВЛКСМ, разгонит начальник политотдела дивизии после того, как до него дойдет кассета «ночных» записей группы, на которой в форме музыкальных пародий высмеивались не столько Антонов и Высоцкий, сколько «интер — нужный» долг.

Почти весь полк сидел на табуретках, обступив площадку с артистами. Никто не обратил внимание на бронетранспортер с бортовым номером комендантской роты дивизии, мягко подкативший на толстых колесах к будке дежурного по части.