Шоколадная медаль - Валерий Цапков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это ведь не мука?
— Конечно же мука, — усмехнулся майор. — Ты на какой машине приехал?
— На двадцать второй.
— Позови механика. Скажи ему, чтобы эту муку загрузил в десантное отделение. Больше ничего не грузи. И потише, потише… Не отвлекай людей.
— Все понял, — ответил Олегов.
Майор двинулся к «Мерседесу» с искореженным двигателем. Там под руководством Люшина уже шла разгрузка. Кузов оказался забит тюками с одеждой, картонными коробками с какой-то аппаратурой, огромными круглыми банками с овощными консервами. Не было пока лишь оружия. То ли его не было вовсе, то ли его унесли бесследно пропавшие хозяева каравана.
— Дух! Я нашел духа! — восторженно завопил кто-то из солдат.
Все дружно бросились на голос, раздавшийся со стороны, где возле большого плоского камня валялась туша верблюда, как видно, при первых разрывах снарядов бросившего в сторону, но не убежавшего от осколков. Под камнем лежал, тяжело дыша и затравленно оглядывавшийся, худой мужчина лет тридцати пяти. Ноги его были перебиты и окровавлены.
— М…да, куда нам его тащить? — с досадой произнес майор.
— Разрешите, я его пристрелю? — выскочил вперед Цыплухин, разбитной парень, всего месяц назад переведенный «на исправление» из комендантской роты дивизии.
— А почему ты? — с обидой спросил Куцый, механик-водитель командирской машины.
— Тихо, парни, он пленный, его теперь убивать нельзя, — с сожалением в голосе утихомирил спорщиков майор.
— Понятно, — вздохнул Куцый и пошел к каравану, справедливо полагая, что там есть еще много интересного.
— Ничего им не понятно, — усмехнулся майор и посмотрел на лейтенанта Люшина.
— Простые они парни, не образованные. Женевской конвенции не читали, — ухмыльнулся Люшин.
— А ты читал? — улыбнулся майор и краем глаза посмотрел на раненого.
— А как же. Да вы идите, я посторожу — заверил Люшин.
— Ну-ну, — неопределенно отозвался майор и повернулся к Моисееву, — Пошли, подведем итоги…
Едва они отошли метров на тридцать к тому месту, где в кучу складывали трофеи, как за спиной прогремел выстрел.
— Он в меня пытался ножом бросить! — крикнул им Люшин, в одной руке сжимая автомат, а в другой показывая блеснувший на солнце предмет.
Моисеев вопросительно и с тревогой посмотрел на майора, а тот успокаивающе кивнул головой:
— Действия совершенно правильные. Он у вас далеко пойдет. Можете даже медальку ему дать за смелость и мужество.
…Еще через час, когда солнце уже клонилось к горизонту, комдив брезгливо смотрел на кучу трофеев, выложенную метрах в двухстах от командного пункта.
— Все сжечь! — сквозь зубы сказал он.
— Товарищ полковник, там лекарства есть, мешки с плазмой, разрешите их для медсанбата?
— Ладно. Все остальное — сжечь! — упрямо произнес комдив.
Все свалили в пустой капонир, облили соляркой и подожгли.
— Разойдись, все разойдись! — тщетно пытался разогнать комендант зевак, прибежавших посмотреть, как горят тюки с джинсами и лопаются японские магнитофоны.
Олегов стоял метрах в пятидесяти от костра, сумерки уже сгущались, когда кто-то тронул его плечо рукой. Он обернулся и увидел знакомого майора и подполковника, который был ему еще не знаком.
— Вот он, — указал майор на Олегова. Розоватые блики от костра играли на их лицах.
— Старший лейтенант Олегов, — представился Олегов подполковнику.
Тот кивнул головой и протянул руку. Обменявшись рукопожатиями подполковник улыбнулся.
— Если нужна будет помощь — обращайтесь в любое время.
Олегов благодарно кивнул головой.
— Никто в полку не обижает? — спросил подполковник.
— Да нет, никто.
Почувствовав какой-то азарт, эту фразу Олегов произнес со вздохом, провоцируя дальнейшие расспросы.
— А особист не тревожит?
— Да так…
— Все понятно. Спи спокойно, — засмеялся подполковник.
Расставались они довольные друг другом, всем троим казалось, что удача будет сопутствовать всегда. А между тем, так будет не всегда…
…Один из них, со временем, выложит на стол детский портфельчик, забитый сторублевками и скажет: «Сажайте лучше, я боюсь… «Но и тюремная камера не спасет его. Входя в свое новое жилище с зарешеченными окнами, он разочарует своих соседей тем, что машинально поднимет лежащее на пороге полотенце, вместо того, чтобы наступить на него. В миг по приговору военного трибунала можно лишиться звания, но от офицерской неприязни к беспорядку и грязи можно в миг избавиться, лишь когда тебе стальной спицей сквозь ухо протыкают во сне мозг…
Другой пустит себе в лоб пулю, переполошив тех, кто выскочил из стенного шкафа, чтобы поймать его с поличным, когда из конверта с секретной почтой из Союза посыплются зеленые и коричневые купюры… «Дурак» — скажет про него командир взвода шестой роты, обожавший блатные песни, и будет прав со своей точки зрения. Славик считал себя изобретателем нового способа контрабанды валюты, при котором бояться совершенно нечего. Он находил афганских офицеров, у которых родственники учились в СССР и договаривался: ты даешь мне афгани, а твоему брату, который учится в Ростове, пришлют деньги по почте… «Думать надо, тогда и пистолет не понадобиться, «— сам себе говорил Славик…
Третий со временем придет на заброшенное кладбище на окраине Ташкента, найдет могилу с покосившейся жестяной пирамидкой и звездой, прочтет на почерневшей табличке свое имя и ухмыльнется, и эта кощунственная на кладбище улыбка будет замечена ветхим стариком, сидящим в стороне на камне, и блеснет у него в руке маленький серебристый пистолетик, и прогремят выстрелы…
ГЛАВА 26
Все рушилось. Стройные цепочки фактов превратились в никуда не годный кисель.
Все началось с того, что рядовой Костров, в изобилии снабжавший информацией об офицерах четвертой роты, замолк. Только через неделю майор Гаврильцов, которого все за глаза именовали просто Михал — Михалыч, прижал Кострова и выяснил, что случилось. Тот долго ныл, пускал слюни, а потом, наконец, выдал такое, чего Гаврильцов за долгую службу в органах госбезопасности ни разу не слышал.
— Замполит Найденов на политзанятиях поднял меня и объявил благодарность за политическую бдительность. Все стали спрашивать, за что? А он говорит, что, мол, Костров проявил бдительность, доложив о моем неблаговидном поступке в особый отдел. Мол, так и должны поступать настоящие комсомольцы, так завещал великий Ленин в статье «Берегись шпионов» . Все и начали ржать… Откуда он узнал? Я вам больше ничего не скажу…
Михал — Михалычу нечего было сказать в утешение бедному Кострову. При желании Гаврильцов мог бы крепко прижать Найденова, да и любого офицера, но не солдатский коллектив с его отличной от офицерской системой ценностей. По одиночке он на каждого мог найти управу, но ведь потом они снова соберутся вместе…
Из ряда вон выходил и скандал, который Найденов учинил в патруле. Когда нужно было назначать офицера в патруль или инспектора ВАИ, от роты обычно посылали Олегова или техника роты, прапорщика. И вот в кои-то веки был послан Найденов.
— Командор, все продают, а ты не продаешь?! — возмущенно спрашивал у него пацаненок, хлопнув рукой по пустой канистре для бензина.
— Никто тебе ничего не продаст, — твердо заявил Найденов, сам понимая, как смешно смотрится его твердость по отношению к мальчику.
— Почему Мишка не приехал? — пытливо спрашивал другой мальчик.
— Заболел.
…Но это было только начало. Еще не остыв от гнева в адрес Олегова, Найденову пришлось столкнуться еще с одной гранью привычной для этого квартала жизни.
— Командор, ты почему никому не даешь остановиться? — удивленно спросил худой индус в черной рубашке.
— Потому что нельзя.
— Может, пошли поговорим? — индус показал рукой в сторону своего дукана.
Такие случаи уже бывали, когда начальник патруля, не мелочась, сразу предлагал всем торговцам перекрестка «скинуться» на бакшиш подороже, взамен обещая обеспечить на день режим наибольшего благоприятствования в торговле.
— Вот что, парни, продавайте свои лавочки, идите работать на завод, — не скрывая ненависти, крикнул ему Найденов. Он действительно ненавидел этих торговцев, искренне принимая правоту Ленина, утверждавшего, что даже мельчайший элемент свободной торговли — это зародыш того, что неизбежно вырастет в капитализм. Сейчас он особенно клокотал от ненависти, чувствуя родственные связи между бизнесом индусов и вымогательством денег у молодых солдат в роте. Он чувствовал, что их интересы рано или поздно победят его идеалы, а джинсы по размеру и недорого можно купить только у них. И получается, что наличие в душе прочного нравственного стержня и наличие штанов — это взаимозаменяемая пара…