Брак по расчету - Барбара Картленд

Все это время после размолвки Карина преднамеренно вела себя таким образом, чтобы ни на минуту не оставаться с ним с глазу на глаз.

Он припомнил, как пытался объясниться с женой перед приходом гостей, но каждый раз получалось так, что она входила в парадную столовую либо когда дворецкий объявлял о прибытии первого гостя, либо чуть позже. Она долго извинялась за опоздания, правда, объяснения всегда выглядели убедительными.

Граф вспомнил и то, как однажды Карина сказала, что ее заветная мечта — присутствовать на скачках в Эскоте.

Накануне он выехал из Лондона на час позже, чем обычно, и прибыл в дом лорда Стейверли около семи.

Дворецкий приглашал гостей к столу, когда граф, переодевшись в спешке в парадный костюм, спускался по лестнице из отведенных для него комнат.

С большинством из приглашенных он встречался из года в год, но появились и новые лица. Он досадовал, что опоздал на церемонию представления гостей друг другу, хотел справиться о незнакомых у лорда Стейверли, но тут услышал, как один из них, молодой человек, сказал:

— Кстати, о скачках! Меррик приобрел потрясающих гнедых лошадей. Могу поклясться, вряд ли сыщешь лучше.

— Согласен с вами, — произнес почтенный джентльмен, которого граф тоже видел впервые. — Я случайно столкнулся с Мерриком на кембриджской дороге у въезда в город. Был затор, и я смог рассмотреть лошадей вблизи. Ни единого изъяна, просто великолепны. — Выдержав паузу, в течение которой возражений не последовало, он добавил: — Лошадки что надо, и дама Меррика — совершенно бесподобна.

— Вы с ней знакомы? — полюбопытствовал молодой человек.

— Я не знаю, кто она, но особа очаровательная. Огромные зеленые глаза… Таких глаз я еще не видел. Меррику следует воздать должное.

Повисла тишина. Та самая неловкая тишина, когда в приличном обществе допускается бестактность. Несколько мужчин взглянули на графа и сразу же отвели глаза. Он понял, что им известно, кто была спутница сэра Гая Меррика. Граф не сомневался: присутствующие гадают, знает ли он о том, что его заклятый враг и жена дают повод для сплетен.

В нем закипела злость, однако, понимая, что в подобной ситуации лучший выход — не обращать на сплетни внимание, граф, повернувшись к своему ближайшему соседу, произнес ровным голосом:

— Если будет дождь, король вряд ли приедет на скачки.

— Он, по-моему, был бы только рад такому предлогу, — живо отозвался тот. — Его величество должен обязательно выставить чистокровного жеребца на скачках, а это стоило бы ему кругленькой суммы. Хотя, справедливости ради, должен заметить, что в жокей-клубе король во всеуслышание заявил, что не остановится ни перед какими затратами, чтобы порадовать королеву, которая просто без ума от лошадей.

Следовало засмеяться, и граф сделал это, хотя на душе кошки скребли. Он ни на секунду не переставал размышлять над услышанным.

После ужина мужчины сели за модную карточную игру — эскарте. Граф проиграл большую сумму денег.

Придя к себе, долго не мог уснуть.

Про проигрыш он даже не вспоминал, мысли о Карине, о сплетнях не давали ему покоя.

И теперь, прогуливаясь по лужайке, он невольно вглядывался в толпу, не мелькнет ли где Меррик. Если он не в Эскоте, значит, с Кариной? Граф сурово сдвинул брови, и несколько знакомых, намеревавшихся поздороваться с ним, увидев злую гримасу на его лицо, сочли за благо свернуть в сторону.

Герцог Ричмонд, президент жокей-клуба, попросил графа и еще нескольких титулованных дворян встретить короля и королеву.

Граф услышал прокатившееся вдалеке «ура!» — не столь мощное, какое следовало ожидать, усмехнулся он, и спустя минуту уже занял свое место среди встречающих. Королевские особы прибыли в сопровождении внушительного кортежа. Восемь карет, каждая запряженная в четверку лошадей, два фаэтона, легкие коляски, запряженные пони, несколько жеребцов, которых вели под уздцы. Герцог Ричмонд сидел рядом с королем и королевой; премьер-министр лорд Грей ехал следом в одной из карет. Короля сопровождали трое незаконнорожденных сыновей: граф Мюнстер гарцевал на породистом жеребце сзади отцовского экипажа, пастор Август и Фредерик ехали в фаэтонах.

Когда кортеж поравнялся с группой встречающих, граф отметил, что прием, оказываемый королю, был достаточно сдержанным. Георга IV встречали в свое время с гораздо большим воодушевлением. Затем вместе со всеми граф пошел к парковке, устроенной за трибунами, куда проследовал кортеж.

Король был в отличном расположении духа. На лице его сияла улыбка. Огромная бобровая шапка, голубой камзол, белоснежные нанковые панталоны придавали его фигуре живописность. Золотой брегет наигрывал мелодии каждую четверть часа, толстая золотая цепь блестела на солнце.

На королеве, как всегда, был необыкновенно элегантный туалет и без счета сверкающих драгоценностей.

Они пожали руки встречающим их джентльменам и в окружении придворных направились в ложу. Толпы народа приветствовали их, чуть не вываливаясь за перила. Король и королева, улыбаясь, раскланивались направо и налево. Все было готово к тому, чтобы начать скачки.

Королева посматривала на туалеты дам. Нынче в моде были атласные шляпки с очень высокой тульей. Ветер трепал волны прозрачной вуали, свешивающейся с довольно широких полей. Некоторые завзятые модницы выглядели весьма экстравагантно в этих шляпках и обычных нарядах в стиле эскот. А те, что посмелее, облачились в туалеты с огромнейшими рукавами, густо присборенными на плечах и зауженными к запястью. Подкладные широченные плечи контрастировали с сильно стянутыми, осиными, талиями.

— Подними программу, дорогой, — услышал граф, проходя между рядов на трибуне. — Если я пошевелюсь, раздастся такой треск, что лошади испугаются и понесут.

Граф был озадачен, поскольку не понял и половины сказанного.

В королевской ложе, обитой изнутри алым бархатом, граф подошел к королеве, отдыхающей в роскошном кресле, и произнес приличествующие случаю слова. В глубине ложи, где толпились дворяне, подавали прохладительные напитки. По протоколу графу вменялось в обязанность первым делом оказать внимание королеве. Сделав это, он, вздохнув с облегчением, направился к королю.

Граф симпатизировал этому обаятельному человеку, несмотря на то что тот иногда пускал пыль в глаза. Граф понимал, что Георг впервые приехал на скачки в Эскоте будучи коронованной особой, поэтому было необходимо, приветствуя короля, подчеркнуть это обстоятельство в изящных и приятных для его величества выражениях.

Новоиспеченный монарх, не скрывая, наслаждался своим положением. Король был сама любезность, источая монаршую милость в разговоре с премьер-министром, в беседах с придворными, со всеми, кто так или иначе попадал в поле его нового бытия. Его величество со всеми был обходителен и приветлив, но только не с герцогиней Кентской. Он о ней слышать не хотел и иначе, как «эта особа», ее не называл.