Убийца из детства - Юрий Александрович Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удивительно, но в средневековый интерьер весьма органично вписался огромный плоский телевизор на тумбочке, журнальный столик и массивные мягкие кресла возле него. Окно, дабы не портило ощущение древности, скрыто за тяжелыми полупрозрачными шторами.
Журавлев подошел к окну, отодвинул штору – и восхитился. Вид был изумительный. Вьющаяся лента реки со скользящими по ней яхтами под белоснежными парусами. Неблизкий – река-то широкая! – противоположный берег слегка размыт пеленой полупрозрачной дымки, что делало его еще более далеким. А на переднем плане, далеко внизу, – разноцветье крыш.
Он отошел от окна и опустился в массивное мягкое кресло перед изящным столиком на изогнутых ножках. На столике – три фотографии в рамках. На той, что слева, совсем еще молодой Сашка с красивой девушкой в национальном белорусском платье, в панёве и фартуке. Оба счастливо улыбаются. Вне всяких сомнений, это его жена. На второй фотографии между Сашкой и его женой стоит маленькая девочка. Красивое, как у ангелочка, лицо с большими, словно блюдца, карими глазами. Нарядное короткое платьице. В волосах два огромных, большее ее лица, белых банта. На третьей – уже взрослая девушка. Такая же хрупкая, как танцовщица на картине. Необыкновенно красивая, очень похожая на малышку, что стоит между Сашкой и его женой. Такие же огромные глаза. Взгляд пронзительный и колкий, с прищуром, словно она смотрит на солнце.
– Это дочка, – раздался над ухом голос Баракина.
Журавлев от неожиданности вздрогнул. За его спиной с подносом в руках стоял Сашка.
– Мое семейство! – гордо произнес Сашка. – Как тебе мои девочки?
– Жена – просто королева красоты! А дочка и того краше! На тебя похожа!
– Ну, так! – довольно улыбнулся Баракин. – Если бы в молодости задумал развестись – фиг бы от алиментов отвертелся. Даже без генетической экспертизы.
– Учится? Или уже работает?
– Жена хотела, чтобы Илька стала балериной. У самой не получилось, так на дочку надеялась. Но – не срослось. Хотя девчонка не без творческих способностей. Картину видел? – Сашка показал на стену. – Она нарисовала!
– Красиво! – сказал Журавлев. – Так она художница?
– Нет! – нехотя ответил Баракин. – Так, пробует себя то в одном, то в другом. Садись за стол! Побалуемся чайком!
Сашка бойко, как заправский официант, расставил на столе чашечки, блюдечки, розеточки. А сам непрерывно болтал:
– У меня на работе приятель есть. Я его зову Кузьмич. Почти ровесник мне, всего на пару лет старше. У него дочь уродилась, как говорят, ни в мать ни в отца, в прохожего молодца. Он всю жизнь мучился сомнениями. Особенно, когда на грудь примет. Даже заплакать мог. В позапрошлом году дочка замуж вышла. Недавно мальчишку родила. Малыш, ты не поверишь, вылитый Кузьмич! Овал лица, нос, глаза, губы – все один к одному. Когда после работы ножки обмывали, он и говорит: «Ну, теперь я верю, что не чужого ребенка растил! Дочка – моя!» Забавно, правда? Ты чего бутерброд не берешь? Колбаска свежайшая!
– Я уже попробовал. Вкусно!
– А я сегодня в отгуле! – словно не услышав его, продолжал болтать Баракин. – Начальник у меня сменился. Первым делом за трудовую дисциплину взялся. Оказалось, он очень не любит, когда у подчиненных есть дни от отпуска, отгулы и все такое прочее. Потребовал, чтобы срочно использовали всё, что к новогодним каникулам копили. Вот отдыхаю. На хозяйстве. Супружница моя изволила отбыть на родную сторонку. Отзвонилась уже. Добрались без происшествий. Сейчас тоже небось чай пьет с земляками да родственниками.
– А ты чего с ней не поехал?
– Ей и без меня не скучно. Она же с Илькой укатила. А еще у нее в планах могилки родителей обиходить. Сорняки вырвать, цветочки посадить. Помощи от меня в этом деле – ноль. Опять же, она у меня любительница в храмы да в монастыри наведываться. Тут я тоже ей не компаньон. Да и на работу мне завтра.
– Понятно! – сказал Журавлев, отодвигая пустую чашку.
– Еще налить? – встрепенулся Баракин.
– Нет, спасибо. Вообще-то я к тебе, Саша, не просто так забрел.
– Знаю! – усмехнулся сразу посерьезневший Баракин. – Звонил мне Телков. Перед твоим приходом. Сказал, что ты и Таня ищете убийцу Надежды. Среди одноклассников.
– Ты в это не веришь?
– Во что? – прищурился Баракин. – Что ищете? Или что Надю убил кто-то из наших? И он же Василия чуть не замочил?
– Ты же понимаешь, Саша, о чем я…
– Понимаю, конечно!
– Так веришь или нет?
– Сказать, что такого не может быть – не могу. В жизни всякое случается. Но и указать: кто? – тоже не могу. Вот и думай, верю я или нет.
– Так ведь и я в таком же положении! – признался Журавлев. – Вроде бы убийцей должен быть наш одноклассник. Но ни про кого не могу сказать: вот он! Одно только знаю. Если преступник – наш одноклассник, то причина его поступков кроется там, в школьных годах. Но это же сумасшедшим надо быть, чтобы убивать за детские обиды! А ни у кого из наших, как я сам видел, крыша не съехала!
Журавлев замолчал. Молчал и Баракин. А потом медленно, в свойственном ему стиле, который Журавлев заметил еще на встрече у Тани, принялся рассуждать:
– Возможно, чтобы в школьные годы Надежда кому-то из нас списать домашнее задание не дала? Вполне. А Вася …ну, например, канцелярскую кнопку на стул подложил. Запросто. И то, и другое вполне могло быть. Только это никак не может стать поводом для убийства. Мелко! Забылось давно! А если и нет, то вспоминается со смехом. Даже если убийца из-за Надюхи двойку получил. А из-за Васиной кнопки у него тогда задница распухла. То есть если дело в обиде, то она должная быть серьезной. Что это может быть? Разбитое сердце. Растоптанная первая любовь. Измена. Предательство. Что-то такое, что сказалось на всей жизни! Или стало причиной сильного разочарования. Верил человек в
