Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов

30-е годы столетия ознаменовались в Нижегородском крае, как и везде в стране, крупными, необъяснимого происхождения, пожарами. Ходили слухи, что огненное бедствие — дело бродячей шайки поджигателей. Центральная власть разослала городовым воеводам и крупным монастырям предупредительные грамоты, в которых описывались приметы «зажигальщиков». Такую грамоту получил архимандрит Рафаил — настоятель Печерского монастыря.

«В прошлом в 138 году июня в 19 день послана тебе с братией заказная память и под памятью имена воров-зажигальщиков с приметами, которые зажигали в Москве и пошли по городам. И буде которые приезжие люди и прохожие учнут приходити в Печерский монастырь и буде они в те приметы посойдутся, таких людей велеть задерживать и в железа ковать…

А в нынешнем во 139 году, сентября в 4 день писали из Арзамаса воевода кн. Венедикт Оболенский да подьячий Макарий Чукарин, что пойман у них в Арзамасе вор-зажигальщик Митька Данилов сын торопченин и в распросе-де тот Митька сказал: «…пришел он в Арзамас из Нижнего и в воровстве и в зажигании на себя и на товарищей своих зажигальщиков говорил, которые зажигальщики зажигали на Москве и которые с Москвы посланы по городам зажигать, а послали-де их с Москвы черкас Пежегор и боярский сын Юрий Редриков. Да в распросе же зажигальщик Митька сказал, что Арзамас город они зажгли, а из Арзамасу идти им было зажигать в Нижний Новгород… А имена ворам-зажигальщикам написаны в арзамасской отписке: Салтыкова (крепостные) люди Мишка Микифоров — лицом румян, волосы и борода изчермна русы, голова посечена, на грудях мети. Гришка Васильев — ростом высок, собою тонок, бороду бреет, правая нога пробита из пищали. Андрея Голубовского люди: Ивашка Васильев, Васка Чюрван. Ефима Бутурлина люди: Федька Юдин, Степанко Иванов, подслеп, Мишка Степанов, Ондрюшка Белолик… И таких людей приводить в Нижегородскую Съезжую избу к воеводе Ивану Никифоровичу Трахониотову да к дьяку Богдану Поздееву…»».

Несмотря на наказ государя, «зажигальщиков» поймать не удалось.

Правящим московским кругам было от чего приходить в уныние. Сургутский казак Алешка Леонтьев, побывав в столице накануне похода под Смоленск (1632), так передавал царившее там настроение: «Был-де он, Олешка, на Москве и с Москвы приехал вскоре. А делается-де на Москве нестройно… разделилась-де Москва на трое: бояре — себе, а служилые дворяне — себе, а мирские всяких чинов люди — себе ж. А государь-де для того в кручине».

К 1641 году относится связанное с Нижегородским краем «происшествие», сильно встревожившее московских бояр и царя.

17 декабря думный дьяк Гавренев на заседании боярской думы передал царю Михаилу посыльную грамотку нижегородского сына боярского Прохора Колбецкого, адресованную из Москвы в село Малые Резанки Нижегородского уезда отцу, помещику Григорию Колбецкому. Грамотку перехватил в пути боярин Прозоровский, наблюдавший за поведением служилых дворян в столице.

В письме, довольно длинном, после строк о семейных делах шли столичные вести:

«…Сообщаю, что сейчас я в Москве со многими другими служилыми дворянами, на Рогожах стою… Здесь у нас смятенье великое между городами и Москвою… В народе говорят, что боярам быть от Земли (от ратных людей) побитыми… Из городов на бояр выбрали пятериков бить государю челом… Азов осажден от турских людей накрепко, и всего только пять казаков оттуда убежали и сейчас находятся в Москве… Служить в Москве трудно, и служба наша безконечная».

Сообщения в провинцию таких столичных «новостей» правительство сочло за «воровство» и подвергло отца и сына Колбецких пристрастному допросу.

Напрасно виновник этой следственной кутерьмы Колбецкий-сын утверждал, что «писал он грамотку так спроста мирскою молвою, а не с каким-либо умыслом или по подговору лихих людей…». Прохорку строго наказали, «чтобы другим неповадно было», а правительство стало спешно принимать меры оборонительного характера против возможных народных волнений.

«Береженого бог бережет», — сказал перепуганный нижегородский воевода Данила Иванович Ладыгин, получив в 1646 году приказ спешно привести в боевую готовность стены кремля.

Однако поручение оказалось сложнее, чем думал воевода. Пришлось ему вместе с дьяком пораскинуть мозгами, составляя осторожное донесение царю.

«…Государю царю и вел. кн. Алексею Михайловичу всеа Русии холопы твои Данилка Ладыгин и дьяк Глебка Патрикеев челом бьют… Написано нам, холопам твоим, велеть в Нижнем в городе по воротам, и по башням, и по стенам караулы держать, и к городу, и к острогу, и к народу, и к зелейной, и к свинцовой казне бережение держать великое, чтобы Нижнему городу, и острогу, и всяким городовым местам порухи никакой ни от кого не было…

А в Нижнем, государь, Новегороде у каменного города от Борисоглебской башни да по Зачатцкую Белую башню вся стена рушится, и через рухлую, государь, стену по сторонам Белой башни против Зачацкого монастыря изнутри города за город и из-за городу сквозь стену в город переходят люди. И по городовой, государь, стене зубцы иные обрушились, да и в иных местах по городовой стене кровлю погодою посорвало ж и кровельные доски изгнили. Да в Нижнем же, государь, Новегороде около посадов поставлены были два острога деревянные, и те оба острога развалились и сгнили без остатку, и острожные башни повалились, и рвы от вешней воды заплыли. И о том, государь, как ты нам, холопам твоим, укажешь».

Встревоженное правительство затребовало «смету» на починку укреплений.

Смету составлял крупный купец Семен Задорин. Ему такое поручение не было в диковинку: до этого он соорудил от своих щедрот три каменные церкви в Нижнем.

Кремлем занялись вовремя — со всех сторон начали поступать тревожные вести о начавшихся выступлениях «скопом» вотчинных крестьян, а кое-где также ясачных чувашей и татар.

Тяжко жилось в ту пору людям нерусской национальности. Мордва и татары, мари и чуваши, населявшие Поволжье, были вдвойне угнетены: тяжелейшему социальному гнету сопутствовал еще гнет национальный — такою была повсеместная практика самодержавных властей.

Испуганные вотчинники всполошились. Находясь большей частью в Москве, далеко от своих имений, они стали письменно требовать от своих приказчиков принятия строгих мер:

«…Москва, 1648 года, июня 11 дня. От Бориса Ивановича Морозова в Арзамасскую мою вотчину в село Богородичное и в село Знаменье и в село Рождествино и в деревню Кемары и в деревню Княж-Павлово с деревнями и