Можно ли обижать мальчиков? - "Yelis"

…

— Хорошо! Обязательно передам! Пока!

Снова ткнув пальцем в телефон (я уже сообразил, что этот аппарат был именно им), женщина спрятала его обратно в карман и, посмотрев на меня, сказала:

— Лиза, Люда и Лена передают тебе привет и пожелания скорейшего выздоровления!

Я, уставившись на карман с телефоном, только и пробормотал:

— Спасибо!

Да уж, Шерлок Холмс доморощенный, — не смог сопоставить фамилии Валентины Николаевны и медсестры Лизы, которая ухаживала за мной в реанимации. Только после увиденного и услышанного я понял, что Кондрашова Елизавета Вячеславовна приходится дочерью Кондрашовой Валентине Николаевне и работает в отделении у своей тётки Кочур Марии Степановны. Семейный подряд и трудовая врачебная династия получаются!

Что касается моей ситуации, то в голову неожиданно пришёл ещё один возможный вариант произошедшего со мной. А что, если я переместился не во времени, или не только во времени, а попал в какой-то параллельный мир, очень похожий на наш? Но опять-таки, как я об этом могу узнать без расспросов, которые делать нельзя? Да и не всё ли равно? Принципиальной разницы для меня — мир или время — я не вижу.

И по поводу мужчин непонятно — отчества есть, а самих отцов не видно.

В палату я вошёл сам, спрыгнув с каталки перед самой дверью. Мои сопровождающие вошли вслед за мной, оставив тележку в коридоре. Проходя мимо туалета, я вспомнил увиденное в зеркале:

— А шрамы у меня так и останутся?

— Нет, Слава. — ответила Валентина Николаевна, переглянувшись с сестрой, которая утвердительно кивнула головой. — Глубоких повреждений кожи там нет, так что уберём мы эти отметины. И будешь ты, как новенький.

— Это всё от удара молнией?

— Мы не знаем, а ты не помнишь. — развела руками она. — Но предполагаем, что это так.

— А знаешь, что? — подключилась Мария Степановна. — А давай начнём прямо сейчас?

— Сейчас? — удивился я. — Давайте! А что нужно делать?

— Ложись на кровать и закрой глаза. — велела Валентина Николаевна.

Дождавшись, пока я это сделаю, она продолжила:

— Мария Степановна займётся лицом и шеей, а я твоими руками. Постарайся при этом не шевелить ими.

Закрыв глаза, я почувствовал, как руки одной женщины коснулись моего лба, а другой — подняли мою правую ладонь. Смазав кожу чем-то прохладным с приятным цветочным ароматом, женские пальцы начали легонько поглаживать места поражения током, будто втирая их в кожу. Неприятных, тем более болезненных, ощущений не было. Наоборот, моя кожа ощутила приятное тепло, перетекающее ко мне с женских рук. И стало настолько щекотно, что я заёрзал ногами по кровати.

— Терпи, Вячеслав, это не должно быть больно. — с напряжением в голосе проговорила Мария Степановна.

С каждым новым поглаживанием сила нажатия на кожу, как и количество передаваемого тепла, всё больше увеличивались. Но до новых ожогов дело не дошло. После определённого момента сила воздействия рук постепенно пошла на убыль. И закончилось всё опять лёгким поглаживанием. Весь процесс по ощущениям напоминал лепку пластилина на уроках труда в начальной школе.

— Всё, можешь открыть глаза. — как-то сдавленно произнесла Валентина Николаевна, отпуская мою руку.

«Массаж, конечно, это хорошо. Но разве можно им вылечить ожоги?» — непонимающе уставился я на сидящую на кровати женщину.

Видимо прочитав этот вопрос на моём лице, целительница указала глазами на результат своих трудов.

Посмотрев на руку, я ошеломлённо замер — на месте одного из шрамов, правда самого маленького, осталось небольшое красное пятно на абсолютно гладкой коже.

Этого не может быть! Подняв руку ко лбу, я попытался нащупать другой ожог, который обрабатывала Мария Степановна. И не смог его найти.

Устало улыбающаяся за моей головой Мария Степановна указала рукой на дверь туалета. Вскочив, я со всех ног бросился в указанном направлении, снова едва не споткнувшись о коварный порог.

«Это мистика! Такого просто не может быть!» — ошарашено думал я, глядя на аналогичное красное пятно на лбу. Потёр глаза руками — ничего не изменилось: пятно не исчезло, шрам не вернулся. Не веря тому, что вижу, дотронулся до ровной упругой поверхности новой кожи. Ощутив слабое жжение, как после первого солнечного загара, я поспешно отдёрнул руку.

— Этого не может быть! — прошептал я, выходя из ванной комнаты. — А зачем нужно было закрывать глаза?

— А, чтобы сюрприз получился! — хором произнесли довольные произведённым эффектом улыбающиеся целительницы, ожидавшие меня у двери.

— Да уж, сюрприз действительно получился. Спасибо вам! — глаза неожиданно наполнились влагой. Что-то слишком часто я плачу в последнее время. В порыве благодарности, и чтобы скрыть слёзы я обнял обеих женщин. — И остальное так же убрать можно?

— Мы же обещали тебе, Слава. Или ты нам не поверил? — ответила Мария Степановна, поглаживая меня по голове.

— Конечно не всё сразу, так как это очень тяжело даже для нас. — добавила не отстающая от неё Валентина Николаевна. — Но за неделю-другую мы справимся с этой проблемой.

— Спасибо вам большое! — ещё раз повторил я.

— Пожалуйста, Слава! — ответила Валентина Николаевна. — А теперь — иди, отдыхай!

— И мы тоже немного отдохнём. — проговорила Мария Степановна, открывая дверь палаты и увлекая сестру за собой.

Отдохнуть, спокойно повалявшись на кровати, получилось не более часа. Затем снова открылась дверь, впуская в палату обеих заведующих.

— Тут к тебе представители полиции пришли. Хотят задать несколько вопросов. — обратилась ко мне Мария Степановна, а Валентина Николаевна подтвердила кивком головы. — Они и раньше приходили. Но ты тогда был без сознания, а потом спал, и мы их не пустили. Ты как отдохнул? К разговору с ними готов?

Конечно, я к нему не готов, но не скажешь же об этом. Поэтому в свою очередь кивком подтверждаю, что как пионер — всегда готов.

Открыв дверь палаты, Мария Степановна впустила ещё двух женщин, которые точно не были представителями нашей доблестной милиции.

Форма вошедших полицейских очень походила на строгую чёрную форму штандартенфюрера СС Макса Отто фон Штирлица из упомянутых ранее «Семнадцати мгновений весны», разве что цветом была тёмно-синей. Приталенные кители, на левом нарукавном шевроне которых был изображён двуглавый орёл, украшали серебряные на вид пуговицы. Такими же были звёздочки и лычки на наплечных погонах. Кокетливая шляпка-фуражка и пилотка покоились на миленьких капитанской и сержантской головках. На обоих головных уборах прикреплены кокарды с бело-сине-красными овалами в стиле флага царской России. Стройные ноги капитана, обтянутые телесного цвета чулками или колготами, до колен скрывала узкая форменная юбка. Ноги сержанта рассмотреть не удалось — помешали её брюки.

Кивнув врачам, старшая по званию подошла ко мне, а младшая уселась на пустующую соседнюю кровать, положив на колени прозрачный, стеклянный на вид, прямоугольник, размером примерно с книгу, и, достав откуда-то, откуда я не понял, ручку, приготовившись видимо писать протокол допроса. Правда на чём она собралась писать, я так и не сообразил — никакой бумаги в её руках видно не было. Но длине ногтей (сантиметра два, а то и два с половиной) на тонких пальцах я изумился.

Оценив готовность сержанта, капитан повернулась ко мне и вскинула руку к козырьку форменной шляпки:

— Здравия желаю, молодой человек! Разрешите представиться: следователь Пензенского отдела внутренних дел капитан Симонова Татьяна Викторовна. Мне поручено вести дело о происшествии с вами.

Так, как представлять сержанта, по-видимому, было необязательно, то женщина продолжила, поведя рукой:

— Так как здесь и сейчас отсутствуют ваши родные, и мы, соответственно, не знаем, кто они, то ваши интересы временно согласилась представлять присутствующая в палате Кочур Мария Степановна. Вы согласны с такой кандидатурой попечителя?

Я посмотрел на Марию Степановну, которая кивнула мне головой. Переведя взгляд на следователя, я тоже кивнул.