Можно ли обижать мальчиков? - "Yelis"

— Подтвердите вслух, пожалуйста. — настояла следователь.

— Согласен. — прохрипел я.

— Назовите, пожалуйста, свои фамилию, имя и отчество.

Вот вежливая какая — аж противно! И настырная такая же.

— Елизаров Вячеслав Александрович. — ответил я, глядя как девушка-сержант, судя по всему, записывает эти сведения тыкая тем, что я поначалу принял за ручку, в кусок тонкого стекла, уложенный на свои колени.

— Назовите, пожалуйста, дату и место своего рождения. — отвлекла меня капитан от наблюдения за непонятными действиями своей коллеги.

— Не помню, Татьяна Викторовна! — «А вот тебе, что ты на это скажешь?» — мысленно почему-то обрадовался я.

Я посмотрел на замершего следователя, а потом на сержанта, которая, непонимающе уставившись на капитана, проговорила:

— И что мне писать?

— Подожди! — отмахнулась от неё Татьяна Викторовна.

— Я ведь говорила вам, что у него амнезия. Кроме своего имени Слава ничего из личной жизни не помнит. — вмешалась Мария Степановна.

Не обратив никакого внимания на реплику врача, следователь засыпала меня ворохом вопросов:

— Где вы живёте? Кто ваши родные? Вы учитесь? Где? Что с вами случилось? Где это произошло? Вы хоть что-то можете нам сообщить?

— Извините, но я и правда ничего не помню. — пожав плечами, сообщил я растерянным женщинам при исполнении, глядя на них максимально честными глазами. — Если вы мне всё это расскажете, буду вам очень признателен.

— Не знаю, что и сказать! — пробормотала, разведя руками, Татьяна Викторовна. — У меня такое в первый раз.

— В жизни всё когда-то случается в первый раз. — изрекла стоявшая до этого молча Валентина Николаевна.

— Мне нужно официальное медицинское заключение о потере мальчиком памяти. — после недолгого раздумывания обратилась капитан к Марии Степановне. — Вы готовы его дать?

— Конечно! — подтвердила врач.

— Хорошо! — махнула рукой Татьяна Викторовна, обернувшись к сержанту. — Тогда напиши так: на последующие вопросы об идентификации личности, адресе проживания, месте, времени и обстоятельствах происшествия, потерпевший — Елизаров Вячеслав Александрович — ответить не смог, ссылаясь на потерю памяти, которая подтверждается врачом Пензенской областной клинической больницы Кочур Марией Степановной, являющейся одновременно временным попечителем потерпевшего. Медицинское заключение о потере памяти потерпевшим серия … номер … подпись … прилагается.

— Если Мария Степановна не против такой формулировки, — вопросительно обратилась следователь к моей попечительнице, отрицательно качающей головой, — то подойдите, пожалуйста, и в конце протокола после фразы: «Со слов моего временного подопечного — Елизарова Вячеслава Александровича — записано верно», проверьте дату и подтвердите свою личность.

Что Мария Степановна и сделала, приложив к куску стекла, который ей протянула сержант, большой палец правой руки, в которой был зажат ещё и её телефон.

Вот это номер! Если я правильно всё понял, то приложив палец к этому непонятному стеклянному устройству, Мария Степановна идентифицировала свою личность с помощью дактилоскопии.

И сразу в голове всплыла неожиданная информация: «Метод дактилоскопии базируется на исследованиях англичанина Уильяма Гершеля, который служил полицейским чиновником в Индии в конце девятнадцатого века. Он предположил, что папиллярный рисунок ладоней человека носит сугубо индивидуальный характер и не повторяется у разных людей. И в 1902 году в Великобритании произошло первое опознания преступника с помощью дактилоскопии. Однако, несмотря на широкое практическое применение, стопроцентного доказательства достоверности этого метода не существует».

Ничего себе у меня память! Я и не помню, где и когда об этом прочитал. А тут с такой лёгкостью всплыло в голове. А нет, вспомнил и это — в Большой Советской Энциклопедии в нашей городской библиотеке после просмотра первого фильма «Приключения Шерлока Холмса и Доктора Ватсона», основанного на произведениях Конан Дойля. Что-то мне не по себе становиться от таких подробных моих воспоминаний.

Я думал, что на этом всё и закончится. Однако капитан, после подписи, сделанной Марией Степановной, уходить не стала, а взглянув на неё, произнесла:

— А теперь мы попытаемся произвести идентификацию личности потерпевшего через наши базы данных. Поэтому, с вашего позволения …

Мария Степановна снова кивнула головой. А девушка-сержант, поднявшись с кровати, протянула мне своё стеклянное устройство. Посмотрев на него, я ничего не увидел, кроме тонкой чёрной рамки, растянутой практически на всю поверхность протянутого устройства и двух надписей над нею: «Сканировать» и «Отмена», в зелёном и красном прямоугольниках.

Не понимая, что от меня хотят, я посмотрел на стоящих вокруг меня женщин.

— Положи правую руку на середину поверхности сканера. — подсказала сержант, увидев мою заминку.

Подождав, пока я выполню её просьбу, девушка коснулась надписи: «Сканировать». Сверху вниз под моей рукой пробежала тонкая белая линия, а к существующим надписям добавилась ещё одна: «Сохранить». Проверив качество отпечатка ладони, сержант её и коснулась. Затем та же процедура повторилась с моей левой рукой.

— Теперь сканирование сетчатки глаз. — попыталась поднести прибор к моему лицу сержант полиции.

— Запрещаю! — громко воскликнула Мария Степановна, выхватывая сканер из рук девушки-сержанта.

— Извините, дамы! — немного смущённо произнесла моя опекунша, возвращая выхваченный прибор опешившим полицейским, — У моего подопечного повышенная чувствительность глаз к свету. Он может потерять сознание от болевого шока при этой процедуре. Поэтому я не могу разрешить её проведение. Может быть позже что-то и получится.

— Хорошо. Я поняла вас. — кивнула головой капитан, забирая прибор и тыкая по его экрану. — Попробуем обойтись без скана сетчатки.

— Голосовая идентификация сейчас тоже невозможна. Вы же слышали его голос! — подала реплику сержант. На что капитан согласно кивнула головой.

Глядя снизу на капитана и проводимые ею манипуляции, я видел только сосредоточенное женское лицо сквозь прозрачный стеклянный прямоугольник и подушечку указательного пальца, которым женщина касалась прибора в разных местах. Ручка или то, что её заменяло, так и осталась в руках сержанта полиции.

Наконец, оторвавшись от разглядывания того, что мне не было видно на экране, капитан со вздохом сообщила, что результат поиска отрицательный и идентификация потерпевшего, то есть меня, не произведена. Затем повторилась процедура с подписью ещё одного протокола моей опекуншей.

Но и это было ещё не всё. Меня, опять с разрешения Марии Степановны, сфотографировали той же стеклянной штуковиной в фас и профиль, а потом и в полный рост. Мария Степановна проследила, чтобы вспышка при этом не использовалась.

Представляю, как я выгляжу на этих фото (дать полюбоваться мне собственными изображениями дамы не сочли нужным): мелкий, худой, лысый, в больничной рубашке и в шлёпанцах. Хотя мне в принципе всё равно. Я ведь не девчонка — внешний вид меня меньше волнует. Главное — красота внутренняя! Ну, по крайней мере, нас так учили. А внутри я красавец! Правда, видно это только на рентгеновских снимках, которые тем же девчонкам не покажешь.

А мои наружные фотографии, цитата: «в порядке осуществления розыскных мероприятий», покажут по государственным Ру-нет-каналам. Знать бы ещё, что это за каналы такие. Скорее всего, типа телевидения нашего. Прикольно, если их покажут в рубрике «Их разыскивает милиция!» вместе с фотографиями матёрых уголовников. Вернее, полиция — надо привыкать к новому миру.

После сеанса фотографирования полицейские наконец-то решили покинуть нашу тесную компанию, а я вздохнул с немалым душевным, да и физическим облегчением. Что-то вымотало меня это мероприятие.

— Спасибо за содействие! Всего хорошего! — попрощалась следователь со всеми, вместе с молчаливой напарницей направляясь к двери. — Если ваш подопечный что-то вспомнит, обязательно нам сообщите.