Можно ли обижать мальчиков? - "Yelis"

Поднявшись с кровати, заведующая подошла к прикроватной тумбочке, в которую я так и не успел заглянуть:

— В твоей тумбочке есть печенье, фрукты и несколько бутылок воды. Не стесняйся, кушай всё, что там есть. Это специально для тебя принесли коллеги из терапии, реанимации, и других отделений нашей больницы. Ты у нас — местная знаменитость. Все — и медики, и пациенты, передают тебе пожелания скорейшего выздоровления и восстановления памяти. А может ты что-то уже вспомнил?

— Спасибо! — снова повторил я, отрицательно качая головой.

— На стуле пижама и нижнее бельё, которые ты просил вместо больничной рубашки. — продолжила инструктаж Валентина Николаевна. — Переоденешься, оставь рубашку санитарке, которая придёт менять твою постель через час. Из палаты пока никуда не выходи — ты сильно ослаб. Вопросы есть?

— Есть! — отрапортовал я. — Что показала томограмма? И где Мария Степановна?

— Ничего. В смысле всё у тебя хорошо. Никаких патологий мозга не выявлено. В этом плане ты полностью здоров. А у Марии Степановны появился новый пациент, вернее пациентка. Она сейчас ею занимается. Ну, на этом всё, мне тоже пора на обход. — торопливо произнесла Валентина Николаевна, выходя из палаты.

С облегчением вздохнув от приятной новости, что с головой у меня всё в порядке, я поднялся с кровати и взял в руки прозрачные запаянные пакеты с моей новой одеждой. В одном из пакетов лежали трусы и майка, в другом — пижама салатового цвета. Да уж, хоть цвет явно не мужской, но, как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят. Всё лучше, чем расхаживать в одной больничной рубашке — непривычно и поддувает снизу.

Выполнив все положенные ванные процедуры и переодевшись в новую одежду, я принялся знакомиться с содержимым своей тумбочки. Там были апельсины, мандарины, яблоки, несколько красочных упаковок печенья и шоколада. Отдельно стояли три высокие бутылки с водой ёмкостью не менее литра каждая.

Достав пачку печенья «Юбилейное с молочной глазурью», я потянулся к одной из бутылок, показавшейся мне сначала стеклянной. Свою ошибку я понял, когда взял её в руки. Бутылка прогибалась под моими пальцами! Вытащив её на свет, я понял, что изготовлена она из голубого прозрачного пластика. Закручивающаяся синяя крышка, как на некоторых наших водочных бутылках, облегчала её открытие, не требуя применения специальной открывалки.

А стакана, чашки или кружки в тумбочке не оказалось. Пришлось запивать очень вкусное печенье газировкой прямо из бутылки, придерживая её двумя руками. После печенья пришёл черёд мандаринов и апельсинов. Такого их количества я не видел у нас даже на Новый год. Но съесть получилось только одну мандаринку — в желудке больше не оказалось свободного места.

Так как из палаты выходить мне запретили, то до обеда я смотрел «телепередачи», которые показывали в моём окне, валялся в кровати, опять смотрел тот же канал — надоело, переключил приёмник на потолок — надоело ещё быстрее. Попробовал заснуть — не получилось. Мозг выспался на неделю вперёд, а тело требовало активности.

Встал с кровати, понаматывал круги, вышагивая по палате, решил поотжиматься — сдался после пятого разгибания рук, едва не расквасив себе нос. С прессом вышло получше — дошёл до десятки. После чего резво побежал к белому другу.

Сидя на унитазе, долго удивлялся такой неожиданной реакции организма на физические упражнения. Мысленно поблагодарил строителей за наличие столь полезного приспособления прямо в палате. Не знаю, успел ли бы я добежать до него, если бы туалет находился как в наших больницах в дальнем конце общего коридора.

Закончив удивляться, обратил наконец-то внимание на находящегося слева собрата моего унитаза. Я такого ещё не видел. Может он недоделанный? Нет сиденья, крышки. Сливного бачка и того нет. Вместо него приделан кран такой же конструкции, как и на умывальнике. Только сколько я не водил рукой, вода так и не потекла. А кран оказался механическим! Кроме проворачивания рычажка влево-вправо, его ещё нужно было поднимать для подачи воды и опускать для прекращения. В общем, странная конструкция непонятно для чего предназначенная. Не жопу же тут мыть?

Осмотрев более внимательно всю комнату санузла, больше ничего необычного для себя не обнаружил. «Ну и ладно! — совсем не расстроился я, моя руки и любуясь собой в зеркале. — И так развлёк себя на полчаса — не меньше. Пора и честь знать. А то зайдёт кто-нибудь в палату, а Вячеслава нет. А где же он? А вот — разглядывает и ощупывает унитазы в туалете».

Увиденное в зеркале мне определённо понравилось, так как шрамов на лице я больше не наблюдал. На руках — та же картина. Смутно вспомнились моменты моего недолгого бодрствования, когда Мария Степановна и Валентина Николаевна гладили меня по рукам, шее и голове. Нужно не забыть и обязательно сказать спасибо этим женщинам. Тем более, что ничем другим отблагодарить их сейчас я не могу.

Вышел я вовремя, едва не столкнувшись в дверях с теми, о ком я сейчас подумал. И, не откладывая в долгий ящик:

— Спасибо, Мария Степановна и Валентина Николаевна!

— За что, Слава? — хором спросили они и, переглянувшись, засмеялись.

— За это, — я провёл руками по голове и шее, — за новую одежду, за заботу обо мне и вообще за то, что спасли и лечили меня.

— Это наша работа, Слава. — опять произнесли хором женщины, снова засмеявшись.

— Ты, я вижу, в полном порядке? — спросила Мария Степановна, провожая меня до кровати.

— Да, всё хорошо. — ответил я, усаживаясь на постель. — А что у вас? Валентина Николаевна говорила, что у вас новый пациент.

— И даже не один, вернее не одна. — остановившись у окна, сообщила реаниматолог. — В одном из цехов «Дизельмаша» произошла авария. Пострадали три женщины. Но сейчас с ними всё хорошо, и они лежат в той же палате, где был ты.

— Это из хороших новостей, хотя тебя они напрямую и не касаются. — подключилась к разговору Валентина Николаевна, сидевшая на соседней кровати. — А для тебя Слава, у нас неутешительные новости.

Женщина поднялась, подойдя к сестре, всё так же стоящей возле окна:

— На днях звонили из полиции. Дело о происшествии с тобой закрыто, как они сказали, из-за отсутствия состава преступления. Виновных следователь не нашла. Свидетелей нет. Ты ничего не помнишь. Ведь так?

Я кивнул головой.

— Но не это главное. — продолжила Валентина Николаевна, положив руку на плечо Марии Степановны, которая резко отвернулась к окну. — Они не смогли найти ни твоих родных, ни друзей, ни знакомых, вообще никого, кто бы о тебе знал. Не помогла даже ежедневная трансляция по Ру-нету. Никто так и не откликнулся. Хотя мне непонятно, как такое вообще может быть?

Ну, ещё бы. Зато мне очень даже понятно. И я был бы сильно удивлён, если бы меня кто-то узнал.

— В связи с этим у нас, а точнее у Марии Степановны, к тебе есть очень серьёзный разговор. — Валентина Николаевна замолчала, глядя на свою сестру.

— Ну, ладно. — сказала она, видя, что та никак не принимает участие в разговоре. — Так как за это время твоя семья не нашлась, и неизвестно найдётся ли вообще, то Мария Степановна предлагает тебе …

— Я вас слушаю, Валентина Николаевна. — подтолкнул я заметно волнующуюся женщину. — Что хочет предложить мне Мария Степановна?

— В общем, ты ей понравился, и она хочет тебя усыновить. Что ты скажешь на это? — выпалила Валентина Николаевна, вопросительно уставившись на меня.

Мария Степановна же с такой силой сжала подоконник, что он начал потрескивать от созданного её пальцами напряжения.

— Ты можешь подумать столько, сколько нужно. Никто тебя не торопит. И без твоего согласия ничего не будет. — быстро проговорила она, повернувшись ко мне.

Да уж. Как говорится, шок — это по-нашему. Не ожидал я такого предложения. Да я вообще не думал ещё, что буду делать после выздоровления и выписки из больницы, как и на что буду жить. Хорошо, хоть медицина у нас бесплатная. Стоп, это у нас там она бесплатная. А у них тут — это ещё вопрос! Я, задумчиво прищурив глаза, посмотрел на врачих, всё также стоящих около окна и держащих друг друга за руки.