Убийственный Париж - Михаил Трофименков

Карьера рабочего-дубильщика, а затем торговца кожей из Гавра двигалась как-то сама по себе, даже президентом он стал случайно. Когда в 1895 году нервный и бесхарактерный Жан Казимир-Перье ушел в отставку, не выдержав на посту и семи месяцев, конгресс выбрал президентом министра ВМФ Фора, достаточно невыразительного, чтобы удовлетворить и правых, и левых. Ему не стали припоминать даже позорную организацию военной экспедиции, высадившейся на Мадагаскаре в декабре 1894 года. Завоевать остров труда не стоило: французы потеряли в боях лишь двадцать пять человек, правда пять тысяч семьсот пятьдесят шесть жизней унесли тропические болезни. Зато вспомнили, как он, едва ли не единственный из депутатов, выступал против авантюры со строительством Панамского канала. Выступал, конечно, не от прозорливости, а из пугливой осторожности: как бы чего не вышло.

Президента раздражала словоохотливость матушки Мартин, соседки его родителей, потчевавшей репортеров рассказами о голодном детстве осиротевшего в семь лет бедняжки — «Он был такой худой!» — Феликса. Сын мелкого ремесленника, выгодно женившийся на безликой воспитаннице монашек-урсулинок, дочери нотариуса, заочно осужденного за мошенничество на двадцать лет, всерьез считал себя если не «королем-солнцем», то «президентом-солнцем».

Ежегодно он давал в Елисейском дворце два бала и семь званых обедов: общее число приглашенных достигало восьми тысяч. Презирая демократически избранных коллег, предпочитал общество монархов. Дважды принимал Николая II и в 1897 году посетил Петербург: его надгробие на Пер-Лашез скульптор Рене де Сен-Марсо накроет двумя флагами — французским и русским. Сетовал, что никак не заманить в гости Вильгельма И. Строил планы выдать свою дочь Антуанетту за Марселя Пруста (знал бы он о вкусах потенциального жениха). Рассчитывал войти в вечность, изумив весь мир Всемирной выставкой 1900 года, но вошел в вечность, изумив мир своей кончиной.

Историки назовут главным событием сорока девяти месяцев его правления адресованную Фору статью-манифест Эмиля Золя «Я обвиняю!», призыв оправдать осужденного за шпионаж капитана Дрейфуса, расколовший страну на два лагеря — дрейфусаров и антидрейфусаров. Что думал Фор о Дрейфусе, неизвестно: скорее всего, ничего. Для него главным событием этих четырех лет была встреча с «красоткой Мэг», еще не заслужившей тогда прозвище Кровавой Вдовы.

Двадцативосьмилетнюю Маргерит Стенель президенту представили в 1897 году на ужине в Шамониксе, у подножия Монблана. Она оказалась там в качестве жены столь же безликого и титулованного, как и Фор, живописца Адольфа Стенеля (1850–1908), о котором, как и о Форе, ныне помнят также лишь благодаря Мэг. Ее муж получил заказ на картину «Президент Феликс Фор награждает перед фронтом войск офицеров альпийской армии», столь громоздкую, что Адольфу пришлось поднять на несколько метров крышу своего ателье в парижском тупике Ронсен. Пока он делал наброски президента и генералов, Фор и Мэг без лишних слов поняли, что им нужно друг от друга.

Урожденная Маргерит Жапи, дочь богатого промышленника из городка Бокур, женившегося (что стоило ему разрыва с родственниками) на шестнадцатилетней дочери трактирщика, в восемнадцать лет закрутила роман с офицером, которого встретила на гарнизонном балу. Отец был категорически против мезальянса: Мэг услали от греха подальше в Байонну к старшей сестре. Там-то она и встретила старого холостяка Адольфа: 9 июля 1890 года они поженились. Родив дочь Марту, Мэг сочла супружеский долг исполненным и посвятила себя свету и сексу.

Она совмещала качества дамы полусвета — дорогой содержанки, если не сказать грубее, — и просвещенной светской львицы, что ничуть не шокировало общество «прекрасной эпохи», а мужа, возможно, даже и радовало. Безнадежно старомодному академисту заказывали свои портреты лишь любовники жены: это было обязательным условием, которое ставила им Мэг. Связь жены с президентом стала для Адольфа даром небесным: одну его картину государство приобрело за несоразмерные тридцать тысяч франков.

В 1898 году Мэг демонстративно, под ручку, провела Фора по вернисажу ежегодного художественного Салона: почти ежедневно они совершали конные прогулки в Булонском лесу, встречались в «Голубом салоне» Елисейского дворца. В свою очередь, Фор был частым гостем в салоне Мэг, чья популярность резко выросла. «Весь Париж» старался извлечь выгоду из знакомства с президентом, пока хозяйка играла на пианино для Золя, Массне, писателя-авантюриста Пьера Лоти, поэтов Жозе Мариа де Эредиа и Франсуа Коппе, Гюстава Эйфеля, принца Уэльского и скульптора Бартольди, автора статуи Свободы, не говоря уже о бесчисленных депутатах, чиновниках и судьях.

Эрнест Рейно, полицейский комиссар и по совместительству поэт «романской школы», оказавшись в гостях у Адольфа, сравнил Мэг с «императрицей Евгенией, окруженной придворными дамами». Но и почувствовал в этой женщине нечто странное, болезненно-опасное. Нежно сжимая руку комиссара, томно заглядывая ему в глаза и произнося слова, будто облизывая приторный леденец, она описала во всех деталях драгоценный и безмерно дорогой для нее веер, который забыла в опере в ложе «виконтессы Т.»: полиция искала его спустя рукава; может быть, милый комиссар подстегнет своих подчиненных? Уже имевшие опыт общения с Мэг подчиненные лишь усмехнулись: да не было у нее никакого веера, мадам всё выдумала (пусть все знают, что она — завсегдатай ложи самой виконтессы) да и сама поверила.

Ложь была ее второй натурой.

Слухи о том, что Фор умер у Мэг, а во дворец перевезли уже бездыханное тело, не обоснованы. 16 февраля 1899 года он вызвал Мэг к себе. Ему было явно не до государственных дел. Встречавшегося с президентом в тот день кардинала Ришара поразило его крайне возбужденное состояние: «Фор непрестанно ходил взад-вперед. Вскоре у меня создалось впечатление, что он меня не слушает». Узнав около восемнадцати часов о прибытии Мэг, Фор прервал аудиенцию не менее изумленного, чем кардинал, князя Монако, хотя тот прибыл к нему с важнейшей информацией. Император Вильгельм прислал его для организации конфиденциальной встречи с президентом: Германия хотела убедить Фора в том, что Дрейфус никогда не был ее агентом. По версии светского хроникера Габриеля Луи Пренге, состояние Фора объяснялось прозаически анекдотично. Оповещенный о визитере, он решил, что это Мэг, а не кардинал, и принял две пилюли афродизиака. Когда же Мэг прибыла — еще две.

Фор уединился с ней, но ненадолго. Прибежавшие на истерический звонок колокольчика слуги застали президента, хрипящего на диване, и Маргерит, поправляющую одежду. Официальной причиной смерти, наступившей через несколько часов, объявили кровоизлияние в мозг. Один из президентских врачей писал: «Определяющей причиной смерти <…> было переутомление от работы, пищевое или какое-либо другое излишество, которые при сердечных заболеваниях всегда оказываются последней каплей, переполняющей чашу».

Парижане поняли это в том смысле, что у президента оргазм от чересчур искусного минета незаметно перешел в агонию. Вспыхнул фейерверк непристойных каламбуров. Стенель прозвали «pompes funebres», то есть «похоронным бюро», а в буквальном переводе — «смертельным насосом». Шансонье распевали: «Он хотел быть Цезарем, а стал Помпеем». Игра слов та же: Помпей по-французски звучит как «отсосанный».

Повеселили французов и вышедшие в апреле 1912 году мемуары Маргерит. Она утверждала, что играла теневую, но решающую роль в политике Франции. Фор делился с ней государственными тайнами, поскольку не мог обходиться без ее проницательных суждений. Исключительно по ее совету в декабре 1898 года он вывел французский отряд из суданского города Фашоды, разрешив грозивший войной дипломатический конфликт с Великобританией.

При всем желании скорбеть над судьбой Фора не получается: слишком анекдотична эта трагедия. «Жил грешно и умер смешно». Но Франция не была бы Францией, если бы никто не использовал ее для очередного «штурма Бастилии». Эдуард Дрюмон, создатель Национальной антисемитской лиги, заклинал в газете «Ла либре пароль»: «Этот гроб источает запах убийства», дрейфусары подбросили Фору отравленную пилюлю. 19 февраля националисты встретили избрание президентом Эмиля Лубе криками: «Жидовский избранник!» Агрессивная толпа окружала на улицах автомобиль Лубе, а полиция, похоже, лишь имитировала заботу о безопасности главы государства. Завзятый бретер де Кассаньяк призывал парижан сделать так, чтобы «президент евреев, интернационалистов и взяточников» нос боялся высунуть из Елисейского дворца.

Апогея смута достигла на похоронах Фора 23 февраля. Автор бестселлера «Солдатские песни» Поль Дерулед, храбро дравшийся и с прусаками, и — на дуэлях — с Клемансо и Жоресом (4), заверил соратников: национальная революция на мази, народ готов под водительством генерала-патриота штурмовать Елисейский дворец. Возможно, так оно и было, но для победы восстания не хватало сущей безделицы — генерала. Вечный недочет вечного путчиста Деруледа. Еще 27 января 1889 года он не сумел убедить генерала Буланже прервать праздник в кафе в честь избрания его депутатом и отправиться брать Париж. На сей раз Дерулед буквально схватил за уздечку коня генерала Роже, возглавлявшего возвращавшуюся с кладбища Пер-Лашез скорбную процессию, и потащил его «на дворец».