Блог «Серп и молот» 2017–2018 - Петр Григорьевич Балаев

«Наибольшим авторитетом пользовалась тогда московская либеральная газета „Русские ведомости“. Мы ее не читали, а изучали, начиная с импотентных профессорских передовиц и кончая научными фельетонами. Гордостью газеты были иностранные корреспонденции, особенно из Берлина. Через „Русские ведомости“ я получил первое представление о политической жизни Западной Европы, особенно о парламентских партиях. Сейчас трудно даже представить себе то волнение, с каким мы следили за речами Бебеля и даже Евгения Рихтера. И до сих пор я помню фразу, которую Дашинский бросил вошедшим в здание парламента полицейским: „Я представитель 30 000 рабочих и крестьян Галиции, кто смеет ко мне прикоснуться!“ Мы рисовали себе при этом титаническую фигуру галицийского революционера. Театральные подмостки парламентаризма, увы, жестоко обманывали нас. Успехи немецкого социализма, президентские выборы в Соединенных Штатах, потасовки в австрийском рейхсрате, происки французских роялистов — все это захватывало нас гораздо больше, чем личная судьба каждого из нас.»

Потом он записался в яростные анти-маркисты. Что для него характерно, он бросился изобличать Маркса, даже еще не имея представления о его трудах, не прочитав еще ни одной статьи Маркса. И написал разгромную статью против него:

«Я написал для народнического издания в Одессе полемическую статью против первого марксистского журнала. В статье было много эпиграфов, цитат и яду. Содержания в ней было значительно меньше. Я послал статью по почте, а через неделю сам поехал за ответом. Редактор через большие очки с симпатией глядел на автора, у которого вздымалась огромная копна волос на голове при отсутствии хотя бы намека на растительность на лице. Статья не увидела света. Никто от этого не потерял, меньше всего я сам.»

Похоже на большинство нынешних разоблачителей марксизма? «Пастернака не читал, но осуждаю» — родилось не в среде советской интеллигенции. Факт, что у нас сегодня расплодилась целая свора клеймящих Маркса публицистов, которые про «Капитал» знают только то, что это очень толстая книга, свидетельствует только о наличии среди публицистов огромного числа таких «Бронштейнов». Впрочем, среди тех, кто называет себя марксистами, но тоже «Пастернака не читал», подобных типов не меньше. Да и сам Троцкий, похоже, до конца жизни «Пастернака не читал».

В этот период у молодого Бронштейна начались еще ссоры с отцом. Отец периодически наведывался в Николаев посмотреть, как учится и чем занимается сын, хозяйка пансиона ему рассказывала о том, что он связался с вольнодумцами, в училище докладывали, что Лёва занятия забросил. Отцовские нотации, как всегда, привели к обратному эффекту. Лёва окончательно ударился в революционную деятельность. С группой таких же обалдуев они создали целый революционный «Южно-русский рабочий союз». За громким названием скрывалась группа почти подростков, которые вели разъяснительную работу среди рабочих, писали воззвания, размножали их на гектографе и раздавали желающим. Что они там разъясняли и что писали в воззваниях — можно только представить. «Пастернака не читали».

Разумеется, о мерах конспирации эти обалдуи никакого представления не имели, вычислить их жандармам не представляло никакого труда. Их всех скопом 28 января 1898 года и замели.

Чем думали жандармы — неизвестно, но они наплодили революционеров больше, чем все социалистические партии вместе взятые. Арестованные были 16–17-летними подростками, мальчишки увлеклись модными социалистическими идеями, не более того. Продержали бы пару суток в цугундере, сделали бы внушение и отпустили бы по домам попробовать отцовского ремня, глядишь и не было бы «льва революции».

С мальчишками же поступили максимально зверски: 2 года тюрьмы и потом еще 2 года ссылки.

Так что не мировой финансовый кагал сделал из Льва Бронштейна революционера, а царь со своими жандармами.

Сначала Лёву Бронштейна поместили в Николаевскую тюрьму, потом перевезли в Херсон, досиживал уже в Одессе. Он вспоминал, что в Одессе сидел весь срок в одиночке. Может быть и правда. Но вряд ли. Вот Клим Ворошилов сидел в одиночке, потому что его взяли, но на нем все нити оборвались. Да еще и буйным был. Его был смысл изолировать, правда, это полиции не помогло. Клим даже из одиночки ухитрялся руководить партийной организацией Луганска.

Этот же «Южно-русский союз» полиция вымела под метелку. Их как раз не в одиночках нужно было держать, а всех скопом, чтобы в камеру поместить «наседок». Это элементарные вещи в работе полиции. Но ладно. Пусть он страдал в отдельной камере. Руководить кем-то из тюрьмы ему не было надобности, потому что все его соратники здесь же, в тюрьме, сидели, поэтому Бронштейн занялся написанием труда о франкмасонстве.

Было Лёве 19 лет уже. Давайте сравним марксистов. Клим Ворошилов на два года младше. Занялся социал-демократической деятельностью в то же время. Уже «Манифест коммунистической партии» разъяснял рабочим в подпольной организации, организовал и провел успешную забастовку. В те годы он даже еще и в тюрьму не попал, это позже случилось, уже в начале первой революции, полиция не смогла на него компромата даже для ареста найти, уволили с завода только. Это простой рабочий парень, закончивший 2 класса начальной школы.

Почти закончивший реальное училище Бронштейн, и старше на 2 года Ворошилова, попал в тюрьму, потому что в их балаганном «Южно-русском союзе» полицейских агентов было больше, чем самих членов. И о марксизме Бронштейн знал только то, что марксизм был. Еще и критиковал его до посадки, ничего о нем не зная.

Потом он писал в воспоминаниях, что при изучении франкмасонства пришел к тем же выводам, которые содержаться в положениях исторического материализма. Гений, конечно. Как литературный персонаж Остап Бендер, который сам сочинил «Я помню чудное мгновенье…». Жаль только, что его 1000-листная тюремная тетрадь с исследованиями масонов бесследно исчезла. Возил он, возил ее за собой, потом кто-то в редакции «Искры», как сам же Лёва и вспоминал, этим эпохальным трудом растопил печку.

Я не стебаюсь. Ничего не выдумал. Всё это есть в книге «Моя жизнь», авторства Троцкого. Это сам про себя писал человек, который должен был к зрелому возрасту