Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена

— Значит, вы догадались обо всём по паре лоскутков, рассказу старушки Жанны и словам бедняжки Луизы? Право, вам стоит опасаться, что вас назовут ведьмой, — тут она закашлялась и искоса посмотрела на свою собеседницу. — Впрочем… простите, госпожа… вы и вправду ведьма?

Леон, которого тоже очень интересовал этот вопрос, вывернув шею, взглянул на Эжени — та лишь вздохнула и ещё ниже опустила голову.

— Да, это так. Это мой дар и моё проклятие. Я могу исцелять людей, но после каждого применения магии приходит расплата — я чувствую слабость, головокружение, из носа идёт кровь, и я даже могу лишиться чувств. Кроме того, по понятным причинам я вынуждена это скрывать.

— И всё же вы рискнули, вы колдовали, чтобы спасти меня! — Катрин восхищённо посмотрела на Эжени. — Вы не только умны, вы ещё храбры и милосердны!

— Кем бы я была, если бы позволила матери умереть на глазах у сына? — укоризненно спросила девушка.

— И моё плечо вы тоже исцелили магией? — Леон живо вспомнил, как раздирающая его боль утихла, после того как Эжени осторожно коснулась укушенного ундиной плеча.

— Скорее, немного помогла, — отозвалась она. — Сняла боль, только и всего. Ваше плечо и так замечательно зажило благодаря целебной мази.

— С ума сойти, — бывший капитан потряс головой. — Не успел я привыкнуть к тому, что у вас тут водятся призраки, живые утопленницы и оборотни, как выясняется, что вы владеете магией!

— Я не зря рассказывала вам про Мерлина и волшебство, которым наполнены эти края, — напомнила ему Эжени и повернулась к их спутнице. — Надеюсь, вы понимаете, что всё, что вы узнали, следует хранить в тайне?

— Да я… Да вы… Да я никогда… Да я лучше умру, чем выдам ваш секрет! — выпалил Оливье.

— Госпожа Эжени, — мягко произнесла Катрин Дюбуа, вновь становясь похожей на Мадонну со старой картины. — Вы спасли мне жизнь, и меньшее, чем я могу вам отплатить, это сохранить вашу тайну. От меня никто никогда об этом не узнает… и от Оливье тоже, будьте уверены.

— Никогда и никому, — повторила Эжени. — Даже во сне, даже под воздействием хмеля, даже в шутку, даже в сказке, рассказываемой ребёнку на ночь. Даже Элизе нельзя знать.

— Конечно же, нет! — воскликнула Катрин и перекрестилась. — Боже, надеюсь, Элиза не догадается о том, что я оборотень… была оборотнем. Я всеми силами старалась скрывать это от детей, но разве от Оливье что скроешь?

— Я ничего не говорил Элизе — и не скажу, клянусь, — пообещал мальчик.

— А Турнье? — Катрин порывисто оглянулась. — Он ведь лежит там, в лесу… Его рано или поздно найдут.

— Найдут, — пожал плечами Леон. — Решат, что его загрыз волк. Мало ли волков в здешних лесах?

— У него в пистолете серебряные пули, — вспомнила женщина. — Обычной он бы меня не ранил так сильно. Их тоже найдут!

— Подумают, что он охотился на оборотня, — ответил Леон. — А уж кто его загрыз, обычный волк или оборотень, решать местным. Придумают себе байку про человека-волка, попугают ею детей и пьяниц в трактирах, да и забудут. Ведь настоящих оборотней здесь теперь нет, не так ли?

— Надо найти эти цветы и уничтожить их, пока ещё кто-то не заразился, — Эжени выпрямилась в седле. — Правда, я бы хотела взять себе хоть один цветок для исследований… хотя я понимаю, что это опасно.

— Не получится, — мрачно ответила Катрин. — Весной, как только эти проклятые цветы снова показались из-под земли, я отправилась на холмы, вырвала их все с корнем и сожгла. Больше никто не превратится в волка из-за этих кажущихся невинными цветов!

— Ну и слава Богу, — отозвался Леон.

Оставшийся путь они проделали в молчании. Им повезло — Катрин, бесшумно войдя в дом, обнаружила, что и матушка Дюбуа, и Элиза спят крепким сном. Она поманила за собой гостей, налила в таз воды и любезно предложила Леону первому смыть с себя кровь, но тот отказался.

— Благодарю, но вам сейчас нужнее. Мойтесь, приводите себя в чувство и думайте, что сказать на следующее утро Элизе — она наверняка спросит, где вы были ночью.

— Боюсь, матушка Дюбуа уже сказала ей, что я отправилась к какому-нибудь мужчине, — Катрин слабо улыбнулась. — Старушка свято верит в то, что я тайком навещаю какого-нибудь кузнеца или плотника, и Элиза тоже — впрочем, она пока не понимает, что это значит. И её любовь ко мне от этого не станет слабей. Ничего, я придумаю, как её успокоить. Турнье мёртв, я снова человек, и все мои беды позади. Но думаю, лучше мне на время остаться у матушки Дюбуа — неизвестно, что говорил обо мне Турнье в нашей деревне, что он мог по пьяни сболтнуть своим друзьям.

— Надеюсь, никто не обнаружит связь между вашим отъездом сюда и гибелью охотника в этих же краях, — озабоченно произнесла Эжени.

— Помилуйте, не у всех же такой острый ум, как у вас, — Катрин устало улыбнулась. За окном понемногу начинало светлеть, и первые лучи зари осветили лицо бывшей волчицы — бледное и измождённое, с тёмными кругами под глазами. Оливье уже начал клевать носом, и Катрин, уложив его спать, попрощалась со своими спасителями.

Уже у самого входа Леон обернулся, вспомнив кое-что очень важное.

— Да, чуть не забыл! Мне придётся заехать к вам ещё раз.

— Зачем? — встревожилась Катрин.

— Я обещал вашей дочери новой ткани на платья для куклы, а я всегда держу своё слово.

***

Обратный путь во владения Эжени прошёл для неё как в тумане. От усталости и недосыпа глаза у неё слипались, голова кружилась, она то и дело расслабляла руки, едва не выпуская поводья, и спохватывалась в самый последний момент, вновь сильнее сжимая их. Леон тоже был бледен, но прямо держался в седле и то и дело бросал на свою спутницу взгляды, полные тревоги. Эжени не могла понять, боится он её или за неё, и это наполняло душу неясной тоской. Было обидно сознавать, что человек, который дважды спас ей жизнь, которому однажды жизнь спасла она, которому она залечила рану, станет опасаться её, но в то же время это было ожидаемо. Ей следует радоваться, что Леон вообще продержался так долго, что он не сбежал из Бретани, едва увидев козла, идущего на двух ногах!

В замок они прибыли, когда солнце уже поднялось и заливало своим светом округу. Бомани с обычным тихим ворчанием повёл в конюшню измотанных до невозможности лошадей, Сюзанна с обычными причитаниями бросилась помогать госпоже. Служанка пришла в ужас при виде залитой кровью одежды Леона, и её не успокоили даже заверения капитана, что кровь не его. У Эжени не оставалось сил на хоть сколько-нибудь правдоподобные выдумки, поэтому она понадеялась, что труп Турнье обнаружат не сразу и не свяжут его гибель с их ночной поездкой. Леон в ответ на настойчивые расспросы Сюзанны бросил что-то насчёт охоты на оборотня, и это заставило служанку замолчать. По её вмиг засиявшим глазам и загадочному виду Эжени поняла, что Сюзанна уже сочинила у себя в голове героическую историю про то, как её хозяйка и господин Лебренн охотились на оборотня, и к обеду эту историю будет знать уже вся деревня.

«Вот и хорошо», — устало подумала она. «Все решат, что мы охотились на оборотня, который загрыз Турнье, но потерпели неудачу. Главное, что никто не свяжет с этим Катрин и её детей».

Сюзанна тут же принялась хлопотать — поставила нагреваться воду для ванны, забрала окровавленные вещи Леона и мужественно заявила, что отстирает их во что бы то ни стало. Сын Портоса отправился смывать с себя кровь, пот, волчий запах и усталость, а Эжени поднялась в свою комнату и без сил упала на постель. Перед тем, как провалиться в глубокий сон без сновидений, она успела представить Леона, нежащегося в ванне, и это зрелище почему-то вызвало у неё улыбку.

Важный разговор, которого так ждала и боялась Эжени, состоялся у них только к вечеру. Леон, как обычно, пришёл к ней в библиотеку — он выглядел таким смущённым, каким не был даже в первое своё появление в замке. Казалось, он не знает, куда ему деться: бывший капитан беспрестанно оглядывал книжные полки и избегал смотреть в лицо Эжени. Она немного пришла в себя после долгого сна, напомнила себе, что вообще-то её долг заключается не только в поисках нечисти, но и в управлении поместьем, и теперь сидела, вооружившись пером и выписывая на лист бумаги ровные ряды цифр. Ей тоже было тяжело смотреть на Леона, но она всё же осмелилась поднять на него глаза.