Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена

— Если вы хотите уехать, то так и скажите, — прямо заявила она, решив сразу ударить по самому больному для себя. — Я не стану вас удерживать… ни магией, ни как-либо иначе. Вы были со мной всего три месяца, но многое успели сделать, и я вам бесконечно благодарна.

— Да подождите вы, — Леон с досадой поморщился. — Я не имею ни малейшего желания покидать вас, просто… Весь мир перевернулся с ног на голову, уже второй раз! Сначала я узнал, что призраки, вампиры, оборотни и прочая нечисть существуют на самом деле, теперь я узнаю, что вы и сама… нечто в этом роде.

— И в промежутке я узнала, что вы — сын Портоса, — напомнила ему Эжени.

— Вы понимаете, почему я это скрывал, — поник Леон. — Как и я понимаю, почему вы скрываете свою силу. Скажите, если бы это не открылось так неожиданно, сколько ещё вы бы скрывали от меня правду?

— Сколько получится, — без колебаний ответила она. — Это не та вещь, которую рассказывают даже близким друзьям.

— Сюзанна, я так понимаю, не знает. А Бомани?

— Нет, — отрезала Эжени. — Не думаю, что он даже догадывается об этом.

— А ваши родители?

— Нет… хотя мне кажется, что мать о чём-то догадывалась. Именно поэтому она и ушла в монастырь — молиться за меня, за колдунью. Но ни у кого из них не было таких способностей. Должно быть, я унаследовала их от какой-нибудь прабабки или от прадеда.

— Давно они у вас?

— Думаю, что с самого рождения. Но магия стала проявляться, когда мне было лет пять-шесть. Я смутно помню, как заставляла лепестки цветов кружиться в воздухе и, кажется, даже показывала этот фокус каким-то далёким кузинам. К счастью, они были не старше меня, их рассказам о волшебстве всё равно бы никто не поверил, а потом они подросли и всё забыли. Я же поняла, что в этих способностях кроется большая опасность, и стала осторожнее.

— Кружили лепестки цветов, — медленно повторил Леон, осознавая смысл этой фразы. — То есть вы можете не только исцелять?

— Господи, ну разумеется, нет! Я могу заставлять летать предметы… небольшие, конечно, поднять каменную плиту мне не под силу. Могу зажигать и гасить огонь, развязывать верёвки и отпирать замки по щелчку пальцев. Правда, многие вещи мне неподвластны. Я не могу видеть прошлое и предсказывать будущее, не могу читать мысли, менять свой облик, превращать людей в животных, оживлять предметы… — она осеклась, увидев выражение лица Леона.

— Не можете, — ещё медленнее повторил он. — То есть кто-то другой может?

— Не могу исключать, — осторожно ответила она. — Если обо всём этом написано в сказках и легендах, то они ведь не на пустом месте возникли, правда?

— Значит, кроме вас существуют и другие колдуны и колдуньи?

— Вполне возможно.

— А разговаривать с призраками вы тоже можете? — Леон удивился, как эта мысль не пришла ему в голову сразу после истории с Филиппом Тома.

— Не могу, — Эжени покачала головой. — Я могу попробовать вызвать их, но придут они, только если сами захотят. И увидеть их, и услышать я тоже могу, только если они этого пожелают.

— Почему никто из убитых негодяев не стал призраком и не является нам? — Леон наконец сформулировал взволновавший его вопрос. — Мог, например, Жиль Тома вселиться в свою собаку и начать нападать на жену и дочь?

— Это хороший вопрос, — протянула Эжени. — И я не знаю на него ответа. Единственное, что я могу сказать на этот счёт: я верю в высшую справедливость. Бог позволил Филиппу Тома стать призраком и вселиться в козла, чтобы покарать своего отца, но он не позволит Жилю и с того света мучить жену и Розу. Здешняя магия воскресила Агнессу Сенье, но она не воскресит священника-убийцу. Не знаю, куда после смерти попали Тома, отец Клод и Турнье, но их душам место в аду или в чистилище, а не в наших краях. Они не станут бродить бесплотными духами по земле… по крайней мере, я хочу в это верить.

— Мне бы тоже хотелось верить, — признался Леон. — А ещё мне бы хотелось больше узнать о вашей силе. Насколько она велика?

— По-разному, — девушка слабо усмехнулась. — Сегодня, например, я потратила огромное количество магии для спасения Катрин, а это значит, что в ближайшее время я и свечу зажечь не смогу. Имею в виду, что не смогу зажечь свечу щелчком пальцев, — пояснила она с кривой улыбкой.

— Но ваша сила может не только исцелять, верно? Она может быть и опасной? Именно поэтому вы не оставили меня тогда в лесу и не бросились за помощью — вы готовились к схватке с Жилем Тома, если бы он убил меня. И поэтому вы в одиночку отправились в церковь к отцу Клоду — вы его не боялись, вы хотели его покарать!

— Как вы догадливы, — всякая улыбка исчезла с лица Эжени. — Что ж, вы правы. Моя магия действительно может быть опасна. И я расскажу вам, насколько она опасна. А там вы уж сами решите — оставаться со мной до самого конца или уезжать прочь, к сестре и её друзьям.

И Эжени закрыла глаза, медленно погружаясь в одно из самых страшных своих воспоминаний.

Глава XIII. Кровавый рассвет

Эжени де Сен-Мартен довольно рано узнала, что она отличается от других детей. Ещё совсем маленькой девочкой она открыла, что может поднимать в воздух предметы, не прикасаясь к ним. Впрочем, когда она рассказала об этом родителям, те лишь посмеялись, а её слабые попытки доказать им, что она и вправду что-то может, не принесли никакого результата. Впоследствии Эжени поняла, как сильно ей тогда повезло, ведь неизвестно, что бы сделали отец и мать, узнай они правду. Строго-настрого запретили ей пользоваться магией и даже думать об этом? Отправили бы дочь в монастырь? Заперли бы её в замке и обращались бы с ней как с пленницей?

Первые проблески магии то вспыхивали, то угасали, и Эжени уже никому об этом не рассказывала: сначала из боязни, что волшебство снова пропадёт, когда она попытается продемонстрировать его посторонним, потом из страха, что её сожгут на костре или бросят в воду с жерновом на шее. Она росла, и способности её принимали всё более причудливые формы. Цветы порхали и кружились под её пальцами, как бабочки, книги открывались и закрывались по велению её руки, свечи вспыхивали и гасли сами по себе. В те годы Эжени редко бывала в лесу, особенно одна, но во время редких конных прогулок с отцом она старалась впитывать в себя лесной воздух, его запахи, пение птиц и шелест листвы, в такие моменты ощущая особую связь с этим местом.

После первого лунного кровотечения магия стала иной. Появились сны, порой волнующие, а иногда пугающие; появились способности к исцелению и снятию боли, своей и чужой (своё умение исцелять других она испробовала на найденных в лесу раненых птицах, приболевших лошадях из замковой конюшни и хромых бездомных собаках). Эжени много читала, собирала все имеющиеся в библиотеке книги, хоть как-то связанные с колдовством, целебными растениями, нечистой силой и местными поверьями, и целые дни, а то и вечера проводила в чтении, свернувшись в кресле, подобрав под себя ноги и закутавшись в плед. Мать вздыхала, что она испортит себе глаза, отец звал её на прогулку, но для их дочери в эти дни не было ничего важнее очередной истории про оборотня, призрака или лесного пастуха.

Ей было семнадцать лет, когда однажды летом в замок прибыл погостить Антуан де Лавуаль, сын одного из старых сослуживцев отца. Антуану было чуть за двадцать, он был вторым сыном своего отца и не мог претендовать на наследство, но ничто не мешало ему просаживать отцовские деньги в трактирах и борделях. Эжени этого, разумеется, никто не говорил, но она, переступив через правила приличия, подслушала разговор своих родителей. Мать беспокоилась, называя Антуана мотом, утверждала, что он успел натворить немало бед в Париже, из-за чего ему и пришлось вернуться в провинцию. Отец возражал, что у их дочери вряд ли ещё будет такой шанс, а ветреность — не беда, со временем юноша остепенится.

«Они решили найти мне жениха», — со вздохом подумала Эжени, отходя от двери и бесшумно поднимаясь в свою спальню. Решение родителей выдать дочь замуж не пугало её — замужество виделось ей чем-то очень далёким, едва брезжащим в тумане и совершенно неспособным повлиять на её нынешнее существование. Она мечтала о замужестве, будучи ещё совсем маленькой, но с тех пор было прочитано слишком много книг и подслушано слишком много разговоров, и Эжени поняла, что муж — это не прекрасный принц на белом коне, дарящий тебе розы и слагающий баллады, а мрачный незнакомец, храпящий в постели, ковыряющийся в зубах и не упускающий случая изменить тебе. В браке её ждёт только беспрестанное рождение детей да хлопоты по хозяйству, и ещё повезёт, если удастся мирно ужиться с мужем, как это удалось её матери. Словом, замужество совсем не прельщало Эжени, и она уже начала всерьёз подумывать об уходе в монастырь, когда Антуан де Лавуаль прибыл в замок.