Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735) - Игорь Курукин

Выбывших в результате таких мер «персов» царь рассчитывал заменить более лояльными подданными-христианами. На эту роль больше всего подходили армяне и грузины, земли которых подверглись турецкому нашествию и которым Петр при всем желании иным способом помочь не мог, не рискуя непрочным миром с Турцией. Грамота императора армянскому народу от 10 ноября 1724 года была дана в ответ на «прошение» прибывшей накануне в Петербург депутации армян «карабахской и капанской провинций»: «…дабы мы вас с домами и фамилиями вашими в высокую нашу императорскую протекцию приняли и для жилища и свободного вашего впредь пребывания в новополученных наших персидцких провинциях, по Каспийскому морю лежащих, удобные места отвесть повелели, где б вы спокойно пребывать и хриспанскую свою веру без препятия по закону своему отправлять могли». Грамота предписывала российским властям на Кавказе переселенцам «с домами и фамилиями в новоприобретенных персицких провинциях для поселения удобные места отвесть и в протекции <их> содержать»{342}. Матюшкину же надлежало как можно скорее доставить армянских посланцев с царской грамотой на родину.

Кроме того, грамота на Дон от 2 декабря 1724 года требовала дополнительно отправить в Гилян две тысячи казаков (в октябре донцам уже было приказано выставить в крепость Святого Креста тысячу казаков и 500 калмыков); правда, Военная коллегия считала это количество недостаточным{343}. Поначалу радовавшая Петра картина преображения прикаспийских владений и превращения их в новый центр «азиатской» коммерции становилась призрачной.

«В полное владение и состояние привести трудно»

Подгоняемый царским указом командующий Низовым корпусом генерал-лейтенант и гвардии майор Михаил Афанасьевич Матюшкин отправился вместе с капитаном Федором Соймоновым из Астрахани по бурному Каспийскому морю 10 ноября 1724 года. Отважный воин, генерал, по наблюдениям его спутника, испытывал сильный «страх от морской езды» и потому приказал кораблям идти вблизи берега. Вопреки опасениям плавание прошло успешно: в Дербенте Матюшкин отдохнул, осмотрел собранный в «новозаведенных садах» шафран и оценил изготовленное присланными из Венгрии «винными мастерами» из местного сырья вино, которое оказалось заметно лучше обычного кавказского «чихиря». Остальные новости были менее приятными. В Баку командующий узнал об отступлении отряда Зембулатова из Сальян и гибели его командира — и решил «приготовления к строению города» на Куре отложить «до другого удобного времени»{344}.

24 декабря Матюшкин вместе с привезенным пополнением прибыл в Решт, осмотрел находившиеся там войска и сообщил их командиру Левашову о произведении его в генерал-майоры. Но скоро прямо в столице провинции развернулись боевые действия: 6 января повстанцы атаковали укрепленный русскими караван-сарай и построенную ими «Новую крепость» на Казвинской дороге (она находилась к западу от Решта за рекой Гургевер{345}). Залп гранатами из мортир разогнал неприятельскую конницу, а батальон солдат и три роты драгун опрокинули в панике отступившую пехоту. Через три дня состоялся второй «приступ», а за ним и последующие{346}. Все они были отражены легко, так что командиры не отряжали для «отогнания» неприятеля больше двух рот, но повсеместные волнения практически парализовали управление провинцией и сбор налогов.

Ознакомившись с ситуацией на месте, Матюшкин вынужден был доложить императору, что его планы по освоению приобретенных территорий нереальны. Его донесение от 19 января 1725 года приводится ниже полностью как известный итог Персидского похода и последующих усилий российской политики в «новозавоеванных провинциях»: «Всепокорне вашему императорскому величеству рабски доношу. Будучи от Астрахани в назначенной мне путь, заезжал я в Дербень, в котором все благополучно, и по указу вашего императорского величества крепость приказал я делать; а гавен делают, и на дело оной берут с босурманских могил каменья. И зделано от зюйдовой стороны семдесят четыре сажени, глубины полдве-натцати фута; от нордовой тритцать сажен, глубины полсема фута. Токмо прошедшею осенью великим и силным штормом попортило на зюйдовой стороне пять сажен, на нордовой пятнатцеть сажен, и каменья длиною десяти футов шириною четырех футов брасало от того места, где лежали, сажен по осми и по девяти.

Тако ж был я и в Баке, в которой как салдаты, так и работные люди цынготною болезнию немогут, и на всякой день человек по пятнатцети и по дватцати умирает. И в бытность мою чрез шесть дней померло ундер афицеров и рядовых и неслужащих семдесят пять человек.

А декабря 24 дня прошедшего 724 году в Гилян я прибыл и о здешних замешателствах усмотрел, что по указу вашего императорского величества исполнить и здешние правинции в полное владение и состояние привести трудно, понеже из Ряща лутчие люди и с пожитки вышли, а осталось малое число и то подлые и скудные, и тем не надлежит быть верным. Да торговых людей армян дватцать три человека, индейцов пятдесят девят человек, и те живут на постоялых кром сараях, а домов своих и жен не имеют. Жидов семдесят пять человек, живут з женами и своими домами. Всего армян, индейцов и жидов сто пятдесят семь человек. А в Кескере ни одного жилого двора не осталось, тако ж и уездные реченных мест, оставя домы свои, все вышли и соединились з бунтовщиками мусулскими, шафтенски-ми и кесминскими обыватели, тако ж с казылбашами, с талышинцами, с тарымхалханцы, с софиляры и з горским служилым народом, имянуемом омберлю, и стоят в собрании около Ряща и Кескера по всем дорогам.

А над реченными народы командирами: меж Кескера и Ряща в десети верстах рящинской везирь мирза Мамадали; меж Кескера и Перебазара к Зинзилинскому озеру в местечке Мухал сардаров родной брат Мамат Дали хан; меж Ряща и Перебазара в деревне Посавиша помянутой деревни староста Молласайт, которые пресекают малые дороги, дабы в Рящ нищем не ходили. Близ Кескера на тевриской и шемахинской дорогах Миразис хан кескерской, родной брат кезелагацкого наипа Мир Абаса; на канбинской и кутумской дорогах, где приходят дороги от Вавилона, от Амадана, от Испагани и от Кашана, в месте Кутуме кутумской хан Усейн хан; меж Рящи и Лагажана на дорогах мизандронской и астрабацкой темижанской салтан, лагажанской везир да над персидцким войском сардар или командир Мамат Кули хан.

З бунтовщиками и с вышеписанными народами и по другим около Ряща и Кескера и Катеринполя болшим и малым дорогам собрании, по которым дорогам из лесов и из-за каналов многою стрелбою наших людей ранят и, приходя по ночам к Ряще, дома зажигают. А от Ряща до Перебазара и от Кескера до Катеринполя посылающимся за правиантом без конвою проехать невозможно, и для того посылаетца салдат в конвои человек по сту и по и по полтараста на всякой день.

По прибытии моем в сюды неоднократно с собранием к Ряще, к Новой крепости и х Кескеру приходили, и как против оных наши люди ходили, тогда все в лесу разбежались. Посылал я партии в те места, где их собрании, и, нашед на них, с тех мест збивали и ходили для публикации с листами в деревни их (дабы они к бунтовщикам не приставали, а жили б в своих жилищах в подданстве вашего величества), в которых никого не находили, однако ж те листы, прибив в деревнях, оставляли. А когда возвращались реченные партии, тогда находили дороги засечены, и в тех местах из лесов по них стреляли, а по неприятелям за частыми здешними лесами и каналами стрелять и за ними гнатца невозможно. И много помагают им здешние частые леса по каналам, которой лес подобен терновнику. А от Ряща до Кескера дорогу во многих местах лесом завалили, по которой ныне ездит невозможно, а ездят наши люди от Ряща до Перебазара, а от Перебозара водою на Катеринпол Зинзилинским озером, а от Катеринполя в Кескер сухим путем. А скрлко при вышепомянутых командирах в собрании людей, о том подлинного известия не имеетца, понеже с роспросов и с пыток взятые языки объявляют разно: сказывают тысячи по три, по пяти, по осми и по десяти, а иные по тысяче и по пятисот, а подлинно никто не сказывает.

Публиковал я здесь тако жив Кескер послал и по дорогам при пристойных местах прибивали листы, дабы здешние и деревенские жители к бунтовщикам не приставали и жили в своих домех, а которые з бунтовщиками явятца и пойманы будут, тем учинена будет смертная казнь; а ежели станут в домех своих жить, такие будут от бунтовщиков защищены, о чем и до приезду моего им от господина брегадира Левашова публиковано ж. И по публикации, которые были пойманы, те кажнены: вешаны, головы рублены и на колья сажены; а невинные по-прежнему отпускиваны в их домы, и листы для публикации им даваны, дабы они о том ведали и жили в домех своих по-прежнему, тако ж и другим объявляли. Однако ж ничто не успевает; не хотят слышеть, чтоб быть в подданстве, а к тому ж еще возбуждают их от везиря, от сардара и от протчих возмутителные лживые писма, с которых при сем прилагаю копии.