Король франков - Владимир Москалев

Герда торопливо перекрестилась и покинула церковь.

В этот же день оба – святой отец и Можер – пришли к королю. Рено рассказал ему об исповеди. Гуго молча выслушал его и покачал головой:

– Жаль девчонку. Хорошо, если эта пьеса не оставит шрама на ее сердце. Но таковы законы политики, и я вынужден был пойти на это. Роберту скоро быть королем, его ждет выгодная партия, которая даст королевству земли и важного союзника. А что скажешь ты, Можер? Одобряешь ли? Быть может, осуждаешь короля?

– Девчонка хоть и не красотка, но милашка, – ответил нормандец. – Ей-богу, я с умилением наблюдал встречу двух голубков, думая при этом, что не зря нагрянул в гости к моей дражайшей тетушке. Поэтому, государь, скажу честно, мне не по душе была эта игра. Но если вдуматься, на вашем месте я, наверное, поступил бы так же. Отец всегда говорил мне: «Сынок, у тебя может быть сколько угодно девчонок, влюбляйся хоть во всех сразу, но никогда не забывай, что ты сын властителя Нормандии, и невестой твоей будет лишь равная тебе».

– Твой отец мудрый человек и воспитал хорошего сына, имя которого уже на устах не только у франков, но и при дворе императрицы Феофано.

– Вот так новость! – вытаращил глаза Можер. – С какой стати гречанке вздумалось перемалывать кости сыну герцога Ричарда?

– Об этом я и хочу поговорить с тобой. Но давай отпустим святого отца, не для него наша мирская беседа.

Рено поклонился и вышел.

– Адальберон пишет мне, что императрица весьма заинтересована твоей особой и имеет намерение познакомиться с тобой, для чего и приглашает к себе, – начал король. – Одного я не пойму, Можер, как ты ухитрился, разбив столько женских сердец в моем королевстве, покорить еще и сердце самой императрицы?

– Ничего не понимаю! – воскликнул на это нормандец. – С ума они там, что ли, посходили? Какого черта понадобилось от меня византийской вдове?

– Об этом она не сообщила, – усмехнулся Гуго, – но, думаю, вдовы хотят от мужчин того же, чего вдовцы хотят от женщин.

– Неплохое начало, король. Но почему я? Как она вообще обо мне узнала?

– Похоже, тут не обошлось без епископа, узнавшего о твоем посещении монастыря.

– Но это не аббатиса, клянусь! В нашем роду не принято жаловаться на кого-то из родственников, пусть даже он допустил несправедливость.

– При всяком монастыре есть шпионы, которые при случае сообщают хозяину, в данном случае епископу, интересующие того сведения.

– Догадываюсь, кто, – подумав, ответил Можер. – Наставница послушниц – таков ее духовный сан в этой норе. А ведь мы с ней поначалу весьма любезно побеседовали, мне даже показалось, она расположена ко мне. Выходит, эта мышка оказалась обыкновенной крысой! Впрочем, довольно частое явление среди женщин, не так ли, государь?

– Кому же судить об этом, как не тебе, Можер.

– Я пообещал насадить ее на кол, если она раскроет рот. И она раскрыла! Что ж, мое следующее вторжение в этот христов гарем не за горами, пусть пеняет на себя. У них там во дворе растет чудное дерево, которое только и ждет свою жертву… Однако, черт возьми, государь, похоже, гречанка вознамерилась меня отчитать за погром в монастыре, а заодно и за викария. Вряд ли епископ, сочиняя письмо, упустил это из виду. И это вы называете амурными делами?

– У меня есть к этому основания, – спокойно возразил Гуго. – Сегодня утром твой монах сообщил удивительную новость, которую рассказал ему один из прихожан. Ты будешь приятно удивлен. Епископ наложил на племянника епитимью и сделал щедрый вклад в женский монастырь. Дело рук Феофано. Сам он никогда бы на такое не решился.

– Сделал вклад в монастырь? – воскликнул Можер. – То-то тетушка будет довольна! А еще собиралась обрушить на мою голову проклятия! Я ведь говорил, усаживая ее на шкаф, что теперь она ближе к богу. Увидев это, он непременно захочет поднести ей какой-нибудь дар. Так и вышло! Одно мне непонятно: с какой стати вдове вздумалось отдавать такие распоряжения?

– Это означает следующее: епископ вместо благодарности получил нагоняй, ты же из обвиняемого становишься желанным гостем. Причину понять нетрудно: не о простом смертном идет речь, а о сыне Ричарда Нормандского. Императрица умна, плевать ей на епископа, ради дружбы с норманнами она прикажет его повесить.

– Так вот в чем дело, – протянул Можер. – Выходит, она имеет на меня виды именно в этом смысле, а потому и мечтает затащить в постель?

И нормандец расхохотался.

– Что ж, – сказал он немного погодя, – надо уважить царевну, коли она о том просит. Однако если она попробует ставить мне условия, я пошлю ее ко всем чертям и уеду. А вздумает показать власть – разнесу в щепы ее дворец, а саму заставлю пасти коров. Она еще не знает, с кем собралась иметь дело. Нормандия – свободное герцогство, и никакая императрица, будь она хоть сестрой самого Христа, никогда не будет иметь над ним власти! Однако вдова полагает, будто ей удастся вить из меня веревки?.. – Можер неожиданно усмехнулся. – Что ж, постараюсь не выводить ее из этого заблуждения. Заодно погляжу, так ли горяча в постели византийская принцесса, как франкская женщина? Я видел ее на коронации. По-моему, она вовсе не стара. Сколько ей?

– Нет еще и тридцати.

– В самый раз! Я отправляюсь завтра же.

– Я дам тебе пергамент, отвезешь ей. И будь осторожен в пути, береги себя.

– Со мной топор и меч. Эти друзья помогут мне повергнуть в прах любого, с ними я готов ворваться в чертоги самого папы!

– Я все же дам тебе в провожатые десяток воинов: дороги кишат разбойниками, никогда не знаешь, что может случиться.

– Что ж, нелишняя предосторожность. – Можер поднялся с места. – А мать, прощаясь, говорила, что мне нечего здесь больше делать и меня ждут дома. – Он поглядел на северо-запад, в сторону Руана. – Подождут, матушка, а пока я еще нужен здесь!

Вечером за бокалом вина Можер поведал монаху о своих планах. В конце рассказа прибавил, печально глядя на оружие, висевшее в изножье кровати:

– Неисповедимы пути господни, правду ты сказал, Рено. Король все никак не соберется выступить на сарацин, ему постоянно что-то мешает, а я устал ждать. И вот – он нашел мне работу: вместо того, чтобы махать мечом на поле битвы, я отправляюсь к византийской вдовушке, которой, черт возьми, вовсе не нужен мой меч.

– С женщиной воевать ничуть не легче, граф, нежели с врагом, – молвил монах. – Но если того ты побеждаешь мечом, то здесь придется пользоваться совсем другим оружием. Оно часто приносит победу там, где меч бессилен. Человеку не ведомо, что случится с ним сегодня, завтра или через месяц, а потому совсем не лишним может оказаться для тебя знакомство с Феофано.