Король франков - Владимир Москалев

Архиепископ тяжело вздохнул. Многое пришло в разлад. Как упорядочить? Бог хочет, чтобы каждый был на своем месте; таков, по Евангелию, путь к спасению. Но никто не хочет его искать. Монах берет в руки меч, прихожанин под видом монаха проникает к любовнице; граф становится аббатом, епископы погрязают в мирских оргиях… А герцоги и графы тянут руки к богатствам монастырей, забывая, что сие принадлежит Богу, и жажда стяжательства оного – от лукавого. Князь дарит епископские земли своим милитам, образуя из них войско – силу, способную поработить такого же князя. Дарит кто хочет и кому хочет, а коли воспротивится епископ, так могут сжечь или отрубить голову. И отовсюду жалобы, жалобы… Пишут епископы, они же аббаты, взывая к порядку, к борьбе с хаосом.

Но вот Париж! Отсюда отражали набеги норманнов графы Парижские, предки Гуго, становившиеся королями, и он намерен вновь сделать этот город Хлодвига столицей. Когда-то он был процветающим, хоть и выглядел так себе: остров с домами и двумя башнями, с монастырями и церквами по левому и правому берегу реки… Что ныне осталось от этих храмов – разграбленных, оскверненных викингами, обнесенных стенами плача?.. Откуда же порядок в этих руинах, а ведь отсюда, из сердца, должны литься лучи, в свете которых возродятся и порадуют Бога, как в старые добрые времена, остальные аббатства. По примеру Парижа и Клюни, они упорядочены и обновлены и вызывают в своем величии священный трепет, а не жажду наживы.

Архиепископ плотнее запахнулся в лиловую меховую мантию с лисьим воротником: из окна дуло. И вернулся мыслями к королю. Надолго ли?.. А потом? Его сын? Это еще как посмотрит знать. Феофано намекнула, что желала бы видеть на троне германца, тогда ей было бы легче. Но не скоро – опять же ее намек. Пусть посидит пока Капет, поглядим. А тот заявил, что хочет короновать сына. Он прав, иначе династию не упрочить. Но Феофано советует повременить, пусть Капет сходит сначала на мусульман. Ему, старику, пришлось выкручиваться, ссылаясь на занятость, наведение порядка в церковном мире и еще на что-то, не помнится уже по старости…

Тут архиепископ вновь вернулся в мыслях к парижским монастырям. Сколько их: Сен-Жермен, Сен-Женевьев, Сен-Марсель… а церквей, что по берегам, и не счесть! Все это надо восстановить. Сколько работы у короля! А кроме него – кто же? Он не скуп, его щедрые пожертвования на храмы известны. А Феофано? Хорошо ей там рассуждать, а сама не дала ни солида[19]. И она еще строит какие-то планы?.. Нет, положительно пора браться за восстановление старых храмов и постройку новых, Гуго одобрит и даст средства. Норманнов же теперь бояться нечего, Капет и Ричард родственники и друзья. Да и сын Ричарда при дворе у Гуго – чем не гарантия мира с норманнами? Не зря Феофано отчитала епископа за его олуха викария и монастырь, где аббатисой – тетка Ричарда. А этот граф, ее внучатый племянник… что если сделать его слугой империи, возведя в сан епископа?..

Шаги послышались в коридоре, остановились у двери. Вошел клирик, доложил:

– Король франков, ваше преосвященство.

Адальберон кивнул, не удивившись. Он знал, что Гуго пожалует.

Клирик удалился.

Поприветствовав архиепископа, король подошел к очагу, протянул руки:

– Чертовский холод! Колючий снег, да еще с ветром. Спасает мантия на меху, да шапка. А вот ноги и уши…

Старик выглянул в окно:

– Много намело снега. К урожаю. Хоть для зимы и рано…

– Короновать Роберта тоже рано?

Архиепископ перестал созерцать саван за окном, повернулся, взглянул исподлобья:

– Так вот вы за чем…

– А догадались, так ответьте, ваше преосвященство.

– Ведь я объяснил вашим посланцам, что не время еще, не зажили былые раны у знати… Пусть попривыкнут вначале к новому королю. Сколько лет ведь правили потомки Карла Великого.

– И это вы считаете разумным и достаточным объяснением? Я им не удовлетворен.

– Чего вы хотите?

– По-прежнему любить и почитать Бога и святых, не забывать о духовной добродетели, защищать Церковь, обновлять старые храмы и строить новые.

– Я рад, что в лице Гуго Капета Церковь имеет такого надежного защитника и покровителя.

– Она может лишиться его, если вы по-прежнему будете упрямы. Вы роете Церкви могилу во Франции. Хотите, чтобы она отреклась от Бога и вернулась к язычеству?

– Вы забываетесь, Гуго! – повысил голос архиепископ. – Забыли, кому обязаны троном?

– Точно так же, как и вы забыли о том, кто убрал вашу голову из-под топора палача! Короткая же у вас память, ваше преосвященство, а ведь еще не прошло и года, как умер Людовик.

Архиепископ закряхтел, повел шеей. Разговор принимал нежелательный оборот, и он поморщился:

– Итак, ваше желание…

– Прежде всего, – не дал ему договорить Гуго, – сохранить наши с вами добрые отношения и не стать свидетелем того, как вас объявят врагом христианства.

– Как! Меня?! – вытаращил глаза Адальберон и левая бровь его задергалась. – Врагом христианства! В своем ли вы уме? Кто посмеет?..

– Глава Церкви, римский епископ, наместник Бога на земле…

– Папа!..

– И этот приговор станет вашим концом.

Адальберон, привстав было, вновь опустился на место:

– Чтобы вынести подобный вердикт, нужны серьезные аргументы. Кто собирается выдвинуть их против меня, вы или понтифик?

– Я! А затем и папа.

– Но на каком основании? В чем вы собираетесь меня обвинить?

– В том, что вы позволяете мусульманам вторгаться на земли христиан и грабить их, насаждая там свою веру.

– Вы с ума сошли! – побагровел архиепископ. – Кто дал вам право винить меня в этом? Какие у вас есть основания нападать на меня, обвиняя в пособничестве сарацинам?

– Вы не даете мне выступить против них, зная, что их флот стоит у берегов Готии и маркграф Борель всеми силами сдерживает их натиск, не давая им вторгнуться на земли христиан.

– Да, я слышал о стычках с мусульманами в этом регионе, но меня известили, будто серьезной опасности нет. Откуда у вас сведения о столь угрожающем положении дел?

– Из письма Бореля. Вот оно, – и король протянул пергамент.

Архиепископ трясущимися руками взял послание и, развернув его, стал жадно читать.

Письмо было полно отчаяния. Борель просил помощи у короля франков, выражая серьезное опасение, что если она не прибудет, то вся страна окажется захваченной ордами сарацин. Это поставит под угрозу существование христианства вообще, ибо с каждым днем прибывают все новые корабли, и с крепостных стен уже не видно моря, оно превратилось в сплошной ковер из разноцветных тюрбанов.