Предательство Тристана - Роберт Ладлэм

– О да, в контакт я вступил, – не скрывая сожаления, сказал Меткалф. И добавил очень спокойно: – Но, похоже, моя работа тоже сорвалась.

Расставшись с Роджером, Меткалф отправился на завтрак в ресторан гостиницы, где его посадили за столик к полному лысоватому мужчине, цвет носа и щек которого выдавал давнее пристрастие к джину. Мужчина, одетый в твидовый костюм кричащей клетчатой расцветки, больше подходящей для пледа, пожал руку Меткалфу.

– Тэд Бишоп, – сказал он по-английски, очевидно, с первого взгляда распознав в Меткалфе обитателя Запада. – Московский корреспондент «Манчестер гардиан». – Бишоп говорил с сильным акцентом кокни.[63]

Меткалф назвался своим настоящим именем. Он заметил, что в тускло освещенном ресторане имелось множество пустых столиков, но так всегда поступали в советских гостиницах. Здесь старались сажать иностранных гостей вместе, особенно тех, кто говорил на одном языке. Видимо, из-за того, что стадо легче пасти, чем отдельных особей.

– Вы тоже журналист? – поинтересовался Бишоп.

Меткалф покачал головой.

– Нет, у меня деловая поездка.

Журналист медленно кивал, помешивал ложкой в стакане горячего чая, где лежал кусок сахара. Вдруг выражение его лица несколько изменилось, как будто его осенило.

– «Меткалф индастриз»! – воскликнул он. – Имеете к ним какое-то отношение?

На Меткалфа эта осведомленность произвела впечатление. Корпорация не имела всемирной известности.

– Самое прямое.

Бишоп вскинул брови.

– Но прошу вас оказать мне любезность, – сказал Меткалф. – Я вообще-то не хотел бы афишировать этот визит, и поэтому если бы вы согласились не включать мое имя в ваши корреспонденции…

– Безусловно. – Глаза Бишопа вспыхнули от удовольствия, порожденного прикосновением к тайне. Меткалф понял, что репортер – хотя в общении с ним следовало соблюдать осторожность, – мог бы оказаться полезным контактом, так что отношения с ним следовало укрепить.

– Кстати, надеюсь, что вы не слишком хотите есть? – неожиданно осведомился Бишоп.

– Чертовски голоден. А в чем дело?

– Обратите внимание на сахар в моем чае: он не растворяется. Я жду здесь так давно, что чай остыл. И так каждое утро. Обслуживание необыкновенно медлительное. Можно подумать, что они ждут, пока курица снесет яйца. А потом подают несколько тонких кусочков черного хлеба, немного масла и одно яйцо с немытой скорлупой. И даже не пытайтесь попросить приготовить это яйцо так, как вам нравится. Они подадут то, что нравится им, а вернее, что в этот день приспичит сварганить какой-нибудь Ольге из кухни.

– В таком случае я согласился бы на опилки.

– И вы получили бы их, уверяю вас, – хохотнул Бишоп. Его выпирающий живот и двойной подбородок затряслись от смеха. – Не ешьте ничего в виде пюре, предупреждаю вас. Они любят добавлять туда опилки. Учтите, что большевики делают из сосисок и пюре нечто такое, что отказался бы есть даже голодающий термит. – Он понизил голос. – И еще о «жучках»: исходите из того, что вас подслушивают везде и всюду, куда бы вы ни пошли. Они вставляют крошечные микрофончики во все места, куда те только могут поместиться. Уверен, что они всунули несколько штук в задницу официанта. Иначе чем объяснить его кислую рожу?

Меткалф весело рассмеялся.

– Русская диета – лучшая диета в мире, можете не сомневаться, – продолжал Бишоп. – Я потерял, наверно, фунтов сто за то время, пока сижу здесь.

– И давно вы здесь?

– Четыре года, семь месяцев и тринадцать дней. – Он взглянул на часы. – О, и еще шестнадцать часов. Но кто, кроме меня, это считает?

– Вы должны были за это время неплохо узнать Москву.

Журналист искоса взглянул на Меткалфа.

– Боюсь, лучше, чем хотелось бы. А что хотите узнать вы?

– О, ничего, – непринужденно ответил Меткалф. – Ничего конкретного. – «Время задавать вопросы еще наступит, но пока рано. С этим парнем нужно работать не спеша, – думал он. – Это, в конце концов, репортер, обученный докапываться до истинной подоплеки событий и разоблачать чужую ложь». Однако Стивен почувствовал подлинную теплоту к трудолюбивому английскому журналисту. Он знал этот тип: соль земли, совершенно невозмутимый, не боящийся ничего, кроме скуки. Бишоп обязательно должен знать все закоулки столицы.

– Вы, конечно, не забыли, что здесь нужно менять деньги, не так ли? Сделайте это в вашем посольстве – там поменяют по гораздо более выгодному курсу, чем тут, в гостинице.

Меткалф кивнул, ему уже пришлось поменять здесь немного денег.

– Если вы хотите познакомиться с меню ресторана, то я мог бы вам помочь в этом. Правда, список там очень короткий и унылый. Может быть, вы рассчитываете получить настоящий яблочный пирог в американском стиле? Тогда у вас одна надежда на кафе «Националь». В «Арагви» на улице Горького, напротив Центрального телеграфа, готовят приличный шашлык. И, кстати, подают хороший грузинский коньяк. «Прага» – на Арбатской площади… Еда паршивая, зато там держат хороший цыганский оркестр и там танцуют. Вообще-то там имелся хороший чешский джаз-ансамбль, но всех музыкантов выгнали в тридцать седьмом как потенциальных шпионов.

Реальная причина, уверен, заключалась в том, что на их фоне русские джазисты выглядели ужасно плохо. И раз уж мы заговорили о шпионах… Меткалф, не знаю, бывали ли вы здесь когда-либо прежде, но вы должны следить за собой.

– Что вы имеете в виду? – вежливо спросил Меткалф, стараясь не выдать волну напряжения, внезапно нахлынувшую на него.

– Просто посмотрите вокруг. Вы, конечно же, заметили здесь мальчиков из ХАМЛ[64]? – Бишоп указал своим внушительным подбородком в сторону вестибюля.

– ХАМЛ?

– Так мы называем между собой парней из НКВД. Большевистские быки. Подлецы и никудышные актеры. Они страшно интересуются тем, куда вы идете, так что нужно быть очень осторожным при встрече с кем угодно, потому что они будут следить за вами.

– Если это на самом деле так, они должны быть жутко назойливыми. Но у меня большинство встреч происходит в Министерстве внешней торговли. Это должно крепко-накрепко усыпить их.

– О, я нисколько не сомневаюсь, что вы ведете дела на высоком уровне, но в наше время этого недостаточно. Пусть нечасто, но красные, случается, устраивают всякие подлости, вроде выдвижения обвинений против вашего брата капиталиста, если переговоры идут не так, как им хотелось бы. Когда-либо слышали о такой британской технической фирме «Метро-Викерс»?

Меткалф слышал. «Метрополитен-Викерс электрикал компани Лтд» поставляла в Советский Союз тяжелые электрические машины. За год до его первого прибытия в Москву случился серьезный дипломатический инцидент: двоих служащих фирмы арестовали по обвинению в промышленном саботаже.

– Двоих инженеров судили в московском суде и приговорили к двум годам тюрьмы, – припомнил Меткалф, – за то, что несколько турбин, которые они установили, работали со сбоями. Но разве их не выпустили после того, как все превратилось в грандиозный дипломатический скандал?

– Действительно, – согласился Бишоп. – Но большевики решились арестовать их прежде всего потому, что они имели очень мало контактов с британским посольством, и Кремль полагал, что они окажутся беззащитными, а британское правительство откажется от них. Вы имеете хороший контакт с американским посольством?

– Не особенно, – признался Меткалф. Если быть точным, то он имел там только один контакт: атташе по имени Хиллиард, к которому его адресовал Корки. Но атташе был бы осторожен и осмотрителен в контактах с Меткалфом. Если с Меткалфом что-нибудь случится, если Советы поймают его за каким-либо предосудительным занятием, посольство станет отрицать любую связь с ним. Корки недвусмысленно предупредил Меткалфа об этом.

– Что ж, в таком случае я рекомендовал бы вам обзаводиться друзьями везде, где получится, – посоветовал брит. – Думаю, вы понимаете все, что я рассказал вам о здешних обычаях. – Он отхлебнул большой глоток чая. – Вам, возможно, потребуется союзник. В Москве ни в коем случае нельзя находиться, не имея союзника.

– Или что?

– Они почувствуют слабость и нанесут удар. Если вы причастны к какой-нибудь крупной и сильной системе, скажем, к газете или правительству, вы, по крайней мере, имеете определенную защиту. Но если этого нет, вы становитесь бесконечно уязвимы. Всегда и во всем. Если они посчитают, что вы можете причинить им хоть малейшую неприятность, они без всякого смущения арестуют вас. Это так, информация к размышлению, Меткалф.

День оказался чертовски холодным, настолько холодным, что у Меткалфа горело лицо. Наступившая зима была, как он уловил из разговоров москвичей, самой морозной за многие годы. На улице Горького он зашел в магазин Торгсин[65], где продавали недоступные обычным русским дефицитные товары за иностранную валюту. Там он купил русскую меховую шапку – не для маскировки, а для совершенно необходимого тепла. У русских была очень основательная причина, чтобы носить эти шапки, – ничего, кроме них, не могло лучше сохранить голову в тепле и защитить уши во время жестокой русской зимы. Он хорошо помнил, какой сильный холод мог быть в Москве, настолько сильный, что, стоило оставить окно в комнате приоткрытым хотя бы на маленькую щелочку, чернила в стоящей на столе чернильнице превращались в кусок льда. В его прошлый приезд сюда в Москве совсем не было холодильников, даже для самых привилегированных иностранных гостей, и ему с братом приходилось вывешивать скоропортящиеся продукты за оконную форточку в авоськах; при этом молоко и яйца, естественно, замерзали.