Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем ты с ним связался? — не скрывая досады, спросила Майя. — Сейчас он пожалуется отцу. Нас с тобой живьем закопают.
— Пусть попробуют, — сказал Федор и ускорил шаг. Майя едва поспевала за ним.
Всю дорогу они молчали, и только у ворот, как будто сейчас только вспомнив, Майя вдруг спросила:
— Федор, векселя, в которых ты значился сыном купца Гаврильева, сохранились?
— Сохранились. А зачем они тебе? — Федор дослал из кармана сафьяновый бумажник и протянул Майе.
Она вынула пачку векселей, развернула один из них, потертый на месте изгиба, и стала читать.
— Пусть это у меня побудет, — сказала она, пряча бумажник. — Вместо тебя я пойду к хозяину на вызов.
— Да ты что? — опешил Федор. — Я сам ответ буду держать.
— Нет, нет. Я теперь знаю, как с ним разговаривать. Он у меня вот здесь! — Майя показала кулак и побежала в юрту.
Федор распряг быка и вслед за Майей вошел в юрту. Там негде было шишке упасть. Посредине, на чурбаке, сидела Федосья и что-то рассказывала. Федор протиснулся к Майе и сел рядом. Он нагнулся к жене и шепотом спросил, зачем ей понадобились векселя.
— Не шуми, слушай сказку, — тоже шепотом ответила Майя.
— …Хозяин посмотрел на батрака свысока, — продолжала Федосья, — и говорит: перестань вякать, собачий сын, у тебя есть руки, которые все умеют делать, но ты нищ и голоден, а я сыт, пью сладко и ничего не делаю.
— Ладно, хозяин, это всем известно, что я беден, а ты богат. Но скажи мне, что лучше: руки, которые все умеют делать, или богатство?
— Конечно, богатство, — ответил спесивый богач. — Со своими руками ты погибнешь ни за понюх табаку, а меня никакая холера не возьмет.
— А это мы еще посмотрим, — не уступает ему батрак, — давай нынче ночью заночуем с тобой в поле под открытым небом и посмотрим, кто из нас до утра протянет.
— Давай, — согласился богач. — Только я не буду держать ответ, если ты в сосульку превратишься.
— И я не буду отвечать, если ты к земле примерзнешь, — ответил батрак.
Вечером, идя на ночлег, богач влил в себя полчугунка топленого жира, заел его свежей кониной, выпил крепкого чая. А батрак подкрепился чем бог послал: съел немного каши на кислом молоке и одну лепешку. Богач натянул на себя новые брюки на заячьем меху, надел лисью шубу, а сверху доху из рысьей шкуры, обулся в камусы из оленьих лап. А батрак влез в ветхую шубейку из жеребячьих шкур — дыра на дыре — да штаны из телячьей кожи, натянул на ноги торбаса из коровьей кожи. Богач засунул в мешок большой кусок вареного мяса, чтобы было что жевать ночью. А батрак взял под мышку обледенелый топор.
По дороге богач посмеивался над батраком, радуясь, что мороз на дворе крепкий, ветер сильный и до утра далеко.
Батрак шел рядом и помалкивал.
Они дошли до леса. Богач даже не свернул с дороги, сел прямо на снег, достал из мешка мясо, отрезал большой кусок и стал жевать. Батрак, поеживаясь от холода, подошел к дереву и начал рубить.
Наступила ночь, мороз крепчал. «Хороший морозец, — думает богач. — Еще бы ветерка прибавить да со снежком, чтобы дух забивало». Богачу тепло, и он начал дремать, но вскоре очнулся от холода. Ему бы встать да подвигаться, чтобы согреться, но лень. Протянул руку в мешок, а там ни кусочка — все слопал. А батрак знай рубит дерево, пар от него валит.
— Ну довольно, — взмолился богач, зубом на зуб не попадая, — Пошли домой.
— Ну что, пробрало? — засмеялся батрак. — Так что лучше: богатство или рабочие руки?
Упрямый богач, не желая быть побежденным, опять сел на снег. А наутро…
Вдруг дверь юрты распахнулась. На пороге показался Малаанай. Он обвел взглядом юрту и, найдя глазами Федора, крикнул:
— Федор, скорее иди к господину голове! Он ждет тебя. Ну, пошевеливайся!
Федер не торопясь встал.
— Не ходи, Федор, — остановила его Майя. — Я сама пойду! — И, не дав Федору опомниться, выбежала из юрты, чуть не сбив с ног Малааная.
VI
Федорка долго лежал на спине, дрожа от страха. Ему казалось, что Федор вернется и снова начнет его избивать. Потом он поднял голову: Майя с Федором были далеко. Он вскочил на ноги. Все лицо у него ныло от ударов, рубец на щеке вспух и болел нестерпимо. Федорка заскулил тихо, по-собачьи, утирая рукавом слезы. Только сейчас он вспомнил о ружье и заметался. Им вдруг овладела ярость. Схватив ружье, он затряс им, грозя в ту сторону, куда пошли Федор с Майей.
«Ну, погоди же, вонючий пес, — с яростью подумал Федорка, — Отец задаст тебе жару».
Он опустился к долине, взошел на кладку и посмотрел в воду. След от плети на щеке стал темно-синим. Федорка всхлипнул и, потеряв равновесие, чуть не свалился в воду. Сойдя с кладки, он увидел оставленные Майей подснежники и с яростью стал топтать их ногами.
Дома Авдотья заждалась сына и, как только он показался во дворе, пошла ему навстречу.
— Что с твоим лицом? — ахнула она, побелев. — Девки, тащите водку, тряпку, надо примочку делать! Где тебя так разукрасили?
Вместо ответа Федорка громко заплакал, не стесняясь подбежавших батрачек. Горничная Марфа держала в руках пустую бутылку:
— Водки нет, кончилась…
— Вылакали? — разразилась криком Авдотья. — Ни капли не оставили, погибели на вас нет! Откуда хочешь доставай водку!..
На шум из дома вышел Яковлев. Стоя на крыльце, он спросил:
— Что тут стряслось? Это мы вчера с письмоводителем опохмелились. А зачем тебе водка?
— Зачет, зачем?.. — шумела на весь двор Авдотья. — Залил глаза и ничего не видит. Погляди на своего сына.
— А чего мне на него глядеть-то? — Яковлев подошел к Федорке. — Эва, где это тебя угораздило?
— Это Федор хлыстом…
Авдотья хотела что-то сказать, да так и осталась с открытым ртом. Глаза ее полезли из орбит, лицо вытянулось, побледнело.
— Видали разбойника?.. — визгливо закричала она. — Разжирел на нашей простокваше, силу некуда девать, так он на ребенка с дракой полез… Изувечил!.. Слышите, люди, изувечил!.. Теперь моя очередь!.. Не сегодня-завтра придет и задушит!.. — Авдотья подскочила к мужу и схватила его за шиворот. — Это ты во всем виноват, ты!.. Женил его на этой змее, дочери Харатаева, белоручке. Все имущество им, наверно,
