Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И не подумаю возвращать! — зашумел Яковлев. — Да он у меня больше съел.
— А кто вам говорит, чтобы вы возвращали? — Сидор дивился глупости улусного головы. — Важно выманить у него векселя.
Яковлев тяжелыми, грузными шагами прошелся по комнате, потом сел на орон.
— Недаром говорят, что у образованного не один, а два ума. — Яковлев опять встал, подошел к двери крикнул:
— Авдотья, принеси бутылку водки!
Авдотья сидела в комнате и плакала от обиды на мужа за то, что тот накричал на нее при посторонних и прогнал.
— Ты что, оглохла?
— Зачем тебе водка? — спросила она. — Мало той, которую вылакали? Никак не напьетесь.
— Не твоего — бабьего ума дело. Неси водку да поскорее!..
VII
Майя вышла из дома Яковлевых и остановилась, прислонившись к сосне во дворе. В висках громко стучала кровь, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Успокоившись немного, она подошла к юрте, осторожно открыла дверь и тихо переступила порог.
Федор бросился к ней:
— Ну что там было? — Голос у него дрожал.
У Майи кружилась голова, в ушах звенело. Она, пошатываясь, подошла к орону и села.
— Что они тебе, доченька, говорили? — спросила Федосья.
Все, кто был в юрте, окружили Майю, приготовившись слушать. Федор, видя расстроенное лицо Майи, веял ее руку и стал гладить.
— Какую казнь они для меня придумали? — спросил он.
— О тебе даже и речи не было, — ответила Майя.
— Как?.. А зачем же хозяин меня вызывал?
Майя рассказала о своем разговоре с Яковлевым. В юрте стало тихо.
В это время дверь юрты открылась.
— Кто там? — спросила чуткая Федосья.
На пороге стоял Яковлев. Он вошел в юрту и стал глазами искать Федора. Увидев его, улыбнулся и подмигнул.
Батрачки выскользнули из юрты. За ними, с опаской косясь на хозяина, вышли батраки. В юрте остались Яковлев, Федосья, Федор и Майя.
— Кто к нам пришел, Федор? — спросила Федосья.
— Это я, слепая, я, — ответил Яковлев.
— Голова?.. — удивилась Федосья и в страхе подумала: «Ну, сейчас разразится гром».
— Что, сынок, отдыхаешь? — ласковым голосом спросил Яковлев, садясь рядом на ороне.
Майя и Федор переглянулись, удивленные, что Яковлев не кричит, не топает ногами.
— Отдохни, отдохни, сынок. А моего Федорку ты правильно проучил. — Яковлев достал из кармана бутылку водки. — Я ему еще добавлю. Ты думал, что я взыщу с тебя за это?
«Ух лиса старая», — подумала Майя.
Федор всего ожидал от хозяина, только не этих слов.
— С тех пор как ты привез жену, мы с тобой, сынок, ни разу не поседели. Это непорядок. У порядочных людей так не принято. Знаю: ты на меня обижаешься, считаешь меня извергом, кровососом. Мол, наобещал перед женитьбой и то, и другое и позабыл. Нет, не забыл, помню. И все, что обещано мною, ты получишь сполна. Слово мое твердое. Мне жить осталось немного, и я не желаю грешить перед смертью. И ты, доченька, прости меня, старого. — Он повернулся к Майе. — В старину, когда брали в дом невестку, бросали в нее рукавицей, то есть испытывали ее терпение и трудолюбие. Тебя тоже не миновало это. Зато я увидел, что ты достойная пара моему Федору, и теперь спокоен.
Яковлев открыл бутылку.
— Давайте, дети, выпьем на радостях за вас и за благополучное окончание сева. Дай, Федор, чашки.
Майя попыталась остановить Федора взглядом, но тот не послушайся жены, достал с полки три чашки, поставил на стол.
Яковлев наполнил их водкой и первым поднял чашку:
— Ну, за ваше счастье, дети!
Вторую чашку Федор протянул Майе. Майя не взяла.
— Так нельзя, доченька. За счастье надо выпить. Я очень прошу тебя.
Майя взяла чашку и поднесла Федосье.
Старуха понюхала содержимое чашки и выпила. Майя подала ей лепешку.
— Кого мне благодарить? — спросила слепая.
— Всех нас, особенно моих детей, Федора и Майю, — скороговоркой ответил Яковлев.
Федосья промолчала.
— А не лучше ли нам пойти ко мне домой? — сказал Яковлев. — Ну что это за пир? Ни закуски… Пойдемте. Посидим рядком да поговорим ладком. Ведь мы свои люди.
Федор встал, чтобы идти. Майя даже не сдвинулась с места.
— Перестань дуться, доченька. — Яковлев подошел к Майе. — Мы тебя ждем.
— Я не пойду к вам, — сказала Майя и отвернулась.
— Ну почему? — в голосе Яковлева прозвучало нетерпение.
— Не желаю встречаться с вашей супругой, которая грозилась, что заставит меня языком навоз слизывать. И сына вашего не желаю видеть. Достаточно с меня сегодняшней встречи.
— Эх, кто старое помянет… Ничего этого больше не повторится. Хочешь, сделаю так, что они перед тобой повинятся? Вот увидишь, я помирю вас. Наступит благодать и тишина.
— Но я не желаю прощать, — твердо сказала Майя.
Захмелевший Федор потянул Майю за локоть:
— Ну, будет тебе, Майя, пошли.
— Не ходи, он хочет обмануть тебя, — шепнула Майя мужу.
Яковлев, стоя у порога, обернулся:
— Пусть тогда один Федор идет со мной, примет у меня дом и все, что вам причитается. Федора ты отпускаешь?
«Неужели он в самом деле собрался вернуть дом и имущество? — подумала Майя. — Ой, как бы он не надул». По своему отцу она знала нравы богачей. Им обмануть человека ничего не стоит.
Заметив нерешительность Майи, Яковлев заторопил Федора:
— Ну, пошли, сынок, пока не стемнело. Да, не забудь захватить векселя, которыми я в шутку снабдил тебя, когда ты ехал в Вилюйск. Помнишь? — сказал он это так, как будто только сейчас вспомнил о векселях. — Их надо сжечь. Где они?
— У Майи, — простодушно ответил Федор.
— Захвати их с собой.
Только теперь Федор понял, что привело Яковлева к ним на поклон — векселя. Значит, он не на шутку испугался. Ну и что же, почему бы не получить обратно все, что когда-то принадлежало его отцу взамен фальшивых векселей.
— Майя, дай-ка те бумаги, — попросил Федор.
— Пусть сначала вернет дом, скот, все имущество, тогда получит векселя. Иначе даже не подумаю отдать.
Яковлев вспылил:
— Если не вернете бумаги, ничего вам не дам. И господина урядника вызову. Он у вас силой отберет бумаги и отдаст мне.
— Вот вы как теперь заговорили господин голова, — холодно смазала Майя. — Ну что ж, попробуйте. Только как бы не пришлось вам раскаиваться.
— А зато, что избил моего сына, ответишь, — пригрозил он Федору.
— Вашего сына Федор и пальцем не трогал, — ответила Майя. — Это я его ударила по физиономии, чтобы не привязывался. Он на мне все платье порвал. Это
