Хоровод нищих - Мартти Ларни

– Он недавно открывал глаза.

– А рот? – спросил Ионас.

– Почти нет.

Мастер, обладавший тонким чутьем, однако, обнаружил, что челюсти лежащего на кровати ритмично двигаются и он пытается проглотить слишком большой кусок. Ионас почувствовал раздражение. Представления он одобрял только в театре, ну еще, может быть, при визите к аптекарю. По глазам Лидии он понял, что она скрывает правду. Лидия вообще обладала склонностью притемнить ситуацию. Ионас взглянул на поднос: сыр, колбаса и бутерброды. Он сел на край кровати и пощупал пульс больного. Поэт дышал равномерно и глубоко. На его щеках появился румянец.

– Что же нам делать? – спросил Ионас.

– В каком смысле? – недоуменно ответила Лидия.

– Я подумал, не остаться ли мне здесь и понаблюдать за ним. Пульс у него стал пореже.

– И мне так кажется. Он скоро совсем придет в себя.

– Придет в себя?

– Конечно. Не так уж он был пьян.

Ионас вздохнул. Мертвые и дураки никогда не меняются.

– Его, пожалуй, надо разбудить, – предложил Ионас.

– Ни в коем случае, – воспротивилась Лидия.

– Ему же надо давать лекарство. По столовой ложке три раза в день.

– Сейчас слишком поздно. Иди к себе спать.

Взгляд мастера пробежался по стенам комнаты. Он гнал от себя мысль о том, что…

– Удобно ли тебе будет остаться с неизвестным мужчиной. Пойдут разные слухи…

Лидия скорчила обиженную мину – оскорбилась. Она снова стала княгиней, как и прежде, – наполовину.

– Мне все равно, что будут болтать люди. Ты сам до чертиков подозрителен. Ступай на свою половину. Если мне потребуется помощь, я разбужу тебя.

Лидия пожелала дяде доброй ночи и проводила его до выхода из комнаты.

– А если все-таки мы посторожим его вместе? – спросил Ионас, взявшись за ручку двери.

– Зачем вместе? Ты, видимо, немного поглупел. Я ведь не боюсь больного человека.

– Я и не сомневаюсь.

– Ну вот что, я поняла. Слушай, Ионас, я еще раз напоминаю тебе, что я все же дама.

Ионас согласился, что Лидия дама, и медленно удалился на свою половину. В сердце пожилого человека закрались обоснованный страх и сомнение. Одни женщины любят жизненный комфорт, другие – мужчин. Но в любом случае их женская сила проявляется лишь тогда, когда они чего-нибудь по-настоящему захотят. В двадцатилетнем возрасте они влекут к себе, в сорок лет – не дадут себя в обиду.

Днем, на круглом стуле сапожника, у Ионаса, как правило, неплохо работали мозги. Мыслительный процесс, зародившись днем, обычно продолжался в постели до самого сна. Так произошло и сейчас. К полуночи самокритике был подведен баланс. Он почувствовал свое ничтожество, которое не давало ему повода для самолюбования. Старый человек – ближе к семидесяти, чем к шестидесяти. По правде говоря, он уже отыграл игру своей жизни. У него не было никакого права следить за поведением Лидии. Женщина подобна тени человека: если преследуешь ее, она от тебя убегает, ежели же убегаешь от нее, она следует за тобой.

Удовлетворенный всем прочим, кроме себя самого, Ионас заснул беспокойным сном.

А за стенкой бодрствовали. Лидия кормила больного поэта бутербродами и обворожительно легкомысленными историями. Лекарство в бутылочке, которую покрывала бумажная шапочка, оставалось нетронутым, ибо господин Золя сказал, что боится лекарств, особенно тех, которые перед употреблением следует взбалтывать. Он крепко верил в целительную силу пищи и нетерпеливо ждал момента, когда ему дадут спокойно заснуть. Но Лидия продолжала повествование об Америке и о князе. Жизнь улыбалась ей, дарила ей радость и отнимала, но при этом она всегда оставалась дамой. Лидия с удовольствием говорила на американизированном финском языке. Сердце ее было горячим и обширным: там хватало места не только для князя, но и для других мужчин.

Господин Золя ел и изучал лицо рассказчицы. Оно было каким-то детским и по-крестьянски здоровым. Только темные кольца вокруг зеленоватых глаз отчасти свидетельствовали, что перед ним дама, преуспевшая в свое время среди господ, двинутых на любви. Три расположившихся друг на друге средневозрастных подбородка и круглый затылок говорили о нежелании заниматься физкультурой. Взгляд поэта остановился на руках женщины. Они были маленькие и красивые, словно созданные специально для глажки шелкового белья и поглаживания князей. Господин Золя выразил свое восхищение словами:

– У вас красивые руки.

– Да. Они и сейчас такие. Представьте себе, что князь прежде всего пришел в восторг от моих рук.

– Князь?

– Мой жених.

– Значит, вы помолвлены?

– Конечно. У меня большой опыт. Но первому встречному я не позволю обладать мной. Будь он даже князем.

Господин Золя почувствовал, что свернул на опасную княжескую дорожку. Он перевел беседу с рук на современную политику, заговорил о кризисе и безработице. Но Лидия посчитала тему о своих руках первостепенной; в них и состояла ее привлекательность, сила притяжения. Ее руки созданы для легкой работы. Она хорошо знала, что такое руки мужчин. Надежнее всего держать мужчину за руку, а в темноте нередко даже необходимо. Лидия посмотрела на лежащего на постели незнакомца и сказала:

– Я нисколько не удивлена тем, что вы обратили внимание на мои руки. Вы же так много писали о маленьких и красивых руках Нана.

– Кто такая Нана?

– Нана? Неужели вы уже забыли героиню вашей книги? Ой, я восхищена образом Нана. Такая страстная и стойкая женщина. Расскажите мне, как вам удалось написать такое.

Господин Золя на какое-то мгновение растерялся.

– Все диктуется вдохновением, – со значением произнес он.

– Ах, если бы ко мне пришло вдохновение! Ой, я могу дать вам хорошие темы. Вам обязательно надо написать роман о девушке, влюбившейся в одного парня. Она забеременела, а парень бросил ее. У меня есть еще несколько прекрасных сюжетов. Однажды один мужчина попытался изнасиловать молодую девушку, но ему это не удалось. Затем он все-таки соблазнил девушку и бросил ее. Девушка потеряла всякую надежду и покончила жизнь самоубийством.

– Потрясающе, – вздохнул пациент.

– А однажды старый вдовец влюбился в молодую женщину, но, не добившись от нее согласия на брак, убил ее. Удавил. Мужчину задержали, но его нельзя было посадить в тюрьму, так как он потерял разум.

Господин Золя выслушал полтора десятка сюжетов для романов и заворочался на кровати. Он самовольно сменил тему разговора и стал расспрашивать об Ионасе.

– Он уже спит, – коротко ответила женщина. – Ионас довольно стойкий человек. С тонкими чувствами. И весьма умен. Он знает почти все, что нужно знать человеку.

Господин Золя без всякого зазрения зевал и тер пальцами глаза. Лидия взглянула на часы и ушла в рабочее помещение, где была заправлена ее временная постель, пожелав на прощанье больному доброй ночи.

Счастливый гость натянул одеяло на уши и положил щеку на подушку, пахнувшую чистотой. Лидия погасила свет и забыла своего князя.

Из головы Лидии не выходили события вечера и ночи. Они вынуждали ее бодрствовать и растравляли ее нервы. Все мысли начинались и кончались Эмилем Золя. Когда она сравнила писателя с поселковым казначеем, с которым она встречалась тайком от Ионаса уже полтора года, то увидела в скитальце символ мужской молодости. Золя – свободный мужчина, у него нет ни должности, ни семьи, только удивительное вдохновение и ямочка на подбородке.

Приближалось утро, но на улице еще было совсем темно. Спущенная вниз рулонная штора не пропускала в комнату свет от уличного фонаря. Лидия находилась в промежуточном состоянии между сном и бодрствованием. В какой-то момент из соседней комнаты послышались шаги. Лидия села на постели и прислушалась, обратившись всем своим существом в слух. Слабый больной, которому был предписан постельный режим, встал на ноги и стал ощупью бродить по темной комнате. Он царапал ногтями стены, наталкивался на мебель и в раздражении издавал фыркающие звуки. Наконец он открыл дверь и, прислушиваясь, остановился. Поискал выключатель и приблизился к постели Лидии. Сердце женщины застучало, как птичка в клетке, и она села на постели. Мужчина споткнулся о корзину с бельем и упал прямиком в объятия Лидии. Та схватила его руку и прошептала.

– Эмиль, Эмиль…

Мужчина жутко перепугался и пробормотал:

– Извините… Я… Женщина нетерпеливо зашептала:

– Эмиль… Как ты осмелился?

– Я… Я только…

– Любимый, ты же можешь простыть. Иди ближе, Эмиль! Эмиль!

Скиталец в мире поэзии, потерявший память, уставился в темноту, в которой едва виднелось лицо, пахнувшее миндальным кремом, и ответил:

– Я… Прошу прощения, но я не Эмиль…

– Не Эмиль? Так кто же вы?

Голос женщины задрожал от страха, и она попыталась отстраниться подальше от чужака.

– Кто вы? Мужчина робко ответил:

– Я Йере… Йере Суомалайнен, начальник рекламы завода «Чудный аромат».