Сладостное забвение - Даниэль Лори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я успела приоткрыть дверь в уборную сантиметров на пять, а потом до меня донеслось мое собственное имя, сказанное громким женским голосом, который не заглушил шум воды из-под крана и в бачке унитаза.
– Эй, я имею в виду, что она, может, и известна как Милашка Абелли, но это просто потому, что она милуется с кучей мужчин.
Рот наполнился горечью.
Голос принадлежал одной из Руссо. Валентина. Жена кузена Николаса, хотя я и не знала, кого именно. Высокая, статная, с резкими сицилийскими чертами лица. Сложно пройти мимо или забыть.
– Ты ревнуешь, потому что Рикардо весь вечер на нее пялится, – ответила ее собеседница. По голосу похоже на Джемму, кузину Николаса. Она примерно моего возраста, может, чуть помладше, шатенка с карими глазами. Мы разговаривали всего раз, но она показалась мне симпатичной.
– Наплевать, что делает Рикардо. У меня есть Эдди, – возразила Валентина, и я услышала шорох, как будто кто-то копался в сумочке, а затем воцарилась тишина. Вероятно, Валентина поправляла макияж. – У нее любовника убили, между прочим. Какой-то парень из Статен-Айленда.
– Они и твоего пристрелят, если ты не прекратишь трепаться, – сказала Джемма.
Валентина фыркнула.
– Мы с Рикардо редко спим. Что он вообще хочет от меня?
– Прекрати. Не хочу слышать о тебе, моем брате и сексе в одном предложении.
– Ну и ладно, монашка.
Я тихо закрыла дверь. Я и не предполагала, что мое прозвище столь широко известно, пока не встретила Руссо. Интересно, все ли так считали? Мол, Милашка Абелли была легкого поведения и очаровательно себя при этом вела?
У меня свело живот. Что обо мне думают другие, меня не волновало, но сплетни задели сильнее, чем хотелось бы. Человек погиб, потому что я по глупости с ним переспала, а теперь я сохла по жениху родной сестры. Комментарий прошелся по больному месту.
Валентина и Джемма выпорхнули из туалета в облаке свеженанесенных духов и даже не заметили меня.
Я прислонилась к стене и дала прошлому всплыть в памяти.
Мы встретились в парке развлечений.
Ласковый ветерок, солнце и смех, доносящийся с колеса обозрения над моей головой. Запахи пирожных, попкорна и сахарной ваты. Таким представляла я парк развлечений, который встретил меня пустотой, схожей с фальшивой улыбкой Милашки Абелли. Ничего кроме снега, бетона и свиста холодного ветра.
Он работал охранником в торговом центре неподалеку в придачу к еще двум работам на полставки: ему нужно было прокормить мать и сестру. Наверняка теперь они едва сводили концы с концами, оплакивая сына и брата. Ужасная правда состояла в том, что я даже не знала его имени. Я отказалась называть свое, в итоге он усмехнулся и заявил, что не раскроет своего, пока я не представлюсь ему первой.
Сейчас он уже никому ничего не скажет.
Он был светловолосым, харизматичным и легким на подъем. Я и не знала, что можно быть настолько беспечным, именно это меня по-своему очаровало. Но, увы, я крепко завязла в совершенно ином мире. Мире, который оборвал его жизнь.
Самым горьким было то, что чувство вины начинало исчезать, как пейзаж в зеркале заднего вида уезжающей машины.
Я запрокинула голову и покрутила кольцо на среднем пальце. Он подарил колечко в качестве шутки, однако оно стало символом моего обещания: искупить ошибку. И я не собиралась снимать презент, пока не сдержу слово.
По коже пробежали мурашки. Я ощутила чье-то присутствие.
Повернув голову, обнаружила в коридоре Николаса: руки в карманах и ленивый взгляд, скользнувший по моему лицу.
– А я уж думал, ты никогда не снимешь розовый. – Низкий голос коснулся моих ушей и звук отразился от пустого коридора, заставив поежиться.
«…никогда не снимешь розовый». Мозг тотчас все опошлил, вообразив, как Руссо смотрит на меня, а я стою перед ним без одежды. Грудь напряглась, жаркая волна прочертила тропинку между ног. Я сглотнула и напомнила себе, что надо дышать.
Я редко носила черное, но сегодня была в вызывающем настроении. Возможно, именно потому, что знала: он будет здесь, а мне нужна вся сила, которую придает людям черный. Я хотела притвориться, что его не существует. До сих пор Николас видел меня только в белом и розовом: неудивительно, что чаще всего он смотрел на меня, как на глупую девчонку. Оно и к лучшему. Если бы он ответил взаимностью, за этим бы последовал невообразимый хаос, а я не собиралась становиться причиной очередного скандала. Больше никогда.
Не отходя от стены, я приподняла подол платья, чтобы продемонстрировать ярко-розовые туфли.
Губы Николаса тронул призрак улыбки, но он провел по своей губе большим пальцем и стер ее, а потом спрятал руку в карман. В самом низу живота закружились бабочки. Если я когда-нибудь и собиралась материться – всерьез материться, – то только с одной целью: описать, насколько Руссо красив. Он заслуживал непристойного эпитета, иначе никто бы не понял глубины ситуации.
– А как ты понимаешь прозвище Милашка Абелли? – задумчиво спросила я. Мне нужно знать, считала ли меня шлюхой вся Коза ностра. Жить в неведении не в моем стиле, даже если правда была горькой.
Он вскинул бровь, держа дистанцию в несколько метров.
– Ты хочешь, чтобы я это сказал?
Я медленно кивнула, закусив губу.
«Насколько все плохо?»
Глаза Николаса сверкнули в мрачном недоумении, смешанном с толикой злобы.
– Легко: одна из самых аппетитных задниц Нью-Йорка.
Я моргнула. Сглотнула. Издала мычащий звук, чтобы замаскировать сбившееся дыхание. Это ведь просто интерпретация прозвища, а вовсе не обязательно личное мнение Николаса, верно? Однако я не смогла избавиться от ощущения тянущей тяжести в животе. Платье вдруг стало слишком неудобным и тесным.
Я оттолкнулась от стены и пошла Николасу навстречу. Атмосфера в ресторане искрила. Мне вдруг стало интересно, было ли это обычной реакцией двух взрывоопасных сил, или мое увлечение настолько впиталось в кожу, что воздух в присутствии Руссо загустевал.
