Сладостное забвение - Даниэль Лори

Никто никогда меня не убьет, они просто не посмеют.

Нико

Для меня не было более подходящего места, чем самое сердце Коза ностра. Всем своим существом я подходил ей, как последний кусочек пазла.

Неважно, родился бы я сыном юриста, доктора или уборщика, я бы все равно нашел дорогу на криминальную сторону, занимаясь единственным, что любил делать: мошенничеством.

Я – сын Антонио Руссо и никого другого, и я чертовски хорош в том, что делаю. У отца было любимое выражение: Non può provare il dolce chi prima non ha provato l’amaro[54]. Вот так он объяснял мне, что в мире нет места сожалениям, и человек должен отведать горечи, прежде чем доберется до сладкого.

Впервые я услышал это выражение, когда мне было семь лет. Я смотрел на первого в своей жизни мертвого человека: с открытыми глазами он истекал кровью, лежа на полу склада.

В нашей профессии нажить сожалений просто. Они копятся, одно за другим, уничтожают твердость человека. Я мало о чем жалел, и до недавнего времени на душе висело лишь одно. Я жалел, что трахнул Джианну, пока она была женой отца. А вот последнее время я в придачу жалел и о том, что подписал контракт, связанный с Адрианой, причем жалел очень сильно.

Я хотел ее сестру.

В своей кровати.

Прижатой к стене.

На коленях.

Сам того не замечая, я мысленно прикидывал, как разорвать контракт, и точно знал, что делать. Семья Руссо славилась тем, что нарушала соглашения: моего отца поэтому, к слову сказать, и прикончили. Не самое лучшее оправдание, но я не боялся семьи Абелли. Я вообще ничего не боялся, если быть честным, и именно это, вероятно, и должно меня однажды убить.

Я хотел Елену Абелли, и перспектива развязать войну исключительно ради того, чтобы завладеть ей, звучала все более и более заманчиво, чем дольше я находился в ее присутствии. Но я вовсе не собирался следовать изощренному плану, что уже успело состряпать мое подсознание.

Я хотел трахнуть Елену.

А вовсе не жениться на ней.

Моей женой должна стать женщина, которую я буду уважать: та, кто родит мне детей, а отнюдь не та, рядом с которой я не могу ясно мыслить. Нельзя позволять себе такой отвлекающий фактор в жизни. Мне не нужны обязательства. Но Елена уже забралась в мою голову.

К огромному сожалению, я против собственной воли оказывался вовлечен во все, что творила эта девчонка. Дошло даже до того, что я следил за каждым ее движением, хотя постоянно пытался сдержаться.

Я не понимал, почему она разговаривала со мной вольно и уперто. Вероятно, именно потому, что видела во мне гребаного брата. Знала бы она, что каждый раз, как она мне возражала, хотелось закрыть ей рот ладонью, припереть к стене и наблюдать за удивлениям в этих нежных карих глазах, запустив руку под розовые стринги. Розовые, черт возьми. Почему-то, когда я их увидел, самоконтроль сильно пошатнулся.

Если бы я начал, я бы не остановился.

Отымел бы ее у стены в переулке. Кстати, у меня появилось назойливое ощущение, что мне бы этого было мало. В венах взыграла кровь Руссо: она хочет того, чего хочет, и гори все синим пламенем.

Ресторанная дверь с щелчком закрылась за моей спиной, приводя в чувство. Я застегнул пиджак и последовал за Еленой по коридору. Шелковистый хвост находился буквально на расстоянии вытянутой руки. Минуту назад он ударил меня по груди, когда она резко развернулась еще на улице. Мне приходилось напоминать себе, что это не поводок: ведь стоило однажды схватить ее за волосы – и вот я уже жаждал тащить ее за хвост прямиком в койку, хотела она того или нет.

Низкий вырез платья обнажал оливковую кожу спины, которую крест-накрест пересекали тонкие лямки. Черная ткань облегала контуры ягодиц, не оставляя воображению ничего, кроме как представлять ее обнаженной.

Боже, что бы я сделал с этой задницей.

«Хватит. Остынь, Руссо».

Я заставил себя отвести глаза и проигнорировать волну тепла, спустившуюся к члену.

Не сказав ни слова, она вошла в главный зал и направилась к сестре и бабушке, которые, похоже, затеяли какую-то игру с карандашами на раскрытом детском меню.

Атмосфера была легкая, беседы дружелюбными, и это должно было радовать, но, если честно, я бы сейчас не отказался от капли враждебности. Я чувствовал возбуждение, плечи сводило невыплеснутым сексуальным напряжением.

Тони сидел спиной ко мне и над чем-то смеялся вместе с кузенами. Мы с ним еще не пересекались. Я знал, что рано или поздно нам придется смириться с присутствием друг друга, поэтому и пригласил идиота на вечеринку. И теперь, когда под кожей зудело раздражение, я был практически счастлив, что это сделал.

Я подошел к барной стойке и сел рядом с Лукой. Мне необходимо спиртное. Только один стакан, чтобы расслабиться. Последний раз я серьезно напился шесть лет назад и тогда же трахнул мачеху. Полученный урок я выучил навсегда.

Лука весело покосился на меня и отхлебнул пива. Он догадался, что я хочу Елену так же, как и каждый гребаный мужик в Нью-Йорке. Наверное, это было еще забавнее, поскольку я не затыкался о том, как она мне не нравилась, причем еще до встречи с ней.

– Отвали, – процедил я сквозь зубы.

Он тихо хмыкнул.

Спустя пару минут я потягивал виски, вполуха слушая, как кузен Лоренцо распинается про лошадь, на которую он поставил слишком много денег.

– Говорю же, шансы хороши… – Лоренцо осекся, вероятно, уставившись на какую-то девушку за моей спиной. – Боже, я хочу жениться на этой женщине!

По мне пробежала волна злости: я сразу осознал, кого он имеет в виду, однако молча поболтал виски в стакане и сделал глоток, скрывая раздражение.

Я слышал, как Елена хихикает над какой-то шуткой Тони. Я проглотил алкоголь. Меня переполняла агрессия. Милашка Абелли верна своему тупому братцу, хотя из-за него ее чуть не убили. Я