Золотая решетка - Филипп Эриа

Начальник отделения обернулся к Агнессе.

- Это чистая формальность, мадам!

- Это злоупотребление доверием, мсье! - воскликнула тетя Эмма.- Когда я вам по собственному желанию доверила свои меха, предупредили ли вы меня, что я имею право получить их обратно лишь в том случае, если докажу свое арийское происхождение? Нет, если не ошибаюсь! И еще позавчера, когда я вам звонила и сказала, что приду, чтобы из вашего холодильника вынули меха, вы разве сказали мне, что придется заполнять анкету? Тоже нет. Значит, вы расставили мне ловушку. C твердым намерением лишить меня моего имущества, если я... Впрочем... - добавила она, повысив голос, не давая служащему даже рта открыть,- это не только злоупотребление доверием, но и превышение власти! Разве вы состоите в Главном комиссариате по еврейским делам? Нет? Очень за вас рада... В таком случае вы не вправе допытываться у меня, еврейка я или нет. А может быть, я еврейка,- завопила она, наступая на своего собеседника, угрожающе подняв зонтик.- И моя невестка, от имени которой я требую ее прекрасных соболей, может, тоже еврейка. И моя племянница, которую вы здесь видите, может, тоже еврейка. Только это дело не ваше. Если в один прекрасный день оккупационные власти спросят меня об этом и явятся ко мне домой, чего они еще не делали, может быть, им я отвечу. Но вам, уважаемый, никогда!

Она замолчала, чтобы отдышаться для новой схватки, но сотрудница фирмы, очевидно из старших, приблизилась к своему начальнику и показала ему карточки.

- Мадемуазель Буссардель? - осведомился он, вскинув глаза на свою сердитую клиентку.- Шуба из выдры, а другая каракулевая?

- Совершенно верно, однако не советую вам доверяться фамилиям!отрезала тетя Эмма, взглянув на племянницу и едва удерживаясь от смеха при одной мысли, что Буссардель может быть еврейской фамилией.- И не доверяйте нашей внешности! Правда, тип у нас не еврейский, но это еще ничего не доказывает,

- Я хочу вам только сказать,- терпеливо продолжал начальник, понимая, что неприятный инцидент исчерпан, - поскольку теперь ваша личность установлена, впрочем, мне следовало бы раньше удостовериться, что вы не... прошу принять

мои извинения,

- Можете оставить их при себе: не об этом речь.

- Но поверьте, если бы я знал, С кем имею дело...

- Не надейтесь подкупить меня лестью. Я защищаю свои права как клиентка, и точка. Как первая встречная, как одна из этих особ, которые нас слушают.

- Но, мадемуазель, поскольку вас все это не касается, не откажите в любезности сообщить мне хотя бы на словах, для проформы...

Старая девица Буссардель даже ногой топнула,

- Хватит, мой друг! Ни за что на свете я не заполню ваших анкет и на словах ничего не сообщу! Если теперь требуется предъявлять документы о своем гражданском состоянии, а заодно и справку о том, что ходишь к исповеди, каждому меховщику, то это уже не просто оккупация, это значит, что весь

свет перевернулся!.. Стало быть, вы отказываетесь вернуть мне мои меха по обычной квитанции? Чудесно! Через двое суток получите официальное извещение. Тогда мы увидим, кто прав, а кто виноват. Пойдем, кисанька!

Тетя Эмма круто повернулась, смерила взглядом зрителей, которые безучастно следили, за этой вспышкой и покорно посторонились, давая ей дорогу. Но очутившись на улице, она тут же обратилась к Агнессе:

- Вот увидишь, не позже завтрашнего дня меха будут дома без всяких хлопот с нашей стороны. Нам их принесут без всяких анкет.

Они завернули за угол авеню Персье.

- Тетя Эмма, ты была просто великолепна.

- Смотри, что я тебе говорила?

Шагах в пятидесяти от них, в дверях мехового магазина, вдруг возник противник тети Эммы, шаря глазами вокруг себя. Заметив двух дам, он бросился к ним, чтобы сообщить без свидетелей, что шубы в их полном распоряжении.

- Очень хорошо,- отрезала старая девица.- Мы живем рядом и унесем шубы с собой.

Она подписалась под квитанцией тут же на столике у швейцapa, затем надела одну шубу на костюм, а другую перекинула через руку. Агнесса последовала ее примеру. Они вышли на улицу.

- Ты идешь обратно, тетя Эмма? - удивилась Агнесса, заметив, что тетка пошла в противоположном от дома направлении.

- Я зонтик забыла.

Дамы Буссардель снова появились в холле, сначала тетка, Потом племянница, неся на сгибе руки свои меха, и торжественно проследовали от дверей до прилавка и обратно. Клиенты с любопытством оглядывались, и теперь, когда спор кончился в их пользу, хотя исход мог быть совсем иным, Агнесса с трудом хранила серьезность, следуя в фарватере победительницы-тетки.

Когда они вновь очутились на улице, Агнесса спросила:

- Тетя Эмма, скажи, ты ведь нарочно зонтик оставила?

- Ну, конечно же, дурочка.

Победа тети Эммы была столь полной, что ее возбуждение быстро сникло, подобно тому как разом оседает кипящее молоко, когда под кастрюлей выключают газ. Они теперь замедлили шаг, так как несли шубы, да и авеню Мессины шло на подъем. Когда они приблизились к парку Монсо, до их слуха донеслось треньканье колокольчика, явственно раздавшееся в сумерках.

- Ох! - воскликнула Агнесса и даже остановилась.- Сторожа звонят...

Она улыбнулась своим воспоминаниям, далеким-далеким. Значит, не изгладился из памяти вот этот вечерний трезвон колокольчиков в парке Монсо. И в самом деле наступило время запирать парк. Сейчас запрут ворота парка, которые Буссардели именовали "малыми" в отличие от монументальных ворот работы Давиуда, преграждавших вход на три авеню, находившиеся в частном владении.

- Пойдем лучше по улице Мурильо,- предложила тетя Эмма.- Ужасно противно проходить через парк, когда у тебя над ухом трезвонят да еще кричат: "Запирается! Запирается!"

Агнесса вдруг почувствовала, что в сердце своем она примирилась со старухой теткой. И, размышляя над советом, который ей дал адвокат относительно необходимости назначить второго опекуна ее сыну и собрать для этой цели семейный совет, она, шагая рядом с тетей Эммой, решила про себя начать подготовительную работу именно с нее. Из всей семьи оккупация больше всего пошла на пользу тете Эмме, причем именно ее метаморфоза была наиболее объяснимой и наиболее прочной. Во времена спокойствия и изобилия старая девица Буссардель отталкивала Агнессу своим ехидством, эгоизмом, ограниченностью, и понадобились поистине небывалые события, дабы у нее открылись, пусть не полностью, глаза, разум и сердце. Она нашла случай проявить себя, подобно тем людям, которые, будучи избалованы судьбой и пользуясь отменным здоровьем, начинают хныкать при малейшем насморке, скулить при малейшей житейской неприятности и вдруг, серьезно заболев, разорившись или похоронив близкого человека, сразу прекращают все жалобы и удивляют окружающих своей стойкостью.

Последние отблески заката позолотили угол авеню Гоша и улицы Курсель, и на воротах авеню Ван-Дейка заиграли знакомые блики. Тетя Эмма бросила на них взгляд и внезапно остановилась перед калиткой слева, которая вела прямо к особняку Буссарделей.

- Старая наша решетка,- произнесла она.- Если бы ты знала...

Она не докончила фразы и положила обтянутую перчаткой руку на позолоченный завиток.

- Говори, тетя Эмма. Я слушаю.

- Если бы ты знала, как в день исхода, ну, словом, когда мы покидали Париж... Целым караваном, на трех машинах. Собрали все, что только смогли: старинное серебро, бабушкины кружева, ковры, которые успели снять. Все наши драгоценности, конечно. И золото, которое взяли из банка.

Голос ее звучал теперь совсем иначе, чем всегда. За последние двое суток Агнесса уже успела подметить этот новый для тети Эммы сдержанный тон, который появлялся в разговоре без всякого перехода, как у актрисы, вдруг прерывавшей свою игру. И в эти минуты, когда тетя переставала следить за собой, когда она внутренне обмякала, она сразу как-то дряхлела.

- И все для чего? - продолжала она.- Для того чтобы попасть в руки к немцам неделю спустя в Блотьере, в наших же краях!.. Боже мой, что это был за отъезд! На рассвете... Никто, кроме детей, не спал. Весь огромный дом, который мы покидали! Где мы все были так счастливы! - воскликнула она с увлечением, совсем забыв, что говорит это Агнессе и что не прошло еще трех лет после их разрыва и трагической смерти Ксавье.- У меня, когда мы вот так убегали, сердце разрывалось. И я думала, что мы ничего при возвращении не найдем, что камня на камне не останется: нам ведь об этом со всех сторон твердили. Я собственноручно проверила запоры и сама заперла замок на воротах. Вся семья стояла во дворе и следила за мной, и поэтому я не посмела... Но когда мы проехали под воротами, это оказалось сильнее меня. Я им крикнула, что забыла какую-то вещь. Шофер остановил, я вышла и, поверишь ли... я поцеловала металлическую решетку. Смотри, вот в этом самом месте, где сейчас моя рука.

Глава IX

Как и можно было предвидеть, новый подвиг тети Эммы у меховщика стал в тот же вечер главной темой разговоров у Буссарделей. Гастон и Валентин, который жил неподалеку, зашли после обеда со всеми домочадцами, и их присутствие вдохновило старушку на самый подробный рассказ, причем сопровождался он выразительной мимикой и оброс бесконечным количеством подробностей. Наконец комендантский час разогнал гостей, но, по мнению Агнессы, время было слишком позднее, чтобы начать с тетей Эммой беседу и успеть перевести разговор на сына. Как ни хотелось ей поскорее покончить со всеми этими делами, поскорее увидеться с сынишкой, которого она впервые оставила, она боялась скомкать переговоры. Поэтому она отложила на завтра разговор с этой своей родственницей, которая, как надеялась Агнесса, могла стать ее союзницей.