Колонна и горизонты - Радоня Вешович

во время рукопашной схватки пуля четника сорвала с его черепа большой кусок кожи, как говорится, скальпировала его. Крсто был без сознания, когда ему накладывали повязку. Теперь он едва переставлял ноги.

После соединения с черногорскими и герцеговинскими партизанскими силами, с их обозами, беженцами, полевыми госпиталями со множеством носилок, стадами овец и коров, мы настолько разрослись, что походили на огромное кочующее племя. Я шел, опустив глаза, чтобы не видеть, как далеко еще до вершины. А когда мы вышли на просторные луга, все почувствовали явное облегчение. После нашего пребывания в Горажде и Фоче прошло всего два месяца, а мне казалось, что по меньшей мере минуло два года. Время текло неравномерно: минута тяжелого переживания перерастала в вечность, а день, связанный с каким-нибудь крупным успехом, пролетал, словно одно мгновение. Порой от нечеловеческой усталости казалось, что, если эта война затянется надолго, мы не вынесем таких лишений.

Зеленгорские горы были для нас спасительным местом: луга с травой до колен, съедобный щавель и прошлогодние буковые желуди под листьями. Осенью такие желуди имеют терпкий вкус, но к весне становятся сладкими, почти как лесные орехи. Молодые листья буков мы тоже употребляли в пищу, пока поднимались по зеленым туннелям, откуда порой часами не увидишь неба.

Посреди луга сквозь густую траву, журча, пробивался холодный ручей. Какое-то подразделение, стоявшее здесь до нашего прихода, оставило на траве внутренности зарезанных овец и коров. Торопясь за колонной, разбившейся на несколько частей, я встретил здесь незнакомых парней, которые распарывали кишки и жарили их на огне. Голод сильно давал о себе знать, и я присоединился к парням. Едва я положил на крышку котелка несколько кусочков, чтобы подержать их над огнем, как появились два товарища из нашей 3-й роты, известные своей строгостью, и обрушили на меня поток критики: как, мол, старый пролетарец может так низко ронять свое достоинство и идти на поводу у новобранцев?!

Я и без этих товарищей хорошо знал, что наше поведение весьма убедительно показывает народу, за что мы боремся. В селах, где мы хоть однажды переночевали, люди сразу начинали понимать всю лживость вражеской пропаганды. Но на этот раз я нарушил дисциплину, поскольку голод окончательно одолел меня. Обиженный до слез такой критикой, я вывалил все в огонь и пошел дальше. Между белевшими стволами буков я увидел группу бойцов. Они ножом сделали на одном из деревьев насечку и теперь пили ароматный сок. Эти буки были для нас спасением. Среди бойцов я увидел и тех двоих, которые только что устроили мне головомойку из-за кишок. «Как же, — со злорадством подумал я, — порча леса не роняет человеческое достоинство».

Хижины со сводчатыми крышами заросли крапивой и лопухами. Трава проросла даже сквозь пол там, где горянки раньше готовили пищу. Все говорило о том, что человека здесь давно не было. После Дурмиторских гор с сильными ветрами в этих гигантских лесах создавалось впечатление абсолютной тишины. Мы сильно мерзли, когда ложились спать под деревьями рядом с пастбищем.

В нашем обозе не было ни горсти муки. Пришлось припомнить все, что мы знали еще со школьных лет, о съедобных растениях. Собирали в основном растение, мелкие корни которого и в сыром, и в жареном виде сладки и питательны. Разделившись на группы, бойцы бродили по лесу, разрывали острыми деревянными палочками землю, находили корни и наполняли ими котелки. Но такая пища мало утоляла голод.

Несмотря на все трудности, и эта неделя отдыха в середине июня 1942 года в Зеленгорских горах была заполнена учебой. Вести об успехе восстания в Боснии определили направление нашего дальнейшего движения. Штаб бригады рекомендовал нам получше ознакомиться с историей этой части нашей страны, чтобы умело вести там политическую работу.

Там, в Зеленгорских горах, после долгого перерыва мы провели партийные собрания и обсудили все спорные вопросы. Коммунисты критически оценивали бои, которые они вели в Черногории и Герцеговине, чтобы не расплачиваться новыми потерями за старые ошибки.

ОТ ГАТА ДО ЗЕЛЕНГОРЫ

Наконец после двухмесячной разлуки мы соединились с основными силами бригады и увидели своих родных крагуевчан, белградцев и кралевцев. Остальные наши батальоны вместе со 2-й пролетарской бригадой, покинув Фочу, пошли в направлении горы Маглич и остановились перед ее вершиной, намереваясь затем пойти вслед за нами, ловченцами, к Дурмитору. Только в Мратине из выступления Фичо мы узнали о решении направить те четыре батальона и 2-ю пролетарскую бригаду вместе с Верховным штабом в другую сторону: через Крстац, Пивские горы в Герцеговину, где итальянцы, действуя теми же методами, что и в Черногории, пытались с помощью четников подавить повстанцев и для этой цели торопились привлечь как можно больше сил.

Около Автоваца и Гацка четники герцеговинского попа Перишича ждали подхода националистов Станишича и «штурмовиков» Джуришича из Черногории, чтобы вместе с ними преследовать нас дальше. Стремясь не допустить соединения вражеских сил, штаб нашей бригады немедленно послал в бой уже изрядно уставшие во время марша свои батальоны вместе с герцеговинскими партизанскими отрядами. Используя мощную поддержку итальянской артиллерии, хорошо вооруженные четники контратакой с фронта потеснили наши подразделения к Дони-Чемерну. Но вскоре подошли части 2-й пролетарской бригады и наш белградский батальон. Для нового удара по врагу была сформирована группа в составе более семи батальонов и партизанских отрядов из Герцеговины и пограничных краев Черногории. Этот удар вызвал среди четников замешательство, и они в панике побежали в старую австрийскую крепость Гат. В своем беге по местности, густо усеянной крупными светлыми камнями, они напоминали змею, которой отсекли хвост и которая спешит скрыться в первой же трещине.

Преследуя четников через Дони-Казанац и Дулич, белградцы в темноте потеряли дорогу и на рассвете вышли к каким-то домам. В одном дворе они увидели разорванное на куски знамя четников, солдатскую палатку. Под котлом еще тлел огонь, на столе лежали куски хлеба, стояли котелки, наполненные кофе с молоком, а под столом они обнаружили радиостанцию.

Несмотря на то что бойцы страшно устали, да и боеприпасы были на исходе (перед атакой пришлось обходить роты и искать добровольцев, готовых выделить немного патронов для пулеметчиков), в следующую ночь был осуществлен общий удар по Гату. Скалы зазвенели от выстрелов и взрывов ручных гранат, особенно в той стороне, где атаковала 2-я пролетарская бригада. Там на фоне неба было