Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Озеро, куда мы направились, называется Ащи-Узек. Ближний берег его пологий, а противоположный очень крутой, как говорят, змея не проползет. Пышные желтые кисти камыша поблекли на морозе и стали похожи на взъерошенную шерсть бездомной рыжей кошки. Лед под лучами солнца блестит, как натертый паркет. В звонком морозном воздухе далеко слышен веселый скрип снега.
Когда мы вышли из кишлака, я шутливо спросила у Толеу:
— А стихи ты сам сочинил или у кого-нибудь списал?
Он насупился и ничего не ответил. Я постаралась не заметить его неловкости и во все глаза смотрела на каток.
Когда мы подошли к озеру, дети плотно окружили Толеу, наперебой приставая к нему с расспросами. Я даже позавидовала ему.
Поодаль стояла группа женщин, среди них была Акмоншак. Ее затащил сюда младший брат мужа, он играет в одной из команд. Другие женщины тоже пришли посмотреть на игру.
У многих игроков нет никакой спортивной формы. Коньки привязаны прямо на сапоги, на валенки, на ботинки. Не видно ни одной фабричной клюшки, у всех — самодельные.
Толеу тоже вышел на привязанных коньках. Во рту — судейский свисток. Играют команды восьмого и седьмого классов. Свисток! Игроки, как конники с клинками, ринулись навстречу друг другу. По льду зазмеились белые полосы. При резких поворотах из-под ног игроков летела ледяная пыль.
Болельщики здесь не менее темпераментные, чем на центральных стадионах. Они так же оглушительно кричат, осуждают, одобряют, досадуют.
А я невесело подумала: в школе обучаются сто сорок детей, но не налажены по-настоящему занятия физкультурой. Даже в районе нет ни одного специалиста по физической культуре и спорту.
Победила команда седьмого класса со счетом 3:0. После соревнования Толеу подошел ко мне.
— Покатаемся?
— У меня же нет коньков.
Стоило Толеу сделать знак своим питомцам, как ко мне потянулось несколько пар сразу.
— Апай, вот снегурочки!
— Нет, у него тупые, а я наточил!
— У него большие, а мои будут вам в самый раз!
Толеу осторожно привязал коньки на мои сапожки, и я спустилась на лед. Ребята смотрели на меня весело и выжидающе.
— Смотри, как она хорошо катается! — удивился самый бойкий.
— Красиво идет! — зашумели школьники.
Мне показалось, что я никогда не скользила по такому зеркальному льду, под таким чудесным небом, не дышала таким чистым зимним воздухом.
Наконец мы с Толеу возвращаемся в кишлак. И только сейчас мой джигит ответил на вопрос, заданный в начале нашей прогулки.
— Да, я немножко пишу стихи…
— Почему же не ответил сразу?
— Я хотел сказать другое, — он замялся. — Не знаю, как ведут себя другие парни, но наш джигит, если влюбится, наделает ради своей возлюбленной таких глупостей, что потом бывает стыдно всю жизнь… Для девушки это похоже на испытание. Если за внешней грубостью девушка увидит настоящее, быть им навеки вместе.
— Какая-то мудреная философия.
— Зря насмехаешься.
— Не надо сердиться.
— Я не сержусь.
Какое это счастье — быть любимой! Хочется взлететь и кружить, кружить по небу. Ну почему, когда человек счастлив, у него, хотя бы на миг, не вырастают крылья?
Летом, когда я впервые увидела наш кишлак, он показался мне совсем невзрачным. Сейчас в нем пока мало что изменилось — появились баня да новый магазин. Изменилась я, сроднилась с людьми, окрепла…
Пусть же в эти пески придет электричество, газ, атомная энергия. Пусть водопровод придет к чабану, пусть пар отопляет его жилье. Пусть появятся здесь холодильники, пусть свежий запах овощей поднимается над кишлаком. Пусть дети здешних людей добывают мировые рекорды.
Всю дорогу, пока Толеу с жаром о чем-то разглагольствовал, я была занята своими думами. Из его речи я поняла только то, что сегодня в клубе будет молодежный вечер, посвященный наступающему Новому году, и что это — инициатива нового управляющего.
31 декабря. Да, новый управляющий, мне кажется, берет быка за рога. Он дошел до областных организаций, но добыл движок. Электропроводку все же не успели сделать, поэтому к Новому году будет освещен только клуб.
Действительно, вечером наш неказистый на вид клуб преобразился. Над ним развевается красное полотнище, и его резкие всплески слышны далеко вокруг. Кто-то обтянул красной материей большую пятиконечную звезду и внутрь вставил лампочку. Под звездой укреплены серп и молот.
У входа в клуб шумно толпились дети, подходили старики и, прикрывая ладонью глаза, смотрели на звезду, как на солнце.
Стук движка был так необычен для жизни кишлака, что во всех дворах залаяли собаки.
Когда мы с Толеу вошли в клуб, там уже играла радиола, толпились молодые мужчины и женщины, джигиты и девушки.
Я внимательно оглядела их наряды и удивилась — все были одеты по-современному, со вкусом.
Толеу тоже выглядит франтом: на нем черный костюм с узкими брюками без манжет, белоснежная сорочка, капроновый черный галстук, узконосые туфли. Ну прямо конферансье какой-нибудь концертной бригады!
Мы подошли к танцующим. Толеу вышел на середину и объявил:
— Сейчас будет вальс! Дамы сами приглашают того, кто им по сердцу!
Люди, видимо, стеснялись — музыка играла, а круг пустовал. Взгляд мой упал на Толеу, который стоял в противоположной стороне, чуть прислонившись к столбу. Я безошибочно угадала, что он сильно волнуется, хоть и не смотрит в мою сторону. Мне стало его жалко. И я твердыми шагами пересекла пустой круг и пригласила Толеу. Вы бы видели в этот миг лицо моего джигита! Мы долго кружились, и мне казалось, что нас несут крылья и над нами горят не электрические лампочки, а яркие звезды. До чего же хорош этот вальс с названием «Милая
