Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин

3 декабря. Усиленно готовлюсь к сдаче кандидатского минимума. Только было взялась за книгу, ко мне вошла Акмоншак, на лице загадочная улыбка. Ни слова не говоря, сунула мне в руку конверт и выбежала. На конверте ничего не написано. Открыла, там оказалось письмо. В стихах! И озаглавлено: «Красавице Маздак». Читаю. Ужас! Такие метафоры, что можно вообразить себя черт знает кем. «Потерявший голову от любви к вам» и в скобках — Толеу. Что в таких случаях надо делать, не знаю. Мне было и досадно, и смешно… и приятно. Ну и влюбчивый же этот Толеу! Я ведь ему никакого повода не давала, больше критиковала, ругалась, спорила.

7 декабря. Чем больше узнаю чабанов, тем больше думаю об их трудной доле.

Сегодня мне передали, что заболел скотник, который живет за речкой. Мы с медсестрой отправились к нему пешком. Возле речки встретили двух женщин, тащивших огромные вязанки хвороста. Я не поверила глазам: это были Акмоншак и ее свекровь.

Поравнявшись с нами, они сбросили вязанки и долго утирались.

— А почему этим не займется ваш сын? — с возмущением спросила я старуху.

— Ой, когда он вернется? Все снегом занесет. Механизаторы возвращаются домой только к середине зимы…

Я поразилась тому, что старуха все это считала обычным делом и никого ни в чем не упрекнула. Но Акмоншак заговорила со слезами в голосе:

— Этот проклятый управляющий только и знает, что гонять наших мужей на работу. А что у нас дома делается, знать не хочет.

Свекровь пропустила мимо ушей слова снохи.

Колодец тоже находится чуть ли не за километр от кишлака. А ведь по воду приходится ходить несколько раз в день.

9 декабря. С большим трудом, но закончили строительство бани. Правда, стены и пол надо еще зацементировать, потолок обить досками. Управляющий заупрямился и ничего не дает. Вообще, будь его воля, он сжил бы меня со свету. Он страшно зол на меня за то, что я якобы нажаловалась на него директору совхоза.

— Если останется что-нибудь от строительства магазина, тогда посмотрим, — пообещал он неопределенно.

В самый разгар ругани в контору зашла Базаркуль. Она послушала, о чем спор, и зло крикнула:

— Э, управляющий, прекрати разговоры! Когда ты научишься понимать людей? Тебе баня нужна больше, чем им. А за печкой теперь купаться нельзя. Там все отсырело. И воду я тебе греть больше не буду… Пусть люди знают.

Мы едва сдерживали смех.

— Ну, ладно, без тебя разберемся, — промямлил управляющий.

— Э, дурья голова, ты только о скотине думаешь. Даже во сне всегда бормочешь о баранах. Хоть бы раз подумал о людях.

Я была удивлена. Зря здешние жители называют ее дурехой. Просто у нее ум с сердцем не в ладу…

— Чего тебе? Ну иди, иди домой. Я скоро приду, — управляющий старался выпроводить жену.

— Не уйду, пока не отпустишь, что они просят. Иначе я с тобой по-другому поговорю.

После этих слов управляющий совсем заробел и начал сдаваться.

— Ай-яй-яй, ведь эти доски нужны на телятник, — сокрушенно причитал Удеркулов, выписывая нам наряд. Несколько раз он ошибался в цифрах (разумеется, в свою пользу). Радостные выскочили мы из конторы, оставив супругов наедине.

Дней через десять-пятнадцать и у нас будет работать баня!

10 декабря. Сегодня, кажется, последним жителям села сделали прививку. Вводили комбинированную вакцину. Сколько было историй! Просто смешно. Иной взрослый ведет себя хуже ребенка. Один старик, узнав о прививках, быстренько сел на верблюда и ускакал к своей дочери на дальнюю заимку. Ничего, и туда доберемся!

17 декабря. Только что пришла с работы. Едва надела халат, вошла Акмоншак. Она была бледна.

— Вот в газете про тебя… — она положила, районную газету «Труженик» на табуретку и торопливо вышла. Я с недоумением развернула газету. Сегодняшний номер. На первой странице совхозы рапортуют о готовности к зимовке скота. На второй — отчет с пленума парткома. На третьей полосе — информации, заметки, сообщения с мест. Ни в одной из них обо мне не говорилось. На последней странице мне бросилась в глаза большая статья под рубрикой «Фельетон». У меня по спине мурашки побежали. А какой заголовок — «Врач или сумасбродка?»! Прочла один раз, второй. Не верю своим глазам. Да, от начала до конца все написано обо мне. Под фельетоном стоит подпись «М. Шабаганов, специальный корреспондент».

Написано так, будто автор ходил за мной по пятам и узнал всю мою подноготную. Каждый мой шаг, каждый поступок представлен в злом, карикатурном виде. По фельетону получалось, что никакая я не комсомолка, добровольно приехавшая в эти края, а нелепая взбалмошная особа, которой больше некуда было деваться. Я ничего не понимаю в медицине и жертвой моего невежества стала горячо любимая и единственная дочь скотника и т. д. и т. п. Фельетон блистал двусмысленными намеками и пошлыми остротами, задевающими не только мои человеческие достоинства, но и девичью честь.

«Какой негодяй мог так написать? Где правда? Где справедливость?» — стонала я. Мне казалось, будто кто-то из-за угла выстрелил в меня, но не убил, а тяжело ранил… Я не знала, куда деться. Как это, оказывается, страшно — быть оклеветанной.

Потом я бросилась на кровать, уткнулась лицом в подушку и заплакала навзрыд. Вот тебе, получай. Ты сама хотела, как Павел Корчагин, только на линию огня. Еще хочешь или хватит?

Передо мной всплыл мой родной город, моя мама, дорогие друзья и товарищи, от которых я по дурости уехала в эти пески. Что я сделала плохого?.. Почему же такая неблагодарность? В это время кто-то постучал в дверь. Я не ответила. Стук повторился. Наконец за дверью послышался голос: «Дорогая Маздак, нужна срочная помощь двум молодым роженицам. Они у нас в медпункте».

— Сейчас приду… — ответила я как во сне.

…Роды прошли благополучно. У обеих —