Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин

прожила пять дней. Где только я не побывала! Много было мороки с рентгеном: в районе лишнего не оказалось, пришлось просить из области. Его прислали на четвертый день самолетом.

Раньше в аулах района, оказывается, никаких обследований не проводилось. Видимо, поэтому врачи с неохотой пошли на это дело, некоторые даже отказывались. Спасибо главному врачу — поддержал: «До зимы эту работу надо будет завершить в масштабе района».

— А что это даст? Только лишняя возня?.. — роптали врачи.

Я, конечно, хотела уже наброситься на этих чиновников, но раз главврач за меня, по тактическим соображениям решила воздержаться.

Разве не может в наше время каждый медпункт на отгоне иметь передвижной рентгенокабинет? Почему бы не организовать здесь клиники по типу городских?

Наконец мы приехали. Насчет медикаментов я, кажется, пожадничала, едва втиснула в шкафы. Некоторых товарищей разместила у бабушки Ирисбике.

Мы едва не опоздали. Чабаны здесь со вчерашнего дня. К счастью, еще никто из них не уехал. Комнату для установки рентгеноаппаратуры нашли в школе. Класс перевели в учительскую, а учителя перешли в кабинет директора.

19 октября. У нас началась настоящая страда. С утра до позднего вечера принимаем чабанов, готовим для них аптечки, знакомим с правилами гигиены. Одну женщину с тяжелой формой бруцеллеза на самолете срочно отправили в область.

Жизнь чабанов наводит меня порою на размышления, совершенно не связанные с моей профессией. Возьмем чабанскую семью. Целое лето кочует она в поисках хорошего корма и водопоя. И все это время почти не видит людей. С наступлением холодов семья с отарой перекочевывает на зимовку. Там опять — только овцы. Из года в год одно и то же: вдали от школы, клуба, избы-читальни, магазина, медпункта, почты.

Почему бы не создать комплексные животноводческие бригады? Сейчас некоторые отары находятся от нас в ста километрах и дальше. А случись воспаление легких, аппендицит, тяжелые роды? Пока доберешься до больного по пескам, он уже на ладан дышит. Держать врача в каждой семье немыслимо, а в бригаде ему нашлась бы работа.

Мне особенно жалко детей чабанов. В нашей восьмилетней школе учатся сто сорок детей. Пятьдесят живут в пансионе, пятьдесят — дома, а остальные сорок детей — где придется: у знакомых, дальних и близких родственников. Это больше мальчики на побегушках, чем ученики.

Какое они могут получить образование? Родители, которые должны следить за их учебой, воспитывать, заботиться, круглый год пасут овец, а кроме этого ничего не знают и знать не могут.

30 октября. У меня вышла зубная паста, я и зашла в здешний магазин. Потолок единственной маленькой комнаты подперт девятью стойками. Запахи керосина, мыла, машинного масла, сапожного крема, селедки и резиновой обуви, конфет и одеколона перемешались здесь в один сокрушительный запах.

Продавец магазина — энергичный, жизнерадостный парень. С ним однажды я ездила в райцентр. Он всю дорогу рассказывал мне такие были и небылицы, что я и не заметила, как мы доехали.

Увидев меня, продавец смутился. Видимо, он только что пересыпал сахар-песок: руки его были в сахаре, и он не знал, куда их деть.

В самом дальнем углу громоздились книги.

Я поздоровалась и попросила показать, что у него есть из книг. Продавец взял одну с темно-серой обложкой, стряхнул с нее пыль, обложка оказалась белой: «Сев, полив и уборка люцерны». Странно! Ведь здесь не только не выращивают люцерну, но и вообще не занимаются полеводством. Кому нужна эта книга? Какими судьбами попала она на этот прилавок?

— А из художественной литературы?

— Такая тоже есть, сейчас, — он торопливо достал роман зарубежного писателя, переведенный на казахский язык.

— Нет ли чего-нибудь поновее?

— Это самая новая, — раздраженно ответил продавец.

— Почему?

— Дорогая сестричка, попробуйте-ка здесь найти место для книг. Ведь в первую очередь я должен думать о муке, сахаре, чае, керосине. Если у меня этого не окажется, знаете, что со мной сделают?

Да, грустно. За плохое снабжение продуктами наказывают. А если годами не привозят новых хороших книг — это никого не тревожит. Разве не понятно, что для чабанов книга — одна из немногих радостей.

Мне Акмоншак как-то рассказывала, что здешние книголюбы могут добыть новую литературу только через людей, которые бывают в райцентре, в области или в Алма-Ате.

Зубной пасты в магазине не оказалось.

— Пока не наведете порядок и чистоту, я вам запрещаю торговать! — решительно заявила я продавцу.

— Но, дорогая Маздак, а как же быть с чабанами? Им же надо многое купить. Да и можно ли в таких условиях навести порядок и чистоту, как в городских магазинах!

Я была непреклонна.

— Если бы в городе обнаружили такие безобразия, как у вас, вам сразу предложили бы уйти. Понятно?

— Ну, дорогая Маздак, — умолял продавец, — вы сами видите, какое у меня помещение, склада тоже нет. Что я могу сделать с этими запахами и с теснотой?

— Даю вам два дня сроку. Наведите хоть какой-нибудь порядок. Откроете только с моего разрешения.

Что же делать? И опять пошла к управляющему. Он, как всегда, сидел перед какими-то потрепанными бумагами и толстыми негнущимися пальцами бросал косточки на счетах. Видимо, я пришла совсем некстати, на мое приветствие он что-то буркнул и даже не поднял головы.

Я подождала, пока он обратит на меня внимание. Но он продолжал считать. Пришлось оторвать его от любимого занятия.

Он сгреб бумаги в кучу, закрыл их обеими руками, будто я могла что-то из них утащить, потом посмотрел на меня возмущенно.

— Какое вам дело до нашего магазина?

— Поймите меня правильно, товарищ управляющий! Если обвалится крыша и искалечит людей, вас же потянут к ответу.

Слово «ответ» подействовало на него отрезвляюще, он сразу притих. Потом вытащил из-за голенища кирзового сапога роговую шакшу и со злостью кинул в рот целую горсть насыбая.