На край любви за 80 дней - Кей Си Дайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новая, смелая Роми овладевает моим существом на все десять минут, что я стою в очереди. Наконец пограничник протягивает руку в белой перчатке, и я отдаю ему свой паспорт.
Пролистав документ, чиновник спрашивает визу. Клянусь, в этот момент его брови нахмуриваются, точно как у Томми. Просто невероятно! Представитель власти вслух читает имя Доминика, и смелая Роми сдувается, как лопнувший воздушный шарик.
– У меня тут небольшая проблемка… – едва слышно лепечу я, но затянутая в перчатку рука вновь поднимается.
– Имена не совпадают, – говорит таможенник и указывает на неприметную дверцу в противоположном от выхода конце помещения. – Требуются дальнейшие разъяснения.
Я оглядываюсь через плечо, прикидывая, не броситься ли обратно к кораблю, но не успеваю сделать и шага, как из воздуха материализуются два охранника, которые проводят меня в ту самую деревянную дверь. Оба одеты в синюю форменную одежду, а фуражки натянуты так низко, что я почти не вижу их глаз. Они в мгновение ока освобождают меня от вещей – фотокамеры, чемодана и рюкзака. За дверью – коридор, в конце которого виднеется еще одна, только не деревянная, а сделанная из ржавых железных прутьев. Меня охватывает ужас.
– Секундочку, – говорю я, обращаясь к женщине слева.
Не удостоив меня взглядом, она крепче сжимает мою руку и находит на звенящей связке, пристегнутой к поясу, огромный ржавый ключ.
– Послушайте, это недоразумение, – бормочу я, повернувшись к мужчине справа.
От Новой Роми к этому моменту остается лишь смутное воспоминание. Второй цербер тоже избегает моего взгляда. Как только напарница отпирает замок, он распахивает дверь. Они вталкивают меня внутрь, захлопывают дверь и уходят.
Я подумываю, не прижаться ли лицом к решетке, но она такая грязная, что я отказываюсь от этой идеи.
– Подождите! – кричу я вслед церберам. – Мне полагается телефонный звонок! Это незаконно! Я должна позвонить в американское…
Деревянная дверца тоже захлопывается.
– …посольство, – заканчиваю я.
Меня охватывает такая мощная волна страха и отчаяния, что я, забыв об отвращении, все-таки прижимаюсь лицом к металлическим прутьям. И зря: они склизкие и ржавые.
Сегодня первое апреля, и я в тюрьме. Не успеваю я мысленно отругать себя за то, что оказалась в буквальном смысле апрельской дурой, как чувствую на плече чью-то руку.
– Красавица, – шепчет мне в ухо голос с ужасным акцентом.
Я отпрыгиваю в сторону, разворачиваюсь спиной к решетке и вижу перед собой слащаво улыбающегося беззубого старикашку в белоснежном тюрбане. Он одет в мешковатые брюки цвета хаки и спортивную футболку с надписью «FIFA» синими буквами через всю грудь.
– Американская красавица, – повторяет старик и вновь тянется ко мне.
– Не трогай меня, – рычу я.
Раздражение мгновенно вытесняет страх. Я столько раз сталкивалась с извращенцами в подземке, что ни капельки не боюсь этого старого хрыча. У тех и зубов-то было побольше.
Поскольку все вещи отобрали, защищаться нечем, и я сжимаю руки в кулаки. Меня не останавливает даже тот факт, что я в жизни ни с кем не дралась.
Старикашка в ответ складывает руки в молитвенном жесте и кланяется.
– Американская красавица? – теперь в его словах слышна вопросительная интонация. – Доллары есть?
– Размечтался, дружок! – фыркаю я и вдруг замечаю в глубине камеры еще нескольких человек. Когда ближайший встает и наклоняется над стариком, я, не веря глазам, прижимаюсь спиной к решетке.
– У нее нет долларов, сэр, – говорит Доминик Мэдисон, положив руку старику на плечо.
При виде его меня охватывают одновременно неимоверное облегчение и безграничная ненависть. Не успеваю я собраться с мыслями, как кто-то отодвигает Доминика в сторону и берет старика за руку.
– Оставь человека в покое, дедушка, – говорит молодая женщина с оливковой кожей, в джинсах, хлопчатобумажной рубашке с длинным рукавом в бело-розовую полоску и таком же шарфике на голове.
Она с извиняющейся улыбкой поворачивается ко мне:
– Он не хотел тебя обидеть.
Девушка уводит старичка к низкой деревянной скамье, составляющей всю меблировку помещения.
Доминик облокачивается на решетку.
– Вот так встреча!
Я сверлю его злобным взглядом.
– Это ты виноват, что мы здесь оказались!
– Я, что ли, перепутал документы? – пожимает плечами он. – И все же я чертовски рад, что ты наконец появилась.
– Наконец? А ты давно здесь?
Он опускает взгляд и потирает запястье. У него отобрали часы.
– Точно не знаю. Часа три или четыре назад. Я не нашел тебя на причале и решил подождать возле таможни, а им это не понравилось.
– У тебя тоже забрали паспорт? – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.
Не считая нас и маразматичного старика с внучкой, в камере больше никого нет. А запах напоминает самые старые станции подземки у нас в Нью-Йорке. Пахнет сыростью и едва заметно мочой.
– Ага. Документы и рюкзак.
В голове проносится тысяча мыслей.
– Вот и прекрасно. Они сравнят визы с паспортами и выпустят нас.
– Неплохо бы!
Я вглядываюсь сквозь решетку в темноту коридора.
– Эй, кто-нибудь! Выпустите нас, пожалуйста!
За моей спиной раздается несмелое хихиканье. Я разворачиваюсь. Молодая арабка прикрывает рот рукой.
– Извини, что я смеюсь, – виновато говорит она. – Просто меня всегда забавляет образ мышления американцев.
Пока я соображаю, обидеться или нет, Доминик садится на скамью рядом с ними.
– Рамона, это Худа и ее дедушка, Тарик. Они приплыли с Кипра на том же судне, что и я.
– С какого еще Кипра? Что ты там делал? – шиплю я.
– Добирался сюда.
Женщина кивает и смущенно улыбается.
– Приятно познакомиться. Я живу на Кипре, а теперь отвожу Тарика к маме в Каир. С ним очень тяжело.
Несмотря на унылую обстановку, я не могу сдержать улыбку.
– И долго он у тебя гостил?
– Нам с мужем эта неделя показалась вечностью, – закатывает глаза Худа. – Мне пришлось взять отпуск, чтобы отвезти джадди домой. Начальник и так был недоволен, а вчера вечером дедушка выбросил за борт все наши документы. Кто знает, когда я теперь попаду домой?
Внезапно мое положение начинает казаться не столь безвыходным. Да и на старичка я уже смотрю другими глазами. Мне приходилось видеть, как наши клиенты самого почтенного возраста со временем погружаются