На край любви за 80 дней - Кей Си Дайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне срочно надо в туалет, но информация – превыше всего. Потопав ногами, чтобы согреться, я хватаю конверт, служивший мне подушкой, протираю сонные глаза и стараюсь сделать вид, будто только что приехала на станцию. Когда я подхожу ближе, разговор становится громче, но я все равно не понимаю ни слова. Старик, спавший под картоном, замечает меня и протягивает руки в моем направлении, а затем прижимает их к груди.
Даже мне понятно, что он хочет сказать. Повернувшись ко мне, охранник подозрительно щурится. Он подтянутый, худощавый, невысокого роста.
– Avete dormito bene?[24] – с легким сарказмом спрашивает он.
– Извините, я не говорю по-итальянски, – с невинным видом отвечаю я. – Мне нужен поезд на Бриндизи, он еще не пришел?
Охранник недоверчиво закатывает глаза. В триумфальной улыбке Картонного Бомжа недостает доброй полдюжины зубов.
– Americano!
От него разит перегаром, и я отступаю на несколько шагов назад.
– Покажите билет, – требует охранник по-английски, протягивая руку.
– Вы не поняли. Все мои вещи уже в поезде, – качаю головой я.
Он театрально закатывает глаза.
– В поезде, который еще не прибыл?
Крепко схватив меня за руку, он другой рукой берет за плечо Картонного Бомжа и тащит нас по проходу.
– Подождите!
Попытки вырваться ни к чему не приводят, тем более что шею не отпускает.
Старик вцепился в свою помятую коробку, а представитель власти тащит нас к двери с надписью «Stazione Capo».
– Вы ошиблись! У меня правда есть билет на поезд в Бриндизи, честное слово!
– Uno momento, – нетерпеливо обрывает он меня.
Обе его руки заняты, так что он стучит в дверь ногой – дважды и довольно громко.
Из-за двери никто не отвечает, зато у нас за спинами раздается жизнерадостный голос:
– Scuzi![25]
Мы как по команде поворачиваемся и видим высокого представительного мужчину с военной выправкой. В его начищенных ботинках отражается свет ламп, а острыми стрелками форменных брюк можно брить ноги.
К этому времени вокзал потихоньку оживает, и вокруг нас собирается публика, в том числе хозяйка маленького кофейного киоска, которая при виде меня брезгливо кривит губы.
– Problema? – жизнерадостно спрашивает Галантный Железнодорожник.
На голове у него плоское кепи, как у дежурного по вокзалу в Шамони, и он чем-то похож на Оскара Айзека, только выше и итальянистее. Подойдя к нам, он снимает кепи и сует под мышку.
– Меня зовут Рамона Кини, – торопливо говорю я. – Дежурный по станции в Шамони сказал, что свяжется с вами. Por favor[26], – добавляю я, надеясь, что они поймут.
Одарив нас сияющей улыбкой, Галантный Железнодорожник достает из внутреннего кармана телефон, молча листает сообщения и вдруг зачем-то подносит экран к моему лицу.
– Точно, это вы, – произносит он на безупречном английском языке, четко выговаривая каждый звук, – Рамона Кини.
Я вглядываюсь в экран, который он мне услужливо подставляет, и вижу моментальный снимок сомнительного качества, на котором изображено самое отталкивающее существо, какое я видела когда-либо в своей жизни. Сосульки растрепанных волос вздыбились от ветра, красное лицо опухло от слез. Ни следа косметики, кроме единственного потека старой туши, ползущего вниз по щеке.
– О господи, – потрясенно шепчу я.
Факт существования этого фото ужасает меня даже сильнее, чем угроза оказаться в одной камере с Картонным Бомжом.
Да что там говорить, личности на этом снимке самое место за решеткой.
Я приглаживаю волосы и заправляю их за уши.
– Мой глубокоуважаемый французский коллега передал мне информацию о ваших обстоятельствах, – утешает он меня. – Путь расчищен, и поезд на подходе. Ваши личные вещи в безопасности у проводника. Место оставили за вами.
Я на мгновение забываю об ужасной фотографии и о непослушной пряди волос, которая не желает заправляться за ухо. К глазам подступают слезы облегчения, и я, не думая, хватаю его за рукав.
– Огромное вам спасибо, – повторяю я раз двадцать на ломаном испанском. – Gracias, muchas gracias.
Не успевает он ответить, как воздух вокруг нас начинает дрожать от звука подходящего поезда. Галантный Железнодорожник отводит меня на нужную платформу. За нами по пятам следуют сердитый охранник и Картонный Бомж.
Когда поезд останавливается, служащий осторожно высвобождает свой рукав из моей хватки.
– Доброго пути, Signorina.
– А я? – произносит на ужасном английском дед. – Я с она.
Дежурный бросает на меня вопросительный взгляд, и мое сердце на мгновение замирает.
– Я что-то упустил? – спрашивает он, но тут мне на выручку приходит сердитый охранник.
Он молча хватает сложенную картонку, запихивает себе под мышку и уводит моего несостоявшегося попутчика прочь.
Из вагона высовывается знакомое лицо проводника с признаками легкого недосыпания. Он всем своим видом показывает, что жаждет вернуть меня на борт, исторгает бурный поток извинений и выражает глубочайшее раскаяние.
Я начинаю говорить, что он не виноват: я сама обронила конверт, но слова замирают у меня на губах, когда я замечаю, что меня привели в купе первого класса. Там уже стоят мой чемодан и рюкзак, из переднего кармашка которого выглядывает телефон.
– Чтобы возместить вам ущерб, мадемуазель, – говорит проводник, обводя рукой купе, похожее на картинку из «Футурамы»: светло-бежевые стены и потолок, стильные зигзагообразные узоры на обивке и мягких подушечках, разбросанных по диванам.
Да-да, на диванах лежат подушечки, благоухающие лавандой.
– Д-должно быть, вы ошиблись, – заикаюсь я, с трудом обретя дар речи. – Ведь это же первый класс?
– Именно, мадемуазель! – сияет проводник. – Отдельное купе первого класса. Правда, оставшаяся часть пути приходится на светлое время суток, но одно ваше слово – и я разложу постель, чтобы вы могли наверстать пропущенный сон красоты.
Купе воплощает собой первый класс в его лучшем проявлении. Соблазн зарыться в мягкие подушки ударяет в голову, как выдержанное вино, и все же я делаю еще одну неохотную попытку прояснить ситуацию.
– Месье, я за это не платила, – бормочу я, осторожно проводя пальцами по тонкой ткани скатерти. – Вы уверены?..
– Absolument, – говорит он, не дав мне окончить предложение. – Bon journeé, mademoiselle.
Проводник уходит. Метнувшись через купе, я запираю дверь, пока он не передумал, и еще раз осматриваю свои вещи: все ли на месте. И лишь после этого поддаюсь искушению проверить мягкость подушек в накрахмаленных наволочках.
Проснувшись от осторожного стука в дверь, я с трудом поднимаюсь на ноги и вытираю скопившуюся в уголке рта слюну. На пороге купе стоит девушка в
