Князь Святослав - Николай Кочин

- Ага! Любовь к ближнему! - вскричал Святослав. - Под этим вы подразумеваете неповиновение властям. Отрываете людей от труда, от военных занятий. Вот Калокир мне и разъяснил это… Вы - волки в овечьей шкуре.

Душан сел без приглашения и потёр гноящуюся ногу в язвах от цепей. Святослав наблюдал его с нескрываемым беспокойством. Душан тихо, внятно заговорил.

- Вельможе, торгующему совестью и честью, непостижимо движение непреклонного сердца к добру и истине. Привыкший видеть простого человека лишь послушным, терпеливым и во всем покорным себе, вельможа перестал замечать христианина, способного на умный подвиг, на общее дело, которое устраивало бы и богатых и бедных! Князь! В христианском государстве попирают божественные свойства человека хуже, чем в языческих землях, смотрят на простых людей как на скотину. Бояре пьют слезы бедных, число которых всё умножается и у нас. По примеру жестокой ромейской державы, землепашцев превращают в рабов. Кнут и палка стали спутниками их быта. О том ли проповедовали бедные апостолы, скликая к себе и богатых и бедных. И не Христос ли порицал богачей за кичливость, жадность, жестокосердие, завещая нам ценить человека по сокровищам его сердца и ума. Так вот, властям мы готовы повиноваться, ибо и власть от бога есть, но мы противимся бессмысленности установлений и распоряжений глупцов, случайностью судьбы вознесённых до положения властителей, полководцев или даже царей. Ибо нигде не указано, что достоинства ума и сердца возрастают вместе с должностным положением человека. Нигде!

- Погоди, старик, - прервал его Святослав, горячась. - Истинного почёта достигают лишь люди необычного ума, насколько мне известно, и вообще приметных доблестей. Порицать человека за то, что он стал выше других, равносильно тому, как бы мы недовольны были высотой дерева, которое переросло прочих. И не есть ли почёт, высокая должность и слава - высшая награда человеку за его деяния и заражающий пример для его сограждан.

- Не спорю. Богатство, военные удачи, властвование, высокие титулы и чины пользуются почётом и служат удивлению потомков. Но сокровища духа - есть ценности, перед которыми меркнут все эти побрякушки и суеверия земных, преходящих оценок…

- Что такое сокровища духа? - Князь поморщился. - Ничего не понимаю. В своём ли ты уме… Сокровища духа… Сокровища духа… А можно сказать проще?

- Ну, мудрость, добродетели, справедливость, любовь к людям. И, конечно, незамутнённая земной корыстью и презренным расчётом вера в Предвечного.

- Предвечного? - князь пожал плечами. - Воя я тебя брошу опять в темницу и заставлю там мучиться всю жизнь, мудрость останется при тебе, и все твои сокровища духа, посмотрю, как ты заговоришь без богатства, без почёта, без удовольствий земной жизни, с одной кружкой воды и куском хлеба. Ага!

- Великие мудрецы древности (да и в наше время не мало примеров) и в темницах сохраняли спокойствие духа, а мудрость доставляла им утешение. Это всё было, князь, и твой опыт был бы опрометчивым повторением уже давно пройдённого.

Спокойствие, простота и твёрдость Душана поразили князя. Он привык ценить в людях, помимо физических доблестей, и силу характера, Душан невольно его пленил. Притом же много из того, что хулил Душан, не нравилось и Святославу. Князь презирал безумную византийскую роскошь, расточительность вельмож, которую он увидел у знатных болгар и епископов, подражавших грекам в быту, надменность и жестокое обращение с рабами, презрение к трудовому народу, стеснения, которым подвергался крестьянин, кормилец всего населения страны и поставщик военной силы.

Нравилось Святославу и то, что Душан был горд, держался независимо, и суждения высказывал прямодушно, не колеблясь. Несмотря на отсутствие образования, князь чувствовал в нём лучшие свойства славянина: прямоту, чистосердечность, ясный ум, стойкий характер, смелость и бодрость духа, в противовес запуганной душе грека. Подкупало князя в Душане и то, что будучи книжником, Душан не испытывал безотчётного изумления перед православной ромейской образованностью. Князь приказал ему развернуть свои свитки и рассказать, что в них написано. Душан показал в переводе с греческого на славянский «Видение Исаии», в котором утверждалось, что Христос сошёл на землю с призрачною, а не действительною плотью; «Прения дьявола с Господом», в них рассказывалось о силе и власти дьявола в мире; «Книгу святого Иоанна», в которой поведано о творении вселенной, о начале и конце, о цели прихода в мир Христа.

Святослав слушал внимательно, задавал вопросы, получал пространные ответы, но девственный ум варвара был к этим тончайшим богословским отвлечённостям не приучен и чужд, и князь сказал с раздражением:

- Мой друг Калокир, который всю эту премудрость постиг, говорил мне, что эти книги есть плод незрелого ума, они полны вздорных мыслей, развращающих несбыточными бреднями простой народ и достойны осуждения, даже жестокой кары.

Душан не удивился ни раздражению князя, ни его высказываниям и невозмутимо ответил:

- Вольно заносчивому, лишённому совести ромею, да ещё знатному, поносить светочей славянского гения. - Мы же считаем эти сочинения боговдохновенными и полными глубокого смысла.

- В чём же этот смысл? Ромеи написали ещё больше книг. И можешь ли ты рассчитывать на то, чтобы твои соплеменники обогнали их в учёности…

- О, князь! Не от мудрости говоришь ты это. Новое в наших книгах прежде всего уже то, что они написаны на родном языке и для всего многочисленного славянского народа. Вот это сочинение Молоха Храбра: «Сказание о письменах славянских». Оно объясняет, как появилась письменность у нас, славян, обосновывает необходимость собственной учёности и государственной самостийноти. Черногорец Храбр уже потому хотя бы почитается нашим учителем, что он жил и писал в то время, когда ещё живы были лица, которые имели счастье видеть великих наших учителей и основоположников славянской письменности братьев Кирилла и Мефодия и беседовать с ними. Вот послушай, князь, как пишет Храбр: «Прежде славяне не имели письмен и, будучи язычниками, читали и гадали чертами и резами. Принявши крещение, они начали пользоваться римскими и греческими письменами, славянская речь оставалась без разума, но всё к разуму приводящий и спасающий помиловал род славянский и послал ему Константина философа, называемого Кириллом, мужа праведного и истинного, который сотворил нам тридцать письмен и восемь, одни по чину греческих письмен, а другие сообразно звукам славянской речи».

- Заметь, князь, как обстоятельно и точно рассказал Храбр для потомков, какие буквы заимствованы были из греческого алфавита и какие были изображены Кириллом. Особенно ценна нам вторая часть его труда. В греко-римском христианском мире, объятом гордынею, сложилось убеждение, что языками учёности, богослужения и священного писания могут быть только три: еврейский, греческий и латинский. Но это - заносчивость и не больше. Молодые народы, подобно человеку в молодом возрасте, отличаются малоопытностью, но отнюдь не тем, что они не способны к самостоятельному уразумению истин философских и других. Славянский народ поэтому не должен обрекать себя на искусственное замораживание способностей и пребывать в невежестве. Он нуждается в приобщении к эллинской, еврейской и римской мудрости, не теряя своего языка и от него не отказываясь, чего хотели бы надменные ромеи и латиняне, объявляя себя народами избранными богом на земле…

- Против этой надменности восстал Храбр и сказал:

«Славяне будут иметь свои книги и мудрость на своём языке и своё величие». Он пишет: «Иные же говорят: к чему славянские книги? Ведь письмена славянские не создал ни бог, ни апостолы; ведь они не существуют искони, как письмена еврейские, римские, эллинские, они не утверждены искони самим богом. Те, которые говорят так, думают по своему невежеству, что бог сотворил письмена; они, окаянные утверждают, что бог и канонизировал три языка, что дескать сам Он об этом пишет в евангелии: «и бе доска написана еврейски, римски и эллински, а по-славянски не было ничего написано; поэтому и славянские книг и - не от бога». Но кому из христиан не известно, князь, что бог не создавал ни еврейского, ни греческого, ни латинского языков. После потопа при столпотворении вавилонском произошло смешение языков, явилось их множество, в том числе и славянский. Кому же из мудрых не известно, что сперва и латиняне и греки не имели своих письмен, а взяли их у финикийцев - умных торговцев, и эти письмена совершенствовались у греков, благодаря усердным книжникам. И теперь они вменяют нам в вину то, что сами проделали…

- Занятны твои слова и по душе мне, - сказал Святослав, и пододвинул кубок вина.

- Грех, - сказал Душан, - я лучше пощиплю хлебца. Такого давно не ел…

Он щипал хлеб, который выпекали только для князя, и с жадностью ел. Он ел и одновременно говорил: