Украденное счастье - Тарокнахт Гонгопаддхай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не могу столько дать!
— Ну, нам, значит, толковать не о чем. Пойдем!
И Шошанко собрался уходить, но Хоридас схватил его за руку и снова усадил.
— Хорошо, я об этом подумаю и завтра скажу. Теперь расскажи, как ты собираешься заполучить невесту?
— Она у меня в доме, — сказал Шошанко.
— Да ну? — удивился Хоридас.
— Конечно. Разве я стал бы говорить неправду вечером на берегу Ганги!
— И можно будет на обратном пути взглянуть на нее?
— Разумеется!
Затем Шошанко с Хоридасом спустились к воде, чтобы прочесть вечерние молитвы и совершить омовение.
Известное дело, как относится любой торговец к своему товару: молочницы не пьют молока, кондитеры не едят сладостей, доктора не принимают лекарств, винокуры избегают вина, брахманы не совершают вечерней молитвы, если поблизости нет людей. Прикоснувшись дважды к воде, Шошанко сказан:
— Пойдем! Кончай скорее.
Но Хоридас не торговал религией, поэтому он сегодня, как и всегда, старательно прочел все молитвы и только тогда присоединился к Шошанко. По дороге, зайдя к нему в дом, он собственными глазами увидел Шорнолоту и убедился, что девушка, и верно, в их руках.
В СЕТЯХ
Хемчондро начал постепенно поправляться. С каждым днем ему становилось все лучше. Но пока он еще не мог вставать с постели. Гопал, как и прежде, днем и ночью не отходил от Хема. А Хему никого не надо было, кроме Гопала. Гопал его и накормит, и руки ему вымоет, и на постели усадит, и поговорит с ним. В Гопале заключалась теперь вся жизнь Хема.
Шошанкошекхор ежедневно ездил в Калькутту, а вечером возвращался домой. Бабушка Хема была бесконечно благодарна Шошанко. Не могла же она подозревать, с какой целью приезжает к ним Шошанко. И Шорнолота была также очень признательна гуру. Еще бы! Не доверяя никому, он сам ездил справляться о здоровье Хема. Что может быть бескорыстнее такой услуги?! К возвращению Шошанко Шорнолота уже стояла у дверей дома и поджидала его. Увидев его еще издалека, она бежала навстречу и начинала расспрашивать. Однажды Шорнолота сказала:
— Гурутхакур, я, наверно, никогда не смогу вам отплатить за все, что вы сделали для меня. Ведь только потому, что вы миритесь с неудобствами и каждый день привозите мне вести, я до сих пор здесь. Не будь этого, я бы давно уже потихоньку убежала в Калькутту!
И на глазах Шорны блеснули слезы благодарности.
Слова ее, точно стрелы, пронзили сердце Шошанко. Разбойники, нападая на чей-нибудь дом, не трогают детей. Люди, ловя рыбу, выбрасывают мальков обратно в воду. Шошанко, хотя и был в душе злодеем, сейчас содрогнулся от прямодушия чистой девушки. На какой-то момент он почувствовал угрызения совести. Слезы Шорны, словно капли расплавленного олова, жгли ему сердце.
Но разве может долго сохраняться вода в пустыне? Как только Шорнолота ушла, Шошанко снова стал самим собой. Привлекаемый магической силой золота, он направился к Хоридасу. Тот сидел и что-то писал.
— Ты что, господин, решил посвятить себя наукам? — насмешливо спросил Шошанко.
— Садись, я составил смету на свадебные расходы, — ответил Хоридас.
— Хороший план, который как можно скорее нужно претворить в дело. Времени уже не остается. Если помедлить еще неделю, обман может открыться! — заявил Шошанко.
— С моей стороны не будет никакой задержки. Но я не могу принять твое условие, не могу дать половины денег, оставленных по завещанию! — решительно заявил Хоридас.
Шошанко понял, что больше тянуть нельзя, иначе он совсем ничего не получит.
— Ну а сколько ты хочешь дать? — помолчав, спросил Шошанко.
— Шесть тысяч рупий.
Шошанко согласился и на это.
— Готовь жениха, послезавтра устроим обручение, — сказал он.
Шорнолота жила в доме Шошанко весело и спокойно. Как бесстрашно разгуливает по раскинутой охотником сети птица, так и Шорна не ведала никакой тревоги. Хему с каждым днем становилось лучше, за ним заботливо ухаживали, о чем еще было Шорне беспокоиться?
Поутру она уходила играть вместе с дочерью гуру и соседними девушками одного с ней возраста. После купания она ужинала. Вечером спокойно засыпала. Ей и во сне не снилось, что она попала в искусно расставленные сети.
Настал вечер. Шошанко, как обычно, пошел совершать вечернюю молитву на берег Ганги. Маленький сын Шошанко громко заплакал. Он не ложился спать, если Шорнолота не сидела рядом с ним. Жена Шошанко долго уговаривала его, но не могла уложить. Тогда она позвала Шорну.
— Зачем звала меня, мать? — спросила Шорнолота. Она называла жену Шошанко матерью.
— Посиди здесь, рядом с мальчиком, а то я никак не уложу его, — попросила женщина.
Мальчик спокойно лег, когда Шорна подошла к нему и прилегла рядом. Легкий весенний ветерок обвевал ее. Незаметно Шорнолота заснула. Вскоре домой вернулся Шошанко и позвал жену. Когда оба вошли в комнату, Шошанко спросил:
— Кто это лежит рядом с мальчиком?
— Шорна.
— Она спит или нет?
Как только Шошанко вошел в комнату, Шорна сразу проснулась, но, услышав, что он перешептывается с женой, притворилась спящей. Жена Шошанко подошла к Шорне, посмотрела ей в лицо и сказала:
— Спит!
— Подойди-ка тихонько ко мне! — шепотом позвал ее Шошанко.
Жена подошла. Мужчина показал на два ключа и тихо произнес:
— Вот два ключа, один от наружной двери, другой от задней. Я закрыл обе двери, смотри, чтобы из дома никто не мог выйти!
— Это еще что? Почему нельзя выходить из дома? — удивилась жена.
— Тебе-то какое дело?
— Я должна знать! — твердо ответила она. — Ты должен мне сказать, а не скажешь, я сама узнаю!
Шошанко пришлось рассказать. Жена вздрогнула, сердце Шорнолоты затрепетало. Женщина глубоко вздохнула, а Шошанко сказал жестко:
— Ты меня знаешь. Если только расстроишь мои планы, тогда тебе… — и тут он заговорил еще тише, потом покинул комнату.
У Шорны перехватило дыхание. Не зная, как показать, что проснулась, она ущипнула мальчика. Ребенок заплакал. Протирая глаза, Шорна приподнялась на кровати. Жена Шошанко, подавив тяжелый вздох, ласково спросила:
— Ну, выспалась?
— Да, — проговорила Шорна и вышла из комнаты. Она попробовала открыть заднюю дверь, но та была заперта. Подошла к наружной двери — и эта тоже оказалась закрытой. Шорнолота почувствовала себя, как птица, попавшая в клетку. До сих пор, живя в этом доме, она не подозревала о надвигавшейся опасности. А сейчас даже воздух казался ей отравленным: она задыхалась в этом доме.
Шорна вернулась в комнату, из которой только что вышла. За эти несколько минут она так изменилась в лице, что ее вид испугал жену Шошанко. Шорнолота села на стул и замерла неподвижная, как статуя.
— Милая, что случилось? — встревоженно спросила женщина.
Шорна не могла больше сдерживаться и разрыдалась.
— Я все слышала! Вы меня убьете! Отравите! — кричала она.
Жена Шошанко почувствовала жалость к девушке. Она не была такой бессердечной, как ее муж. Она поднялась с постели, подошла к Шорне и стала успокаивать ее:
— Не плачь, милая, не плачь! Мы найдем средство освободить тебя!
При этих словах Шорна припала к ногам женщины. Та ласково подняла ее, вытерла ей глаза и спросила:
— Шорна, ты умеешь читать и писать?
— Немножко!
— Сможешь написать письмо?
— Смогу, но кому я напишу? Дада еще болен. Сейчас ему бесполезно писать.
— А больше никого нет, кому бы ты могла написать и кто бы мог за тобой приехать?
Лицо Шорны при этом вопросе покрылось румянцем. Она опустила глаза:
— Кому же еще я напишу?
— Я слышала, что в вашем доме живет молодой человек по имени Гопал, почему бы тебе ему не написать?
На этот раз Шорна зарделась, как роза:
— Нет, я напишу даде, а он передаст ему.
— Какой толк писать твоему даде? Ведь он прикован к постели!
— Напишу даде, а он передаст Гопалу! — повторила Шорна и склонила голову еще ниже.
Жена Шошанко принесла чернила, бумагу и перо. Шорнолота написала письмо. На следующий день утром одна из служанок пошла на базар и тайком отнесла письмо на почту.
ГОПАЛ В ТЮРЬМЕ
Обычно почтовые конторы сначала пересылают письма важным господам, а потом уже, если остается время и если почтальоны в хорошем настроении, можно надеяться, что будут доставлены и остальные письма. Но если почтальон устал да еще письмо нужно нести куда-нибудь далеко, он просто оставит его до поры до времени у себя в сумке. И только тогда, когда в этой сумке накопится не меньше десятка писем в один район, почтальон как-нибудь в полдень зашагает туда семимильными шагами и вручит письмо адресату. Потому-то письмо Шорнолоты, которое по обычным почтовым правилам Хем должен был бы получить уже на следующий день, задержалось на целых три дня.