Украденное счастье - Тарокнахт Гонгопаддхай

— Как? Жених согласен. Его согласие давно получено.

— Что мне, согласен жених или нет? Я не согласна!

— Вот вы все такие «образованные», — начал Шошанко. — Подумаешь, выучилась немного читать и уже забыла всякий стыд и совесть! Не видишь, где твое счастье! Я по-хорошему тебе говорю, не поднимай скандала! Скандал при обручении до добра не доводит, — проговорил он угрожающе и собрался уйти.

— Куда же вы? — остановила его Шорнолота. — Со вчерашнего дня вы держите меня под замком. Отпустите меня, я хочу сейчас же уехать в Калькутту!

— Не сегодня. Поедешь после свадьбы! Шорна подошла к двери.

— Я сейчас закричу, что меня убивают; люди услышат, взломают дверь и освободят меня! — проговорила она и хотела выйти, но Шошанко схватил ее за руку и оттащил в глубь комнаты. Шорна дважды пыталась выбраться наружу, но где ей было тягаться с Шошанко! Гуру оттолкнул ее на середину комнаты, вышел и запер дверь на ключ. Шорна громко зарыдала.

— Теперь плачь, сколько хочешь, — проговорил Шошанко и, засмеявшись, ушел.

Войдя в комнату, где находился жених, он приказал музыкантам:

— Если услышите плач, играйте громче.

Сколько Шорна ни плакала, сколько она ни грозила, сколько ни умоляла, простирая руки, безжалостный Шошанко ничего не хотел слушать.

— Я вам дам в два раза больше денег, чем вы получите за мою свадьбу, только отпустите меня! Я отдам вам все деньги, которые оставил мне отец, только отправьте меня к даде! — умоляла его Шорна.

— Ты еще не имеешь права распоряжаться деньгами, иначе не было бы никаких хлопот, — возражал Шошанко.

— Я обещаю, что отдам! — клялась Шорна.

— Шошанкошекхор не верит обещаниям.

— Тогда что же ты хочешь, скажи, я все сделаю!

— Я хочу, чтобы ты вышла замуж за этого жениха.

— Ведь и у вас есть дочка! Подумайте о ней! Неужели вы и свою дочь тоже насильно будете выдавать замуж!

— Моя дочь — не такая бесстыдница, как ты. Она не станет поднимать шум, если дело ее не касается. За кого захочу выдать ее замуж, за того и пойдет. В таком деле у нее не может быть своего мнения. Она не учится, и ее брат не знает английского языка! — добавил он.

Шорнолота, растерявшись, замолчала.

Поезда приходили в Шрирампур, останавливались ненадолго и шли дальше. Всякий раз, как доносился шум поезда, Шорна думала: «Вот на этом поезде приехал кто-нибудь за мной!». Ах, если бы все надежды сбывались! Тогда земля стала бы раем.

Шорнолота совсем отчаялась. Ей начало казаться, что все поезда идут только в Калькутту, а оттуда не приходит ни один.

Незаметно день подошел к концу. Солнцу ведь незнакомо сострадание. Сколько больных в постели трепещет, чувствуя приближение ночи! С какой тревогой следят за заходом солнца те, кого ночь застает в море. Как рыдает Шорна, думая о том, что с наступлением ночи она на всю жизнь погрузится в океан скорби! Неужели вид этих слез не смягчит сердца светила? Разве солнцу-отцу не жаль дня, своего сына? Нет! В то время как сын твой, солнце, медленно умирает, сколько сыновей смертных справляют свои свадьбы, получает богатства, достигают власти. Бесстрастно взирает бог-солнце на смерть своего сына, ни на минуту не замедлит свой ход. Нет в солнечном роду людских страстей — и отец, и сын равно подчинены судьбе.

По мере того как приближался вечер, беспокойство Шорнолоты возрастало. Теперь еще одна мысль не давала ей покоя. Она думала о том, что, наверное, ее брату стало хуже, а вдруг — даже страшно подумать! — с ним случилось что-нибудь ужасное. Шошанко уже два дня не ездил в Калькутту. Шорна забыла о своем горе. Ей не терпелось узнать о здоровье Хема, но никто не приходил к ней. Ей не у кого было справиться о брате, Шошанко был очень занят. Жена и дочь его с самого утра сидели запертые в онтохпуре.

Наступил вечер. По небу скользили легкие облака. Поднялся прохладный весенний ветер.

С гирляндой цветов, в шелковой одежде, звеня браслетами, вошел жених. Вид у него был отталкивающий. Заиграла музыка. Жених сел в центре комнаты в окружении музыкантов. Друзья стали весело подшучивать над ним, как и полагается в таких случаях. Пришел жрец. Шошанко и Хоридас, отойдя в сторону от гостей, считали деньги. Шорнолота одиноко плакала в своей тюрьме. С наступлением вечера всякая надежда на спасение у нее исчезла.

— Боже мой! Что за судьба мне выпала! — рыдала она. Но кто услышит ее плач? Все веселятся, а Хоридас отсчитывает деньги Шошанко. Потом оба вышли к гостям. Все было готово. Ждали только появления невесты. Шошанко пошел за ней.

Лишь только он открыл дверь, как Шорнолота упала к его ногам и с плачем воскликнула:

— Скажи мне сначала, как здоровье дады, иначе я не двинусь с места!

— Твой брат здоров, — ответил Шошанко.

— Поклянись жизнью своего сына! — умоляла Шорна. Бедная девушка! Она совсем потеряла голову и даже не помнила, что говорила.

— Я сказал тебе сущую правду: твой брат выздоровел, — повторил Шошанко. — Я и со свадьбой так тороплюсь, потому что он выздоровел. Когда Хем будет на ногах, он, конечно, не даст согласия на эту свадьбу! Если б ему было плохо, я не стал бы спешить.

Шорнолота почувствовала, что Шошанко говорит правду. Тогда она крикнула:

— Вы не смеете выдавать меня против моей воли! Не смеете! Если вы пойдете на это, вам будет плохо. Я повешусь, вот увидите!

— После свадьбы можешь яд принять, можешь горло себе перерезать, — мне будет все равно. Я с тобой связан только до свадебного обряда! — И он опять захохотал.

Шорнолота обхватила ноги Шошанко. Тогда Шошанко присел и схватил ее за руки. Но в этот момент Шорна вырвалась, отбежала в угол комнаты и, завязав вокруг шеи край сари, закричала:

— Не двигайтесь! Сделаете хоть один шаг, я затяну петлю!

— Шорна, ты ребенок, — стал уговаривать ее Шошанко, — поэтому так горячишься. Тебе не вырваться от меня! Теперь ты можешь уйти, но благоприятное время[64] проходит, сегодня все кончится хорошо; но если убежишь, то пройдет благоприятный момент, и в будущем тебя ждут несчастья. — Шошанко приблизился к ней.

— Я затягиваю петлю! Пусть смерть принесет мне освобождение! — воскликнула Шорна, намереваясь исполнить угрозу. В это время окна озарились ослепительным светом. Тут Шошанко понял, что в его просторной молельне вспыхнул пожар.

У ШОШИ РАСКРЫЛИСЬ ГЛАЗА

Шошибхушон вернулся домой от Рамсундора и рассказал все Промоде. Выслушав мужа, Промода испустила несколько тяжелых вздохов, но ничего не сказала. Некоторое время она молча сидела рядом с мужем, а затем поднялась, чтобы выйти.

— Ты куда? Почему ты мне ничего не ответила? — остановил ее Шошибхушон.

— Я скоро приду, — только и сказала Промода и направилась к матери.

Все состояние Шошибхушона было переведено на имя Промоды. На нее были записаны и ценные бумаги, и дом, и земля, и все остальное имущество. Деньги тоже были у Промоды. Промода убедила Шошибхушона, что если записать все на имя жены, то не надо будет ни с кем делиться, а в случае раздела никто не может продать имущество с аукциона. Если же записать на имя мужа, то при какой-нибудь неприятности от них могут потребовать конфискации имущества. Ничего подобного бояться не нужно, когда все будет записано на имя жены. Шошибхушон, убежденный такими доводами, до сих пор слепо следовал указаниям жены.

У Бидхубхушона не было средств заплатить налог за землю. Поэтому Шошибхушон, чтобы не потерять землю совсем, что было бы ущербом для обоих братьев, платил налог полностью. Но, по совету Промоды, он перестал платить налог, а когда подошло время торгов, купил землю и записал ее на имя Промоды. По ее же совету он обратил все наличные деньги, которые у него были, в драгоценности. При этом Промода говорила:

— Деньги легко разойдутся, а если обратить их в драгоценности, то они останутся в доме. В случае нужды их всегда можно продать. А будут деньги — опять все купим.

Прямо сама богиня Лакшми правила в доме Шошибхушона!

Теперь Шошибхушону требовались четыре тысячи рупий. Он пришел домой в бодром настроении. Шошибхушон не сомневался, что как только он расскажет обо всем Промоде, она сразу даст нужную сумму. Ему и просить ее не придется. Обо всем жена догадается по его виду и сама даст деньги. Но когда Промода ушла, не сказав ни слова, Шошибхушон почувствовал смутное беспокойство. Почему же? Неужели Промода не даст денег? Едва в его голове возник этот вопрос, как Шошибхушона охватил страх. «Может ли быть такое?» — подумал он.

Промода спустилась вниз и позвала мать. Та не замедлила явиться.

— Никого нет здесь? — спросила Промода.

— Никого.

— Тогда садись на тахту и слушай!

— Что, что случилось? — тревожно спросила мать и села рядом с Промодой.

— Да не облокачивайся ты так на меня! — сердито крикнула Промода.