Вне закона - Олег Приходько

Последнее: в выдвижном ящичке секретера — запасной комплект ключей от машины. В карман! Очень кстати — темные, в пол-лица очки. Теперь все. Да. Кажется, все…

Она оглядела квартиру. Бедлам. Бардак. Такого эти стены не видели даже при переезде. Черт с ним!..

Поставив сумку у двери, Светлана присела на обувной ящик. Интересно, сколько бензина осталось в машине? В багажнике есть запасная десятилитровая алюминиевая канистра. Доехать до границы, продать «хонду», купить билет в любую страну, а там… Деньги в Швейцарском банке гарантируют свободное передвижение по миру. ГОСПОДА! ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ В ШВЕЙЦАРСКОМ БАНКЕ! Кажется, от жизни здесь взято все. Ее нужно стереть из памяти.

«В Шахтерск, говоришь? — с отвращением вспомнила Светлана Аракелова. — Дудки!»

Проход по лестнице оказался свободным…

Евгений пристально наблюдал за подъездом в ветровое стекло красного «форда», взятого напрокат. Он припарковался на углу, у площади Тверской заставы. Приклеенные усы, галстук, кожаный пиджак и темные очки одних должны были заставить думать, что он военный атташе посольства Зимбабве, других — что он член сборной команды «подкидных дураков», только что вернувшийся с чемпионата по горным лыжам в Новой Зеландии. У самого же Евгения при каждом взгляде на себя в зеркало возникало чувство, которое испытывает разве что лицедей в костюме Городничего, исполняющий монолог Катерины из «Грозы». Тем не менее цель была достигнута, и если бы мимо случайно проходил сам Каменев, то и он бы не задержал взгляда на неопределенного вида гумманоиде за рулем потрепанного «форда». После вчерашней поездки бок о бок с Киреевой появиться в своем естественном облике было немыслимо.

Увидев ее на пороге гостиницы «Славянская», больше всего он испугался за то, что она надумает выбрать его в качестве таксиста. Но она поступила по всем правилам конспирации, которые ей подсказала типично женская логика: к огромному облегчению Евгения, села в «ладу», еще более задрипанную, чем «форд» прокатного кооператива «Скорость».

Как только он убедился, что она следует домой через Новослободскую, свернул на 1-ю Тверскую-Ямскую, стремясь выиграть время, чтобы выбрать удобную для наблюдения позицию. Двадцать минут ожидания заставили его поволноваться. Проморгать ее он не мог — на ней было то же пальто-маяк, от которого у него рябило в глазах. К тому же появиться она могла только со стороны Миусской. Он уже подумал, что она села в свою «хонду», не заходя домой, но вдруг увидел ее в сопровождении долговязого мужчины с сумкой инструментов через плечо.

Киреева шла в ловушку. Он не мог себе представить, какой логикой руководствовалась эта женщина, но она, чудом спасшаяся от своих преследователей, возвращалась туда, откуда ее вчера выволокли и где сегодня могли поджидать снова. Было ли это отчаянием или неизвестно на чем основанной уверенностью, что территория чиста и ее больше не потревожат, — так или иначе роль камикадзе Киреева исполняла довольно лихо.

Евгений посмотрел на часы. Двенадцать тринадцать. Через восемь минут из подъезда вышел долговязый. Знакомых машин на улице не было. Или ее действительно решили оставить в покое, что само по себе было непонятно и невероятно после вчерашних событий, или она договорилась с кем-то о встрече. Долговязый был, скорее всего, слесарем — они вышли со двора, а там находился ЖЭК. Очевидно, она потеряла ключи.

К версиям Евгений относился спокойно. Он придумывал их, сообразуясь с ходом событий, и тут же отметал за ненадобностью или неподтвержденностью — просто так, для заполнения пауз и тренировки ума. Причинно-следственный анализ поступков Киреевой, по его выражению, «в прейскурант не входил», вознаграждение было обещано клиентом за простую слежку, имевшую целью фиксацию «каждого ее шага на протяжении трех суток», которые кончались через четыре часа тридцать три минуты.

В двенадцать часов тридцать пять минут по местному времени (которое, впрочем, совпадало с московским) из подъезда вышла какая-то женщина в сером полупальто с капюшоном и черных брюках. На ней были темные очки и шапка-боярка. В руке она несла большую туго набитую туристскую сумку и, судя по неровной походке и согбенной фигуре женщины, весьма тяжелую.

Столетник посмотрел на себя в зеркало. «Вот так, Евгений Викторович, — сказал он, заводя мотор и трогаясь с места с похоронной скоростью, — не один вы собрались на бал-маскарад. Картина называется «Прекрасная амазонка собирается в гости к своему другу-эскимосу».

В подошедший троллейбус она не села. Значит, либо собиралась отчалить на «хонде», либо за углом ее кто-то поджидал. «Форд» буквально полз впритирку к бордюру до тех пор, пока она не свернула на Миусскую. Евгений рывком проскочил квартал, снова прижался к тротуару, мысленно отсчитывая время, которое ей понадобится, чтобы пройти сто шагов до стоянки. Второе предположение Евгения было нелогичным: если бы она рассчитывала на чью-то помощь, то не стала бы проходить опасный для себя отрезок пешком, да еще с такой ношей. Проще было бы подать ей машину к подъезду. Евгений подъехал к перекрестку, осторожно свернул на Миусскую и выполз ровно настолько, чтобы просматривалась стоянка. Обзор со стороны НИИ непонятного назначения, находившегося в глубине улицы, перекрывал массивный угловой дом.

Киреева действительно собиралась уехать на «хонде». Она поставила сумку на заднее сиденье, сняла пальто и положила его туда же. Затем села за руль, захлопнула дверцу, пристегнула ремень. Евгений забеспокоился: что, если она действительно вздумает податься на Аляску? Срок проката «форда» истекал в двадцать часов. К тому же он дал слово Шерифу вовремя вернуться домой и вывести его на пробежку по Измайловскому парку…

Куда собиралась Киреева, так и осталось для него загадкой.

Взрывом выбило стекла на первых трех этажах института. Град огненных осколков посыпался на мостовую, забарабанил по крышам автомобилей. На проезжей части образовалась пробка. Улицу охватило всеобщее оцепенение, затем к месту происшествия бросились водители троллейбусов и большегрузных машин с огнетушителями наперерез — пылали, угрожая взрывом, еще два автомобиля. Воронку обступили десятки, потом сотни прохожих, сотрудников института, пассажиров остановившихся транспортных средств…

Евгений сидел, вцепившись в руль все еще работавшего «форда». Когда он впервые после выхода Киреевой из дома посмотрел на часы, они показывали тринадцать десять. Но это уже не имело никакого значения. Он снял очки, заглушил двигатель. Отклеив дурацкие усы, достал из бардачка пачку «Кэмел» и, не выходя из машины, закурил.

26

На этом его работу можно было считать законченной. Если бы не вторая ее часть — получение денег, Он отнюдь не тешил себя надеждой, что финал этого «до-мажорного» концерта будет для исполнителя легким: играть предстояло не только без нот, но и без дирижера. Никаких контрактов с заказчиком он не заключал, да в этой ситуации и не могло быть никаких контрактов. Клиент был заинтересован в сугубо конфиденциальной слежке за Киреевой, а вот останется ли у него интерес к ней после ее смерти, предстояло выяснить. Зачем ему, в самом деле, знать о том, что делала Киреева с пятницы до понедельника включительно, если все последствия ее действий оставались теперь здесь, на Земле, в то время как сама она отправилась на своей «хонде» в рай? Что может интересовать его в ее земных действиях, половину из которых он отлично знает сам, ибо всю субботу находился с нею в одной «малине»? Похоже, изначальная версия Евгения об игре в «подкидного» нашла свое окончательное подтверждение: едва ли это была слежка за Киреевой…

«Так думал молодой Евгений, летя в пыли на почтовых». Разговаривать с Аликом Романовичем он решил из собственной квартиры. Разговор мог получиться долгим и напряженным, и ни почтовая кабина, ни тем паче телефон-автомат для этого не годились.

Время больше не играло существенной роли. Продолжая обдумывать предстоящий разговор, он сварил себе крепкий кофе. Приготовленный бутерброд есть передумал — отдал Шерифу. Пища притупляла мыслительную реакцию, которая сейчас могла ему понадобиться, как никогда раньше. О том, что и как говорить, чтобы клиент не отвертелся от встречи и уплаты денег, можно было размышлять до вечера. Это был тот самый случай, когда стоило вначале «ввязаться в драку» (хотя драка в прямом смысле была бы для Евгения просто благом по сравнению со словесной дуэлью).

«Итак, чего он хочет? — еще раз рассудил он, устроившись в кресле перед телефоном. — Ему нужно было, чтобы с семнадцати часов вечера пятницы до семнадцати часов сегодняшнего дня за Киреевой тянулся «хвост». Точнее, вовсе не за Киреевой, а за некой женщиной с фотографии, о которой «хвост» должен был знать лишь то, что она проживает по такому-то адресу, и не более того. Сам Клиент также пожелал остаться неизвестным. Он уверен, что этот дурак-юрисконсульт, то бишь я, не знает ни его, ни тем более его адреса. Значит ли это, что он хотел увильнуть от уплаты обещанной суммы и ограничиться авансом? Нет. Потому что он оставил свой телефон. Не сделай он этого, я бы не стал браться за работу, это было понятно и ему, и Чалому. К тому же, сначала я за нее не взялся, и Чалому пришлось оставить телефон на тот случай, если я передумаю и все-таки соглашусь. «Клиент хочет знать каждый ее шаг на протяжении трех суток», — сказал «Иван Иванович» при встрече в Ботаническом саду. Тогда я связал этот срок с хайпалоном Зарайского завода, который также должен был пролежать в пакгаузе Товарной-Смоленской трое суток. Бригадир грузчиков сказал, что его должны отправить сегодня. Но тогда я не располагал больше ничем. Теперь же связь с этой «сырой резиной» никак не прослеживалась. Скорее всего, она не имела к этому грузу никакого отношения, и вояж Чалого в пакгауз носил чисто служебный характер. А вот смерть Киреевой именно в конце оговоренных Клиентом третьих суток была, пожалуй, обстоятельством, за которое можно зацепиться основательно. Почему бы не допустить, что Клиент заранее знал о готовящемся покушении? Не говоря уж о том, что сам его и подготовил…»