Земля русская - Иван Афанасьевич Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он убил себя.
— Нет! — выдохнула Вера. Она глядела на него широко открытыми глазами, пораженная его холодным тоном. — Я звонила… Сердечная недостаточность…
Шелков повторил тем же ледяным тоном:
— Он убивал себя все последние годы. — И отвернулся. В глаза бросилась сухая, сраженная молнией сосна. Ему показалось, что сосна — белая на черном небе. Это видение длилось одну секунду, так бывает при вспышке молнии, а в следующую она словно бы потеряла свои резкие очертания, затуманилась и стала отодвигаться. И тогда он ощутил, как затяжелело в груди, как стеснилось дыхание. Он, наверно, сделал какое-то движение, потому что рука его оказалась вдруг на Верином плече, на него в упор глядели ее испуганные глаза. Он мотнул головой, сказал глухим, севшим голосом:
— Пойдем в избу. Что же мы тут…
В избе он как сел на стул перед окном, так и просидел все время, пока Вера, давний друг их дома, хлопотала у плиты: наливала воду, ставила чайник, разводила огонь. В окно была видна заозерная даль. Там, за широким спокойным плесом, перед синей кромкой леса, угадывалась дорога, по которой бежали машины и волокли за собой желтоватые пыльные шлейфы. Сколько раз, сидя вот так перед окном и в летние, солнечные, и в осенние, ненастные дни, глядел он в эту даль, ожидая оттуда друга. И он приезжал, редко, но приезжал, и были те дни для обоих праздником. Теперь ждать некого, ни здесь, ни там. Пусто в доме, пусто на дороге. Ах, как пусто в душе!
Вера поставила перед ним чай, молча ждала, понимая, что у него начинается самое тяжелое: пришли думы. Сейчас он начнет вспоминать, и горе обрушится на него, раздавит, если оставить его одного.
— Мы поедем завтра вместе.
Не поворачиваясь, он нашел ее руку, тихо, благодарно пожал.
…Петра Лукашева хоронили в дождливый холодный день. Лишь когда опустили крышку, выглянуло из-за туч солнце, уронило на гроб, на желтую песчаную землю прощальный луч. Виктор Иванович не пошел к гробу, не стал прощаться с другом. Он боялся прикоснуться, потому что еще живо было ощущение каменно-холодного лица жены, и он не в силах был вынести повторения. Он подошел к убитой горем Симе, остановился, и она, угадав его в толпе, подняла заплаканное лицо, протянула руки, он обнял ее за плечи, гладил вздрагивающую от рыданий голову. Они не произнесли ни слова. Она плакала у него на груди, он до боли закусил губу, сдерживая слезы, и чувствовал, как ударяет ему в спину глухой звук от засыпаемого землей гроба.
На поминки Виктор Иванович не остался. Он уехал сразу, в машине всю дорогу молчал, и Вера, сидевшая рядом, не осмеливалась заговорить…
А на земле торжествовала весна. Подул теплый ветер, очистил небо от туч, к вечеру выкатилась полная белая луна, и с озера поднялся густой туман, словно задымила сразу тысяча печных труб. Ночью оделись березы, зазеленели пожни — земля обновилась.
«…До чего же красива земля! Тихо стоят роскошно-зеленые березники — эта царственно величавая, непревзойденная краса России. По опушке заозерного леса клубится черемуха, будто весенний разлив оставил на ее ветвях белую-белую пену. Густеют овсы, забивая темный цвет пашни. Распустились яблони.
По горизонту ходит гром. Весенний гром напоминает мне фронт. Таким же ярким маем, ровно тридцать пять лет назад, шли мы навстречу загадочному грому, там бились, стонали, умирали люди, и мы шли в то пекло, совсем еще юные, не знавшие любви и нежности подруг. Теперь у меня все позади: и фронт, и любовь, и все же я чувствую, восхищаюсь первой майской грозой, роскошной землей, которая просит у неба дождя.
Величавые березники, белая черемуха, черные, словно чугунные, в зеленом пару, старые ивы, яблони, готовые зацвести, молодые овсы — все, разъяв ладони-листья, молит дождя. И он пошел, ровный, крупный, обильный. Я не спешу под крышу, я стою под майским дождем, я хочу видеть и чувствовать, как пьет небесную влагу земля. Прихлынувшая радость горькой спазмой схватывает горло, и я шепчу: посмотри, посмотри же, какой безудержный пир справляет на земле все живое! Как омылось и засверкало все вокруг! Вот оно, торжество жизни, величественное и бессмертное!
Спасибо, земля! Сердцу, которое, казалось, уже ничто не в силах разбудить, ты возвращаешь любовь к жизни…»
Летом в одной из центральных газет я прочитал статью Шелкова, поразившую меня необычным для Виктора настроением грустного раздумья. Я позвонил по сохранившемуся в старой записной книжке телефону в город нашей юности и от телефонисток узнал все, что случилось с Виктором.
Междугородный автобус останавливался в четырех километрах от Лесовых Горок, я сошел, сел на обочине, разулся. Мне не хотелось торопиться, я хотел пройти эту дорогу медленно, вспоминая и раздумывая. К каждому из нас когда-нибудь приходит желание пройти кусочек дороги медленно и… босиком. Однажды, когда мы работали еще вместе, редактор послал нас троих — Шелкова, Лукашева и меня — в командировку с неожиданным заданием: пройти, как он сказал, по околице области и посмотреть — ч т о т а м? В ту пору еще ходили пешком, не у каждого председателя была машина, и мы две недели колесили на своих двоих. В начале пути Виктор сел на камень, разулся, перекинул ботинки через плечо и сказал: «Начнем, мужики, с воспоминаний». Скорый на каламбуры Лукашев выдал лозунг похода: «Голову в отставку, думаем пятками!» Шутка шуткой, а я частенько потом прибегал к такому способу воспоминаний. Вот и теперь…
Дорога была сухая, день солнечный, нежаркий, я шел нога за ногу, нагибался за спелой земляникой и вспоминал… Когда же мы познакомились? Считали, что после войны, но однажды, перебирая в памяти своих учителей, нашли, что третий класс кончали чуть ли не за одной партой. Однако т е м и мы не помнили друг друга. Он, как и я, по возвращении с фронта пошел в школу — учителей демобилизовывали по первой очереди, — но скоро его взяли в райком комсомола, потом перевели в агитпроп, был секретарем райкома по зоне МТС, председателем колхоза, редактором районной газеты, корреспондентом областной… Словом, типичный «районщик». Женился. Нина была учительницей, а родом она из Лесовых Горок, старый дом — это дом ее тетки, родители умерли, когда ей было восемь лет, жила у сестер за няньку, потом тетка, овдовев, взяла к себе, помогла кончить училище. Сюда, в Лесовые Горки, она и увезла Виктора, когда он сильно
