Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX - начала XX века - Густаво Беккер

Алонсо закончил свой рассказ в тот момент, когда молодые люди подъехали к мосту, который вел в город. Там они подождали остальных участников охоты, и все вместе продолжили путь по темным и узким улочкам Сории.

После трапезы слуги стали убирать со столов. А дамы и кавалеры расположились у высокого готического камина и продолжили беседу рядом с освещавшим их огнем. Ветер стучал в свинцовую оплетку стрельчатых окон замка графов де Алькудьель.

Казалось, только два человека остались в стороне от общего разговора. Это были Беатрис и Алонсо. Она, погруженная в свои мысли, смотрела, как играют языки пламени. Алонсо наблюдал, как огонь отражается в синих зрачках ее глаз.

Какое-то время оба хранили молчание.

Дамы в ночь поминовения усопших вспоминали мрачные истории о привидениях и призраках; в городе слышался колокольный звон, он звучал монотонно и печально.

— Красавица-кузина, — сказал Алонсо, нарушив наконец затянувшуюся тишину, — скоро мы расстанемся, и, может быть, навсегда. Я знаю, тебе не по душе пустынные равнины Кастилии, наши грубые и воинственные традиции, наши патриархальные и простые обычаи. Я слышал не раз, как ты вздыхала, наверное, о том, кто ждет тебя там, в твоих землях.

Беатрис с холодным равнодушием сделала какое-то движение, на ее презрительно сжатых тонких губах мелькнула усмешка.

— Может, в этом повинно великолепие французского двора, при котором ты была прежде, — поспешил добавить молодой человек, — но я предчувствую, что скоро я тебя потеряю… Перед расставанием я хотел бы, чтобы ты взяла себе что-нибудь на память обо мне… Помнишь, мы ходили в храм, чтобы возблагодарить Господа за то, что Он вернул тебе здоровье, ради этого ты и приехала сюда… Ты тогда обратила внимание на драгоценную застежку, которая закрепляла перо на моей шляпе. Она бы смотрелась очень красиво на вуали, на твоих темных волосах! Однажды она уже была на вуали одной обрученной дамы, мой отец подарил ее той, что дала мне жизнь, и она пошла с ней к алтарю… Хочешь ли ты ее в подарок?

— Я не знаю, как у вас, — ответила красавица, — но такой подарок у нас — знак взятого на себя обязательства. Только в день определенной церемонии должно принять такой дар из рук родственника… который только тогда и может на что-то рассчитывать.

Холодный тон, которым произнесла эти слова Беатрис, смутил на мгновение молодого человека; взяв себя в руки, он грустно сказал:

— Я понимаю, кузина, но сегодня День Всех Святых и в том числе день твоего святого, сегодня день подарков. Примешь ли ты подарок от меня?

Беатрис слегка прикусила губу и протянула руку, чтобы взять застежку, не говоря больше ни слова.

Юноша и девушка вновь замолчали, и снова послышались дребезжащие голоса старых дам, рассказывающих истории о ведьмах и домовых. Ветер свистел на улице, подрагивали стекла в стрельчатых окнах, печально и монотонно звонили колокола.

Прошло несколько минут, и разговор возобновился.

— Прежде чем закончится День Всех Святых, в который отмечается не только день твоего святого, но и моего, может, без каких-либо обязательств ты подаришь что-нибудь и мне на память? — спросил он, пристально глядя на нее.

В ответ ее взгляд сверкнул каким-то дьявольским блеском.

— Почему бы и нет? — сказала она и протянула руку к правому плечу, как будто искала что-то среди широких складок шитого золотом бархата… Затем, как будто смутившись, она добавила: — Ты помнишь голубую ленту, которая была у меня сегодня на охоте, ты еще назвал ее, не знаю почему, девизом своей души?

— Да!

— Но… она куда-то исчезла, потерялась! А я собиралась именно ее дать тебе на память.

— Потерялась! Но где? — спросил Алонсо, поднимаясь с сиденья, лицо его выражало и страх, и надежду.

— Не знаю… может, на горе?

— На Горе Призраков? — прошептал он, побледнев, и опустился в кресло. — На Горе Призраков?! — переспросил он, затем заговорил глухо, прерывисто: — Ты не раз слышала: в моем городе, по всей Кастилии меня зовут королем охотников. Мне не довелось еще испытать себя, как мои предки, в сражениях, и всю свою силу и решимость, весь свой пыл, унаследованный от своего рода, я направил на охоту — этот прообраз войны. Ковер, по которому ступают твои ноги, сделан из шкур убитых мною диких зверей. Я знаю их логова, их привычки, я сражался с ними и днем и ночью, пешим и конным, в одиночку и в облавах. И никто не может сказать, что я когда-либо, где-либо уклонялся от опасности. В другую бы ночь я полетел бы за этой лентой радостно и весело, как на праздник, однако сегодня, этой ночью… Зачем скрывать! Да, мне страшно. Ты слышишь? Звонят колокола, уже отслужили службу в монастыре Святого Иоанна.[59] Призраки на горе начнут сейчас подниматься, среди зарослей, покрывающих их могилы, появятся пожелтевшие черепа… Призраки! От одного их вида у самого отважного может заледенеть кровь в жилах от страха, поседеть голова, даже самого храброго может унести страшный вихрь их пляски, как листок ветром, неизвестно куда…

Пока юноша говорил все это, чуть заметная улыбка играла на губах Беатрис. Когда он замолчал, она помешала угли в камине, где потрескивали остатки поленьев, сверкая разноцветными искрами, и равнодушно произнесла:

— О, конечно! Ни в коем случае! Что за безумие! Отправиться сейчас на эту гору из-за какой-то безделицы! Да еще в такую ночь, когда так темно, ночь поминовения усопших, да еще повсюду полно волков!

Последние слова она произнесла с особым ударением. Алонсо не мог не понять издевательской иронии, заключенной в них. Он вскочил, словно подброшенный пружиной. Провел рукой по лбу, как будто гнал страх, который существовал в его разуме, но не в сердце, и, обращаясь к красавице, что, склонившись, продолжала разжигать огонь в камине, сказал окрепшим голосом:

— Прощай, Беатрис, прощай… До скорой встречи!

— Алонсо! Алонсо! — воскликнула она, быстро повернувшись, но, когда она попыталась его остановить или сделала вид, что пытается, юноша уже исчез.

Через несколько минут раздался удаляющийся топот конских копыт. Красавица, не скрывая радостного выражения гордости и удовлетворения, окрасивших румянцем ее щеки, прислушивалась к цокоту копыт до тех пор, пока он не затих.

А старые дамы по-прежнему продолжали свои истории о привидениях. Ветер свистел за окнами, и колокола звонили где-то в городе, вдалеке.

Прошел час, два, три, приближалась полночь. Беатрис ушла в свою молельню. Алонсо все не было, он не возвращался, хотя доехать туда и вернуться обратно можно было меньше чем за час.