Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Хорватова Елена Викторовна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«По телефону, как же еще!»
— Держите карман шире: «по телефону!» — передразнил я Бориса Семеновича и постучал костяшкой пальца по лбу. — Какой еще телефон?
«В дворницкой есть аппарат!»
— Да хоть целая телефонная станция! Звонить-то куда?
Некрасов, собираясь ответить, открыл уже было рот, но так же быстро его и закрыл: до него тоже начало доходить.
— Некуда звонить Кузьме. Кем бы ни был ваш дядя, но он — не идиот. Как по-вашему: сколько абонентов в Петербурге?
«Ну…» — Некрасов наморщил лоб, явно стараясь угадать.
— Не трудитесь: их совсем не так много, причем значительная часть — разного рода предприятия. У вашего дяди есть какое-нибудь предприятие?
«Нет».
— А собственный дом?
«Нет».
— Снимает квартиру?
«Снимал, конечно. До того, как умер».
Я усмехнулся.
«Ой!»
— В той квартире — вы понимаете — он уже не живет. И сразу по двум причинам.
«Да, конечно», — согласился со мной Некрасов. — «Она же сгорела. И потом, куда это годится — явиться мертвецом и потребовать продления аренды!»
— Вот-вот: никуда не годится.
«Но где-то же он живет!»
— Безусловно.
«А там и может быть телефон!»
— Нет, не может.
«Это еще почему?»
— Много ли вам известно квартир, сдаваемых в поденную аренду и с явным нарушением положения о видах на жительство, в которых имелся бы телефон?
«Я вообще не знаю квартир, которые сдавались бы с нарушением положения!»
Я вновь усмехнулся:
— Не считая квартиры вашего доблестного соседа, разумеется!
«А!» — На серо-бледном лице Бориса Семеновича в кои-то веки проступил румянец. — «Ну, это — совсем другое дело!»
— Допустим. Но суть, однако, подмечена верно: ваш дядя — не генерал с прославленным именем. Его-то уж точно покрывать не станет никто. Из приличной публики, я разумею. Остается один вариант — низкопробные меблирашки. А в этих телефоны никогда не водились и, полагаю, водиться никогда не будут!
Некрасов, однако, нашел еще одно возражение:
«А что если он снял квартиру еще до пожара?»
— Конечно, — согласился я, — он снял ее заранее. Что же тут удивительного?
«Но в этом случае в ней может быть телефон!»
— С какой это стати?
«Но он тогда был еще… э… живым! Ему не было нужды укрываться от регистрации в полицейском участке. А значит, и снять он мог приличные апартаменты, а не угол какой-то!»
— Вы ошибаетесь. — Я заговорил холодно: как полицейский чиновник, которому лучше знать. — Для него такое — смертельный риск, каким бы каламбуром это ни звучало. Он должен понимать, что система учета прибывших и выбывших работает в нашей столице как самые лучшие часы[411].
«Вы в этом уверены?»
— Да.
Можайский поднял на Михаила Фроловича свои улыбающиеся глаза:
— Ты хоть проверил? Вдруг он и впрямь… того? Дурак, предположим?
Чулицкий зыркнул на его сиятельство и ответил резко до грубости:
— Заткнись!
Его сиятельство только руками развел:
— Не проверил. Ну-ну…
— Заткнись, — повторил Чулицкий, — и слушай!
— Слушаю, слушаю! — Можайский прикрыл глаза и улыбнулся губами. — Продолжай.
Чулицкий продолжил:
— Удивительно, господа, но факт: спорившему со мной Некрасову даже в голову не пришла совершенно очевидная вещь — Кузьмы, разумеется, в дворницкой уже не было, и поэтому не было и смысла решительно никакого ломиться в нее, чтобы Кузьму арестовать. Ведь ясно же: наши манипуляции со створками подвала, извлечение ящиков, испытание проектора — всё это не могло остаться незамеченным. И если уж даже некоторые из жильцов, проходя двором, испуганно посматривали на происходившее, то Кузьма и подавно не мог оставаться в неведении и в неведении этом гонять чаи в своей конуре. Не заметил Некрасов и то, что в какой-то момент младший из надзирателей, повинуясь моему жесту, как будто испарился: он — бочком, бочком — выскользнул через арку на линию и был таков.
— Неужели за Кузьмой отправился? — не выдержал я и уточнил.
— И да, и нет, — ответил Чулицкий. — Еще раньше я посадил в пивной агента: в той самой, куда надзиратель бегал за пивом для Некрасова. Этот агент занял место подле окна и в поле своего зрения держал все выходы из дома и со двора. Но он не знал Кузьму в лицо, и поэтому я соответствующим образом проинструктировал надзирателя: едва я дам ему знак, он должен отправиться к нашему человеку и вместе с ним ожидать появления дворника. А как только тот выйдет, указать на него агенту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— И как: сработало?
— Позже мне стало известно, что все произошло так, как я и ожидал. Точнее — не буду лгать — поначалу всё пошло именно так. В апогей нашей возни с проектором я подал надзирателю знак, он юркнул со двора, явился к агенту, и оба они затаились, причем — ненадолго. Мой расчет оказался настолько… э… ювелирно точным, что уже через пару минут на линии показался дворник. На тулупе Кузьмы не было бляхи. Валенки на ногах уступили место сапогам. Шапка с ушами — какому-то подобию утепленного картуза. Толстые вязаные перчатки — обычным кожаным. Если бы не внимательность надзирателя, Кузьма ускользнул бы: узнать в нем дворника было практически невозможно.
Не оглядываясь, спокойно, но все же поторапливаясь, Кузьма пошел к проспекту. Но не к Среднему, а к Малому, что вызвало известные затруднения: народу было не слишком много, путь предстоял прямой, укрыться было негде. Обернись Кузьма разок-другой, и слежка была бы им обнаружена. Но, к счастью, он ни разу не повернул голову, шагая как будто напролом.
Агент шел за ним, моля Бога, чтобы Кузьма и дальше не отвлекался от дороги на соображения конспирации. И вот — оба они вышли на проспект. Там уже, понятно, люди сновали вовсю, движение на проезжей части кипело, затеряться в толпе и не привлекать к себе внимание оказалось несложно. Однако радовался мой человек преждевременно. Кузьма перебежал на другую сторону и — не много, не мало — вошел в христофоровские бани!
Бани эти, как вы знаете, семейные, одинокому посетителю делать в них нечего, да и не пустят в них одинокого посетителя. Поэтому то, что Кузьма не только вошел в них, но и был беспрепятственно впущен, выглядело странно. Агент, выждав минуту-другую, потребовал от служителя объяснений, но внятных ответов не получил. Сначала служитель, не знавший о слежке за Кузьмой, вообще отнекивался: мол, как это возможно? — никто сюда не входил. А потом, когда его приперли к стенке, признал: да, заходил мужчина, но не Кузьма — знать он не знает никакого Кузьму! — и вообще не посетитель, а собственный при банях истопник.
«Веди его сюда!» — потребовал агент.
«Никак не могу!» — уперся служитель, прекрасно понимая, что — во всяком случае, от агента, то есть прямо сейчас — ему ничего не будет. — «Не могу отрывать истопника от работы: в бане люди!»
«Тогда пропусти меня!»
«И этого никак не могу! У нас — семейное заведение. Мы соблюдаем приличия. Вы не можете видеть наших клиентов отдыхающими в естественном состоянии!»
Агент пригрозил неприятностями, но воздействия на служителя эти угрозы не возымели. Тогда агент свистнул городового, но и тот ничем не сумел помочь: служитель прекрасно знал дарованные ему законом права и наотрез отказался от выполнения требований, в компетенцию городового не входивших.
— Черт бы побрал этих юристов! — проворчал, сам себя перебив, Чулицкий. — Понавыдумали какой-то либеральщины[412]!
— Действительно! — поддакнул Инихов.
— Согласен. — Можайский. — Спасу от них нет!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})В таком единодушии все трое обменялись сочувственными друг к другу взглядами. Впрочем, возражений не последовало и ни от кого другого.
— Агент, — после такого лирического отступления продолжил Михаил Фролович, — рвал и метал. Но что он мог поделать? Всё, что ему оставалось, — это встать около входа и выжидать.
