В приемной доктора. Закулисные драмы отделения терапии - Амир Хан

специалистов, которые проводили сердечно-легочную реанимацию. Иногда мне предоставляли возможность делать компрессии грудной клетки, но большего студентам не позволяли. Если пациент умирал, я расстраивался, потому что смерть – это всегда грустно, и я понимал, что близкие этого человека будут убиты горем. Тем не менее я наблюдал за всем как бы со стороны.

Все меняется, когда ты начинаешь работать врачом общей практики. Ты помогаешь одним и тем же людям годами и хорошо их знаешь. Тебе известно не только об их болезнях, но и об их увлечениях, супруге, количестве детей и июльском отпуске в Испании. Обо всем этом нужно помнить, чтобы поддержать разговор при следующей встрече.

Смерть пациента становится для врача потрясением.

Сегодня пациентам сложно все время попадать к одному и тому же врачу общей практики. Конечно, им не нравится рассказывать новому врачу свою историю с самого начала. Пациентам близка идея о старомодном семейном враче, который знает все об их здоровье, а также их любимых местах летнего отдыха. Десятиминутной консультации обычно недостаточно, чтобы разгадать большинство медицинских тайн, с которыми ко мне обращается пациент. Часто я направляю его на анализы и обследование, а он приходит за результатами уже к другому врачу. Когда это возможно, я стараюсь единолично работать с пациентами, о которых особенно беспокоюсь, но если все мое свободное время занято людьми, пришедшими на повторный прием, то у меня совсем не остается возможности принять тех, кто обращается в клинику с острыми заболеваниями.

Система перегружена, и это чувствуют как врачи, так и пациенты. Врачи общей практики работают в поте лица, что становится невыносимым. Выгорание среди них достигло максимального уровня.

Сейчас все больше врачей общей практики уходят на пенсию, переходят на неполный рабочий день, работают только на замену или сокращают нагрузку, комбинируя прием пациентов в клинике с преподаванием. Честно говоря, только так врачи общей практики и могут выжить. Но мы делаем все возможное, чтобы принимать одних и тех же пациентов, поскольку в таком случае результаты лечения всегда лучше. И порой это означает, что мы помогаем человеку пройти его последний путь.

Неприятно думать, что пациенты умирают, но моя работа отчасти заключается в том, чтобы сделать смерть максимально комфортной для тех, кому уже не удастся ее отсрочить.

Когда я был студентом, специалист по паллиативной помощи сказал мне, чтобы я всегда использовал слово «умер» при разговоре с семьей скончавшегося пациента. «В этом слове есть значение конца, – сказал он. – Употребляя слово “ушел” в отношении умершего пациента, ты оставляешь место для сомнений. Не нужно давать людям надежду».

Слово «умер» кажется слишком тяжелым в настолько деликатных ситуациях, но, набравшись опыта, я понял, что оно правильное.

Когда я был младшим врачом в больнице, одна из моих задач заключалась в том, чтобы констатировать смерть пациентов. Часто одна из медсестер звонила мне или другим младшим врачам в середине ночи, чтобы подтвердили факт смерти. Медсестры знали, как понять, умер человек или нет, но по закону констатировать смерть должен именно врач. Когда я входил в палату, где лежал усопший, там всегда была включена одинокая лампа в углу, из-за чего все выглядело жутковато. Мне нужно было удостовериться, что зрачки не реагируют на свет фонарика, и тщательно прослушать грудную клетку, чтобы убедиться в отсутствии дыхания и сердцебиения. К тому моменту, как я заканчивал, в больницу успевали приехать родственники пациента, и мне нужно было сообщить им печальную новость, используя слово «умер».

Врачей общей практики часто вызывают к пациентам с неизлечимыми заболеваниями, которые приняли решение умереть дома.

Впервые я столкнулся с этим на стажировке в клинике. Моим пациентом был пожилой мистер Грейсон, за которым ухаживали две его сестры. Он был болен раком, но не хотел ложиться в хоспис. К мужчине приходили медсестры, следившие за тем, чтобы ему было комфортно. Пожилые родные сестры мистера Грейсона переехали к нему, чтобы полноценно ухаживать за братом.

Мэри и Этель, сестры мистера Грейсона, действовали из благих побуждений, но не знали, что именно нужно делать. К счастью, это быстро заметили специалисты из хосписа, которые организовали правильный уход за ним в дневное время. Таким образом, сестры ухаживали за мистером Грейсоном только ночами.

Администратор сказал мне, что Мэри Грейсон позвонила в клинику утром и попросила прислать врача, поскольку ее брат был сам на себя не похож. Этим врачом стал я. После утреннего приема я собрал вещи и поехал к ним.

Грейсоны жили в квартире на третьем этаже. Сестры располагались в одной комнате, а мистер Грейсон – в другой. В доме не было лифта и, когда Этель открыла мне дверь подъезда, я пешком поднялся по лестнице. Сестры встретили меня на лестничной площадке.

– Спасибо, что пришли, доктор Хан, – сказала Этель. – Джордж сам на себя не похож со вчерашнего вечера. Входите!

– Хотите чаю? – спросила Мэри, закрывая за мной дверь.

– Благодарю, но я только что пил чай, – ответил я.

В коридоре было темно, и я прошел за ними в гостиную. В воздухе пахло сыростью, и под отошедшими обоями виднелись очаги плесени. Солнечные лучи, попадавшие в маленькое окно, освещали стену с католическими сувенирами, которые варьировались от распятий до рисунков Богородицы. В центре висела большая фотография Папы Римского.

– Пожалуйста, садитесь, – Мэри указала на диван.

Я сдвинул старые газеты и сел.

– Расскажите, как себя чувствует мистер Грейсон, – попросил я.

– Мы обычно проверяем его ночью, – начала Этель. – Я подхожу к нему в 23:00, а Мэри – в 03:00.

– Да, – подтвердила Мэри. – После ухода медсестры мы зачитываем ему отрывки из Библии.

– Это его успокаивает, – добавила Этель.

– Да, успокаивает. Затем мы чистим Джорджу зубы, даем ему стакан воды и укладываем спать.

– Да, но мы даем ему теплую воду, потому что холодную он не любит, – пояснила Этель.

– Этель, врачу необязательно знать, какую воду он любит, – оборвала сестру Мэри. – Вчера вечером он отказался от воды и сказал, что не хочет пить.

– Может, она была слишком холодной? – предположила Этель.

– Этель, я проверяла, и она была теплой. Как раз такой, какая ему нравится.

После этого Мэри повернулась ко мне:

– Когда я пошла проверить его ночью и спросила, все ли у него хорошо, он мне не ответил.

– Когда мы обе пришли к нему утром, он еще спал, – обеспокоенно сказала Этель. – Он до сих пор спит, и это совсем на него не похоже. Он всегда просыпается к этому времени.

Они смотрели на меня, а я на них. Они явно