Осколки полевых цветов - Микалея Смелтцер

– Пожалуйста, не беспокойся обо мне. У тебя и так забот хватает. Я не хочу быть обузой.

Он выдыхает.

– Ты не обуза. И никогда ею не будешь.

Я опускаю глаза, притворяясь, что сосредоточена на наклейках. Интересно, что бы он подумал, если бы узнал правду. О том, что мой отец сделал со мной. С моей сестрой. Калеб знает, что мой отец применял физическое насилие в отношении моей мамы, но он не знает худшего.

– Тебе нужно сосредоточиться на колледже, – напоминаю я ему.

– Эй. – Его голос напряжен. – Что-то не так. Расскажи.

– Все в порядке. – Я заставляю себя лучезарно улыбнуться. Все и на самом деле в порядке. Не случилось ничего, о чем он мог бы беспокоиться. Иногда я просто соскальзываю с колеи.

– Я люблю тебя, – мягко произносит он. – Можешь говорить со мной обо всем.

Вряд ли ему понравится, если я расскажу о своих крайне сложных чувствах к соседу. Калеб идеален. По крайней мере, настолько близок к идеалу, насколько это возможно. Он хороший парень. Даже отличный. Наши отношения складываются легко, и он делает меня счастливой.

Но если мои мысли постоянно возвращаются к Тайеру, значит, с отношениями что-то не так, верно?

Или что-то не так со мной.

– Я знаю, что могу, – отвечаю я. – Просто мне тяжело. Мне тебя не хватает. И Лорен тоже. – На мой взгляд, это прекрасный предлог, чтобы он наконец от меня отвязался.

– Я тоже скучаю по тебе, детка. Надеюсь, ты сможешь приехать ко мне на выходные в ближайшее время.

– Да, смогу.

Но не стану.

Я через камеру чувствую его пристальный взгляд.

– Я сделал что‐то не так?

– Нет! – выпаливаю я. Я не хочу, чтобы он думал, что дело в нем, потому что дело не в нем. То, что я чувствую – это моя вина. – Господи, нет! Я просто немного рассеяна. – Я поднимаю ароматическую свечу.

– Хорошо. – Похоже, он мне не верит. – Я тебя люблю. Поговорим позже.

– Люблю тебя.

Я первой вешаю трубку. И плачу. Я не часто срываюсь. Прошло много времени с тех пор, как это случилось в последний раз, примерно полгода назад, но меня захлестывают эмоции. Я вспоминаю о своем психотерапевте, о том, как она советовала справляться с травмой, и я позволяю чувствам быть. Позволяю себе оплакивать маленькую девочку, которой пришлось стать такой сильной тогда, когда она должна была оставаться ребенком.

Идет дождь, и я промокла до нитки. Я стою на парадном крыльце Тайера с громко мяукающим Бинксом на руках. Кот сердится на то, что промок.

Я стучу в дверь, затем снова и снова жму на звонок.

Я не знаю, что заставило меня подойти к двери его дома, а не моего, но сейчас я здесь и не могу заставить себя уйти.

Дверь распахивается, и я вижу Тайера. Он в одних трениках. Без рубашки или футболки. И только спереди по центру выделяется его выпуклость – а я уже знаю, как сильно она притягивает мой взгляд. Вот и сейчас мои глаза сосредотачиваются именно на этом месте.

– Какого хрена? – Он осматривает меня с головы до ног, промокшую после прогулки от машины до дома. Прогулка совсем недальняя, я ведь живу по соседству. Вот только дождь идет стеной. – Какого хрена? – повторяет он, и его взгляд останавливается на недовольной физиономии черного кота в моих руках.

– Бинкс не любит дождь.

– Тогда почему он под дождем?

– Мне нужно было срочно с тобой поговорить.

– И для этого ты принесла своего кота?

Я закатываю глаза.

– Он был со мной в мастерской. Я изготавливала свечи.

Он бросает на меня вопросительный взгляд.

– Ты делаешь свечи?

– Да, но я здесь не поэтому. – Только теперь он замечает, в каком я состоянии, помимо того, что промокла под дождем. Его взгляд задерживается на моих покрасневших от слез глазах.

Он кивком приглашает меня войти.

– Заходи. – Он закрывает за мной дверь. – Итак, почему ты здесь? – Он чертыхается. – Давай я принесу тебе рубашку или что-нибудь в этом роде. Не хочу, чтобы ты заболела.

– Я в порядке. – И, словно возражая мне, мое тело предательски дрожит.

Он усмехается.

– Подожди здесь. – И он взбегает по лестнице.

Бинкс раздраженно извивается в моих руках. Я со вздохом отпускаю его, надеясь, что Тайер не рассердится из-за кошачьей шерсти.

Через минуту он возвращается со скомканной серой футболкой в руках.

– Надеюсь, эта подойдет. – Он протягивает ее мне, я беру ее и, чтобы удержать, зажимаю между ног. Недолго думая, я снимаю рубашку. Из груди Тайера вырывается сдавленный вздох. Я быстро натягиваю его футболку и одергиваю ее вниз.

– Это всего лишь лифчик, Тайер, – пытаюсь пошутить я. – Ты видел меня в купальном костюме. – Да, я всегда выбираю такие купальники, которые закрывают как можно больше тела, но все равно не похоже, чтобы он увидел что-то непристойное.

Он прочищает горло, его глаза сужаются и темнеют.

– О чем ты хотела поговорить?

– Нам обязательно делать это здесь? – Я оглядываю холл. Место у входной двери – не лучшее для таких разговоров.

– Можем пройти в гостиную. – Он идет, ожидая, что я последую за ним. Потом останавливается и оглядывается. – Куда делся твой кот?

– О…

Он вздыхает и машет рукой.

– Ладно, не бери в голову. Может, он поймает пару-тройку мышей и прикончит их. Пусть от него хоть какая-то будет польза, пока он здесь.

Тайер садится на диван и жестом предлагает мне выбрать любое место. Я опускаюсь на край того же дивана и поджимаю под себя ноги. Я убираю с лица влажные волосы и закрепляю их резинкой. Теперь, когда я здесь, я уже не так уверена в себе, как раньше.

– Хочешь что-нибудь выпить?

Я с радостью соглашаюсь на эту кратковременную передышку. Даже не спросив, чего я хочу, он встает и вскоре возвращается с диетической колой. Я вцепляюсь в бутылку, откручиваю крышку и делаю бодрящий глоток.

– Не многие люди знают правду о моем отце, – начинаю я, и его глаза расширяются от удивления. Он не ожидал, что разговор пойдет в таком направлении. – Мама и сестра. Потому что жили в этом. Лорен – потому что я ей рассказала. Мой психотерапевт. А теперь ты.

– Твой парень?

Я отрицательно качаю головой.

– Он в курсе, что мой отец был жестоким, но остального не знает. – Я не могу заставить себя это произнести. Возможно, я никогда не смогу правильно произнести эти слова, но психотерапевт сказала, что все в порядке. Главное – я не избегаю того, что произошло. – С другими я не делюсь. Не хочу,