Джек Потрошитель - Патриция Корнуэлл

К этому времени уже рассвело. Сотни возбужденных людей приходили к запертому двору дома 29 по Хэнбери-стрит. Предприимчивые жильцы начали собирать деньги за право войти во двор и увидеть окровавленные стены и кровавое пятно на том месте, где лежал труп.

«ВЫ ВИДЕЛИ ДЬЯВОЛА?

Если нет, заплатите пенни и войдите внутрь»

Так написал Джек Потрошитель 10 октября.

На той же открытке он приписал: «Я каждый вечер ожидаю полицейских на Хэмпстедской пустоши». Этот район славился своими целительными источниками и купальными прудами. Здесь собирались писатели, поэты и художники. Сюда приходили Диккенс, Шелли, Поуп, Китс и Констебль. По праздникам на Хэмпстедскую пустошь приходили более ста тысяч человек. Дом Уолтера Сикерта в Южном Хэмпстеде находился в двадцати минутах ходьбы от этого места.

В письмах Потрошителя содержатся не только намеки — как, например, на то, что жители Ист-Энда стали собирать деньги за показ места преступления, — но и точные географические указания. Многие из упомянутых преступником мест (причем многие упоминались по несколько раз) были хорошо знакомы Уолтеру Сикерту: «Бедфорд Мюзик Холл» в Кэмден-тауне, где он любил рисовать; его собственный дом 54 по Бродхерст-гарденз; театральные, художественные и коммерческие районы Лондона, которые Сикерт так любил посещать.

Почтовые отметки на марках включают в себя Хэмпстед-роуд, Кингз-кросс, Тоттенхэм-корт, Сомерс-таун, Олбени-стрит, Сент-Панкрас Черч.

Некоторые места находятся в непосредственной близости от дома 54 по Бродхерст-гарденз. Это Килберн, Палмерстон-роуд (несколько кварталов от дома Сикерта), Принцесс-роуд, Кентиш-таун, Олма-стрит, Финчли-роуд.

Почтовые отметки, сделанные поблизости от театров, мюзик-холлов, художественных галерей и других мест, интересных для Сикерта, говорят о том, что письма были отправлены с площади Пиккадилли, из Хэймаркета, с Чаринг-кросс, Баттерси (рядом со студией Уистлера), Риджент-стрит Норт, Мэйфер, Паддингтона (около вокзала), Йорк-стрит (возле Паддингтона), Айлингтона (там располагалась клиника Святого Марка), Вустера (излюбленное место художников), Гринвича, Джипси Хилла (возле Хрустального дворца), Портмен-сквер (неподалеку от Общества изящных искусств и галереи Хайнца, где были собраны архитектурные рисунки), Кондит-стрит (вблизи от Общества изящных искусств, Общества искусства XIX века и Королевского института британских архитекторов).

Наброски Сикерта всегда очень детальны. Его карандаш фиксировал то, что видели его глаза, чтобы потом можно было перевести набросок в картину. Его математические формулы позволяли увеличивать рисунки, не теряя размеров и перспективы. Сикерт обладал организованным научным умом. В течение жизни он рисовал множество интересных зданий. Особенно удались ему детальные изображения церквей в Дьеппе и Венеции. Можно предположить, что он интересовался архитектурой и был частым посетителем галереи Хайнца, где была собрана самая большая в мире коллекция архитектурных рисунков.

Сначала Сикерт собирался стать актером. В одном из самых ранних писем художника, написанном им историку и биографу Т.И.Пембертону в 1880 году, Уолтер описывает, как он играл «старика» в постановке шекспировского «Генриха V» во время гастролей в Бирмингеме. «Эта роль нравится мне больше всего», — писал он. Несмотря на всеобщее убеждение в том, что Сикерт оставил театр ради своей подлинной страсти — живописи, письма, собранные Деннисом Саттоном, свидетельствуют об обратном. «Уолтер беспокоился о том, что ему придется оставить сценическую карьеру», — читаем мы в одном из писем. А вот другой знакомый Сикерта пишет: «Он не добился успеха на сцене, поэтому занялся живописью».

Когда Сикерту исполнилось двадцать лет, он присоединился к труппе Генри Ирвинга и много гастролировал. Он познакомился с известным архитектором Эдвардом У.Годвином, любителем театра, модельером театральных костюмов и другом Уистлера. Годвин в то время жил с Эллен Терри и построил дом Уистлера — Белый Дом на Тайт-стрит в Челси. Вдова Годвина, Беатрис, вышла замуж за Уистлера 11 августа 1888 года. Хотя я не могу утверждать, что такие биографические и географические детали связаны с психикой Сикерта, однако нельзя не заметить, что большинство писем Потрошителя отправлены из районов, которые были ему очень хорошо знакомы. Это вовсе не те места, где мог бродить «безумный лунатик», не Ист-Энд — обиталище бедняков и бродяг.

Хотя многие письма Потрошителя отправлены из Ист-Энда, другие пришли в полицию из весьма респектабельных районов. Но Сикерт проводил очень много времени в Ист-Энде и, вероятно, знал этот район города куда лучше, чем полиция. Правила не позволяли констеблям столичной полиции заходить в пабы и общаться с населением. Патрульные полисмены должны были строго следовать по своему маршруту. Беспричинное посещение паба или ночлежки было чревато выговором и штрафом. Сикерт же мог вести себя так, как ему захочется. Ни один уголок города не был для него запретным.

Похоже, лондонская полиция в тот год страдала своеобразной ист-эндской близорукостью. Как бы Потрошитель ни пытался навести их на след, на его письма не обращали никакого внимания. Не сохранилось никаких записей о том, что полиция анализировала почтовые отметки писем Потрошителя, отправленных не из Ист-Энда, или задумалась о том, почему некоторые письма приходят из других городов Великобритании. Сохранились не все конверты. Без почтовых отметок они говорят только о том, что написал на них Потрошитель. Он действительно мог находиться в этих местах, а мог оказаться и совершенно в других.

Если верить почтовым отметкам, Потрошитель был, или утверждал, что был, в Бирмингеме, Ливерпуле, Манчестере, Лидсе, Брэдфорде, Дублине, Белфасте, Лимерике, Эдинбурге, Плимуте, Лестере, Бристоле, Клэпеме, Вулвиче, Ноттингеме, Портсмуте, Кройдоне, Фолкстоуне, Глостере, Лите, Лилле (Франция), Лиссабоне (Португалия) и в Филадельфии (США).

Ряд этих городов выглядит совершенно невероятным — особенно Лиссабон и Филадельфия. Насколько известно, Уолтер Сикерт никогда не был ни в Португалии, ни в Соединенных Штатах. На других письмах стоят взаимоисключающие друг друга даты. Невозможно предположить, что один человек мог в один и тот же день, 8 октября, написать письма из Лондона, Лилля, Бирмингема и Дублина. Но спустя 114 лет после событий остается загадкой, действительно ли письма писались в указанную на них дату и отправлялись из указанных на них мест. Это особенно трудно понять сейчас, когда множество конвертов исчезло, а свидетелей давно нет в живых. Только почтовые отметки и живые свидетели могли бы прояснить ситуацию.

Разумеется, не все письма Потрошителя были написаны Сикертом. Но он отлично умел подделывать почерки. К тому же не сохранилось документов, которые доказывали бы, что в даты, указанные на письмах, Сикерт не находился в тех городах, откуда они были отправлены. Октябрь 1888 года был для Потрошителя напряженным временем. Сохранилось восемьдесят писем, написанных им в этом месяце. Убийце, совершившему несколько жестоких преступлений в одном и том же районе, было вполне разумно укрыться на некоторое время. Как написал в нескольких письмах сам Потрошитель, Уайтчепел стал для него слишком опасным местом и он решил поискать убежища и покоя в отдаленных портовых городах.

Сегодня мы знаем, что серийные убийцы часто переезжают с места на место. Некоторые из них буквально живут в машинах. Октябрь был самым подходящим для Сикерта месяцем, чтобы скрыться из Лондона. Его жена Эллен была членом делегации либеральной партии на конференции в Ирландии. Ее не было в Лондоне почти весь месяц. Если даже они с Сикертом и общались во время этой разлуки, мы не располагаем ни их письмами, ни телеграммами.

Сикерт любил писать письма. Иногда он даже извинялся перед друзьями за то, что пишет им слишком часто. Он постоянно писал письма в газеты. Он был настолько внимательным и отзывчивым читателем, что число его опубликованных писем и статей в иные годы доходило до шестисот штук. Если изучить архивы Сикерта в Айлингтонской публичной библиотеке, то можно найти несколько огромных папок с газетными вырезками. Он начал собирать их в конце XIX века, а затем стал складывать в специальные папки, чтобы удовлетворить свою жажду известности. И тем не менее Сикерт в течение всей жизни отказывался давать интервью. Он пытался создать миф о собственной скромности и нелюбви к публичности.

Страсть Сикерта писать письма редакторам для некоторых газет стала буквально проклятием. Редакторы хватались за голову, получая очередное послание художника об искусстве, об эстетической ценности телефонных столбов, о необходимости ношения шотландцами килтов, о недостатках хлорированной воды. Большинство редакторов не хотели обижать известного художника своим невниманием или выделением ему скромного места в газете.