Кристальный грот - Мэри Стюарт

— Если позволишь.

— Я ведь сказал, не спрашивай, поступай как тебе будет угодно. Я знаю, ты не ездишь в одиночку, как хотел бы, но ведь ты еще молод, и я должен смотреть, чтобы с тобой ничего не случилось, вот и все.

— Да что тут со мной может случиться? Я дома привык везде ездить один.

— Здесь не дом. Ты еще не знаешь этот край. Можешь заблудиться или упасть со своего пони и лежать в лесу со сломанной ногой…

— Ну, это навряд ли, правда? Тебе поручили следить за мной, почему ты не хочешь признаться?

— Присматривать за тобой.

— Это почти то же самое. Я слышал как тебя называют. «Сторожевой пес».

Он заворчал.

— Не нужно смягчать. «Черный пес Мерлина», вот как обо мне говорят. Ты не думай, я не против. Я поступаю так, как велит мне он, и не задаю вопросов, но мне жаль, если тебя это раздражает.

— О, не раздражает, нет. Я не то хотел сказать… Все в порядке, только… Кадаль…

— Да.

— Я, в конце концов, заложник или нет?

— Этого я не могу сказать, — деревянным голосом произнес Кадаль. — Значит, поехали? Сможешь разминуться со мной?

Место, где остановились наши кони, было довольно узким, здесь середина просеки тонула в глубокой грязной луже, где в воде слабо отражалось ночное небо. Кадаль натянул уздечку и стал теснить кобылу назад, в окаймлявшие просеку заросли, в то время как я заставлял Астера — который не замочил бы ног, если его к тому не принудить — пройти мимо кобылы. Когда мощный круп гнедой вдавился в сплетение молодых дубков и орешника, сразу за ним вдруг что-то с шумом зашевелилось, послышался треск ломаемых сучьев, и какой-то зверь вырвался из подлеска почти под брюхом кобылы и пронесся через просеку перед носом моего пони.

Оба животных словно взбесились. Кобыла, с испуганным фырканьем преодолевая натянутые поводья, нырнула вперед. В то же мгновение и Астер диким прыжком бросился в сторону, почти выбросив меня из седла. Тут ринувшаяся вперед лошадь врезалась в плечо пони, и Астер покачнулся, развернулся, взбрыкнул и сбросил меня.

Приземлился я всего в нескольких дюймах от воды, тяжело упал на мягкую подстилку у края колеи, как раз напротив расщепленного соснового пня — упади я на него, мог бы изувечиться серьезно. А так отделался царапинами, одним-двумя небольшими ушибами и вывихнутой лодыжкой. Когда я перевернулся и попытался опереться ею о землю, меня пронзила настолько острая боль, что черные деревья поплыли у меня перед глазами.

Не успела еще кобыла остановиться и успокоиться, как Кадаль спрыгнул с нее, накинул поводья на сук и склонился надо мной.

— Мерлин — милорд Мерлин — ты не ушибся?

Я перестал прикусывать губу и осторожно начал обеими руками выпрямлять ногу.

— Нет, только лодыжка, немного.

— Дай-ка мне глянуть… Нет, не двигайся. Клянусь псом, Амброзий спустит с меня за это шкуру.

— Что это было?

— Я полагаю, вепрь. Для оленя зверь был слишком мал, для лисы слишком велик.

— Я тоже думаю, что вепрь, до меня донесся его запах. А мой пони?

— На полдороге домой, не иначе. Тебе, конечно, пришлось отпустить поводья, верно?

— Извини. Перелом? — Его руки осторожно обследовали мою лодыжку.

— Не думаю… Нет, я уверен, перелома нет. А кроме этого ничего не болит? Ну, давай, попробуй, если сможешь, встать на нее. Кобыла увезет нас обоих, и я хочу вернуться, если удастся, раньше, чем этот твой пони возвратится с пустым седлом. Если Амброзий увидит его, то, без крупицы сомнения, скормит меня миногам.

— Твоей вины здесь не было. Разве он так несправедлив?

— Он сочтет, что была, и не очень-то ошибется. Ну, давай, попробуй подняться.

— Нет, подожди минутку. И не волнуйся насчет Амброзия, пони не убежал домой, он остановился чуть дальше на просеке. Лучше бы тебе пойти и привести его.

Он стоял надо мной на коленях, и я мог слабо различать его силуэт на фоне неба. Он повернул голову, вглядываясь в просеку.

Рядом с нами стояла кобыла, уже успокоившаяся, если не считать прядания ушами да блеска белков глаз. Было тихо, разве что захлопала крыльями сова и где-то далеко, едва различимо, другая — как эхо первой.

— Уже в двадцати футах отсюда темно как в яме, — сказал Кадаль. — Я ничего не вижу. Ты слышал, как он остановился?

— Да. — Я солгал, но для правды было не время и не место. — Иди и поймай его, быстрее. Иди пешком. Он ушел недалеко.

Мгновение он смотрел на меня сверху вниз, затем без единого слова поднялся на ноги и направился вдоль просеки. Я различал его озадаченный взгляд так же явственно, как если бы дело было днем.

Мне вдруг отчетливо вспомнился Сердик в тот день у Королевской Крепости. Я оперся спиной на пень. Ушибы давали себя знать, болела лодыжка, но несмотря на это, во мне что-то заструилось подобно глотку теплого вина, то чувство возбуждения и свободы, что приходит вместе с магической силой. Я знал теперь, что должен был поехать этой дорогой; что это один из тех часов, когда ничего не значат ни тьма, ни расстояние, ни время. Надо мной через просеку бесшумно проплыла сова. Кобыла насторожила уши, но посмотрела на нее без испуга. Сверху донесся тонкий писк — крик летучих мышей.

Вспомнился кристальный грот и глаза Галапаса, когда я поведал ему о своем видении. Он не был озадачен, ни даже удивлен. Я вдруг подумал, а как выглядел бы Белазий? И знал, что он тоже не удивился бы.

Копыта тихо ступали по мягкому дерну. Сначала я увидел наплывавшего серым призраком Астера, затем и Кадаля, тенью маячившего у головы пони.

— Там он и был, — сказал Кадаль, — и по важной причине. Охромел он. Должно быть, растяжение.

— Ну, по крайней мере он не вернется домой раньше нас.

— Когда бы мы не вернулись, неприятностей из-за случившегося этим вечером нам не миновать, будь уверен. Что ж, давай я подсажу тебя на Руфу.

Опираясь на его руку, я осторожно поднялся на ноги. Когда попытался осторожно ступить на левую ногу, я почувствовал сильную саднящую боль, но по боли этой понял, что то всего лишь вывих и что скоро станет лучше. Кадаль забросил меня на спину кобылы, снял с сука поводья и сунул мне в руку. Затем щелкнул языком Астеру и медленно повел его вперед.

— Что ты делаешь? — спросил я. — Она ведь вполне может увезти нас обоих?

— Так, да не так. Посмотри, как хромает пони. Его нужно вести на поводу. Если я поведу его впереди, то шаг будет задавать он. Кобыла пойдет следом. Как ты там наверху?

— Прекрасно, спасибо.

Серый пони и на самом деле безнадежно охромел. Он медленно плелся, понуро свесив голову, рядом с Кадалем, в сумерках он казался клубом дыма от костра. Кобыла спокойно двигалась следом. Я прикинул, что домой добраться меньше чем за пару часов вряд ли удастся, даже если не считать то, что поджидало впереди. Здесь снова создалось некое подобие одиночества, никаких звуков, кроме тихой поступи лошадиных копыт, поскрипывания кожи да редких шумов окружающего нас леса. Кадаль был невидим, всего лишь тень рядом с шагающим сотканным из тумана призраком, которым казался Астер. Громоздясь на неторопливо шагающей большой кобыле, я оставался наедине с темнотой и деревьями.

Мы прошли, может быть, с полмили, когда я увидел горевшую ровным белым светом звезду, она как будто запуталась среди ветвей громадного дуба.

— Кадаль, а разве нет домой пути покороче? Я помню, что как раз у этого дуба на юг отходит тропа. Туман совсем рассеялся, небо все в звездах. Посмотри, вон Медведица.

Из темноты донесся его голос:

— Нам бы лучше побыстрее выбраться на дорогу.

Но через шаг-другой он остановил пони у отходившей на юг тропы и подождал, пока приблизится кобыла.

— На вид ничего, правда? — спросил я. — Прямая, и куда суше той, по которой мы едем сейчас. Нам лишь нужно держать Медведицу за спиной и через милю-другую уже запахнет морем. Ты что, не знаешь здешних лесных троп?

— Знаю, и неплохо. Верно, тут выйдет короче, если будет видно куда идем. Что ж… — Я услышал, как он расстегнул застежку, державшую в ножнах его короткий меч. — Вряд ли здесь можно ждать неприятностей, но лучше быть наготове, поэтому постарайся говорить потише и держи нож наготове. И позволь, юный Мерлин, сказать тебе вот что: если что-нибудь случится, то ты поскачешь домой и не станешь дожидаться меня. Понял?

— Опять приказ Амброзия?

— Можно сказать и так.

— Хорошо, если тебе это будет приятно слышать, обещаю, что брошу тебя и умчусь во весь опор. Но неприятностей не будет.

Он хмыкнул.

— Можно подумать, ты знаешь.

Я рассмеялся.

— Ага, знаю.

Свет звезд на мгновение высветил белки его глаз и быстрый жест руки. Затем без разговоров он обернулся и повел Астера по ведущей на юг тропе.

8

Хотя тропа была достаточно широкой, чтобы по ней могли ехать два всадника в ряд, мы двигались гуськом, гнедая кобыла подстраивала свой длинный размеренный шаг к более короткому и заметно неровному шагу пони. Стало холоднее; чтобы согреться я закутался в складки своего плаща. С падением температуры исчезли последние остатки тумана, небо очистилось и придерживаться тропы стало проще. Деревья здесь росли огромные, главным образом, дубы; те из них, что побольше, были в несколько обхватов и широко раскидывали кроны, а между ними густо и беспорядочно росли молодые, обвитые плющом дубки, оголенные кусты жимолости и заросли терновника. Местами на фоне неба непроглядно чернели очертания сосен. Время от времени до меня доносился стук капель — влага скапливалась и скатывалась с листьев, и один раз раздался крик какой-то мелкой твари, умирающей в когтях совы. Воздух был полон запахов сырости, мха, прелых листьев и гнили. Кадаль, стараясь не шуметь, продвигался вперед; он не отрывал глаз от тропы, на которой путника местами поджидали опавшие или гнилые ветки. За ним, удерживая равновесие в седле большой кобылы, я, все еще находящийся во власти какой-то светлой, возбуждающей силы.