Альма - Сергей Ченнык

Когда ему докладывают, что неприятель усилил давление на центр, он говорит, что ничего страшного не происходит, пройдет еще час или полтора, «…потом дойдет до штыков, а там что Бог даст».{408} Тем более уже подходит своя пехота.

Но едва Минский полк приблизился к неприятелю на ружейный выстрел, как попал под ураганный огонь. Плотность его была такова, что почти сразу была убита лошадь полковника Приходкина, ранены лошади его адъютанта — поручика Радке- вича и нескольких офицеров. 4-я гренадерская рота Московского полка рассыпалась за укрытиями. Поручик Бейтнер и подпоручик Перов, лежа за небольшим взгорком, наблюдали, как разворачивается французская батарея. В этот момент, по воспоминаниям Бейтнера, и был произведен тот самый легендарный выстрел с 1400 шагов «на заказ» штуцерного 10-й роты Баранова, свалившего с лошади конного французского офицера,{409} цитируемый всеми, в том числе и мной ранее как пример снайперской стрельбы по специально обозначенным целям. Но есть сомнения. Дело в том, что на плато не был убит или ранен пулей ни один из старших офицеров французской пехоты. Да и о каких породистых лошадях речь, когда солдаты еле на своих плечах пушки втащили. Потому, если кто и получил пулю, так это, скорее всего, один из ездовых батареи капитанов Фьева или Робино-Марки. Ну согласитесь, на дистанции более чем в один километр вряд ли возможно отличить обозника от полковника. Тем более в незнакомой униформе. Хотя в любом случае уровень огневой подготовки стрелков в русской пехоте был высоким.

Но это всё о ружейных пулях. Не забудем, что к этому времени на плато полным ходом шла орудийная перестрелка. Хотя русскую пехоту уже обстреливала французская полевая артиллерия, превосходство в орудиях было на стороне русских. Даже неприятелю казалось, что замысел Меншикова удался.

«…Дивизия Боске начала свое движение раньше нас с целью завладеть возвышенностями морского берега, чтобы обойти левое крыло врага и угрожать центру, где сконцентрированы значительные силы. Эта дивизия под прикрытием огня флота испытывает, между тем, большие трудности, преодолевая реку около ее устья, сосредоточивая свою пехоту и артиллерию на противоположном берегу и, наконец, отражая неистовые атаки».{410}

Там, где действовала русская артиллерия, она успешно доказывала, что хотя нарезное оружие и имеет значение, но ее роль еще рано списывать со счетов. Две батареи (№4 и №5) остановили Боске. О том, какой была легкая №4, мы уже знаем. Но и легкая №5 была не хуже — ею командовал один из лучших батарейных командиров войск, прибывших в Севастополь летом 1854 г. подполковник Дмитрий Дмитриевич Хлапонин.{411}

Вовремя появились две донские батареи. Донская батарейная №3 подполковника М.А. Ягодина и непонятно как ставшая на позицию Донская №4 резервная подполковника И.И. Клунникова, создававшая такие проблемы подходившей дивизии Канробера, что той не сразу удалось подняться на плато, заодно обстреляв и подходившую 3-ю пехотную дивизию принца Наполеона.

Ее появление было неожиданным. До сих пор нет ясности, кто приказал ей выходить на позицию. Неизвестно также, кто передал этот приказ и кто указал саму позицию. Генерал-майор Кишинский был крайне недоволен чьим-то упрямством, но ничего поделать уже не мог.{412} Возможно, что казаков привел один из адъютантов Кирьякова, выполнявший приказ своего начальника.

«ДЕЛО ГЕНЕРАЛА КУРТЬЯНОВА»: АТАКА 4-го БАТАЛЬОНА МОСКОВСКОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА

Терпеливо выжидая, пока артиллеристы сделают свое дело, французские пехотинцы старались нанести максимальные потери противнику. Завязалась активная перестрелка. Казалось, бой вступил в ту фазу, когда противники, не особо спеша начинать активные действия, стараясь сберечь людей, нащупывают слабое место в неприятельской обороне.

И так бы продолжалось неизвестно сколько, если бы не начал терять терпение Меншиков, ошибочно посчитавший такую пассивность французов за успех своей пехоты и артиллерии, который обязательно было нужно развить. Видимо, ему показалось, что сейчас самое время удара в штыки. Это была его первая ошибка, дорого стоившая русской армии.

Опять полетели адъютанты и началась сумятица, вызванная настойчивым требованием главнокомандующего генералу Кирьякову немедленно атаковать и отбросить французскую пехоту. У исследователей нет единого мнения, что произошло потом. Достоверно одно: требование командующего было проигнорировано командиром Минского полка.

Вместо бесполезной атаки Приходкин выслал в стрелковую цепь всё, что только можно было. В сочетании с артиллерийским огнем это не дало французам возможность приблизиться ни к одному из батальонов Минского пехотного полка ближе, чем на ружейный выстрел.

Но с правого фланга полка стоял (точнее, лежал и пытался перестреливаться) 4-й батальон московцев, командир которых, генерал Куртьянов, мало того что обладал природной глупостью, был далеко не трусливым человеком, являя этим конгломерат самых опасных для военачальника качеств. Как правило, тупые и смелые губят своих солдат тысячами. После войны себя и себе подобных они называют героями, тех же, кто с ними не согласен, — или трусами, или виновниками поражения. Оно так и случилось..

Первую атаку московцы провели силами двух рот — 11-й и 12-й. Поднявшись и построившись, полубатальон двинулся вперед, но солдаты не прошли и сотни шагов, как на них «набросились» французские стрелки, а стреляли они неплохо.

Крен пишет об этой атаке кратко: «…русская пехота, стоявшая вблизи телеграфной башни, приблизилась к берегу, имея в тылу кавалерию… Французские застрельщики, поддержанные огнем своих батарей, которые удачно отвечали действиям русской артиллерии, под градом ядер и гранат продолжали идти на гору».{413}

Так оно и было. Вскоре обе роты были растерзаны, а решивший напомнить французам про 1812 г. и славный русский штык Куртьянов легко ранен. Получив пулю в руку, бравый генерал успокоился, считая свою миссию в сражении выполненной как минимум на орден Св. Анны 1-й ст. Бездумный поступок малограмотного, но исполнительного генерала дорого стоил московцам. Несколько десятков тел осталось лежать в траве, сохранившие возможность двигаться первые раненые потянулись в тыл, оставляя за собой красный кровавый след.

Главнокомандующий не успокаивался. Ему казалось, что причина неуспешной атаки только в отсутствии напора, порыва, духа. Он вновь потребовал от командира Московского полка атаковать неприятеля, и Куртьянов повторно отправил к Приходки- ну предложение, на что вновь получил категорический отказ. Последний понимал, что рано или поздно будет вынужден отойти, но в данный момент все его четыре батальона, имея артиллерийские батареи, в интервалах вполне успешно вели сражение. А трупы московцев и две «зализывавшие» раны роты не сильно вдохновляли на подобные «подвиги».

Командира минцев уже начала раздражать настойчивость Меншикова, которому уже донесли, что Приходкин демонстративно игнорирует его приказы. Все это будет припомнено после, когда Приходкина тихо отстранят от командования полком, мотивируя тяжестью раны и, присвоив на всякий случай генеральский чин, отправят подальше — в отставку.

Видя потуги Московского полка и желая поддержать пехоту, батареи Ягодина, Хлапонина и Кондратьева усилили огонь, не давая французам двигаться вперед. Но плотный огонь стрелков противника сказывался, приводя к неоправданно высоким потерям среди пехоты. Чтобы хоть как-то уменьшить их, поручик Московского полка князь Трубецкой с разрешения Куртьянова выдвинул вперед застрельщиков. К сожалению, местность не способствовала скрытому перемещению даже ползком и, понеся потери, они вынуждены были вернуться назад.

АРТИЛЛЕРИЙСКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Но баланс не мог оставаться постоянным. Рано или поздно маятник успеха должен был качнуться в ту или иную сторону. И он качнулся неожиданно. Снова немного забежим вперед. Не надолго — максимум минут на 30–40. О том, как действовали артиллеристы Канробера, пока 1-я дивизия добиралась до Альмы, мы еще будем говорить. Но оказавшись перед склонами высот или непроходимыми или перекрытыми русскими, Канробер решил отправить имевшиеся у него четыре батареи к Боске, как раз просившему о помощи. И дело не в «широте французской души». Командир 1-й дивизии рассчитывал получить их назад в целости и сохранности после того, как его пехота, преодолев сопротивление русских, поднимется на Альминские высоты напротив телеграфа. Отмечу, что то, как Канробер и Боске «менялись» батареями, показывает их высокое умение командовать войсками.