Руссо и Революция. История цивилизации во Франции, Англии и Германии от 1756 г. до 1756 г. и в остальной Европе от 1715 г. до 1789 г. - Уильям Джеймс Дюрант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку нам с вами, Зелида, совершенно легко друг с другом, я должен сказать вам, что я достаточно тщеславен... чтобы вообразить, что вы действительно были влюблены в меня..... Я слишком великодушен, чтобы не обмануть вас.... Я бы вышла за вас замуж не для того, чтобы стать королем. ...Моя жена должна быть характером прямо противоположна моей дорогой Зелиде, за исключением привязанности, честности и хорошего настроения".106
Она не ответила. Он снова написал 1 октября, уверяя, что любит ее; она не ответила. Он снова написал 25 декабря:
Мадемуазель, я горжусь и буду гордиться всегда. Вы должны быть польщены моей привязанностью. Не знаю, должна ли я быть столь же польщена вашей. Мужчина с таким сердцем и умом, как у меня, - редкость. Женщина со многими талантами - не такая уж редкость. ... Возможно, вы сможете объяснить мне свое поведение по отношению ко мне.107
Ее ответ заслуживает места в истории женщины:
Я получила ваше письмо с радостью и прочла его с благодарностью. ... Все те выражения дружбы, все те обещания вечного уважения и постоянного нежного воспоминания, которые вы собрали [из ее прошлых слов к нему], признаны и возобновлены моим сердцем в эту минуту. ... Вы продолжали повторять... что я влюблена в вас. ... Вы хотели, чтобы я признала это, вы были полны решимости услышать, как я говорю это и повторяю. Я нахожу это очень странной прихотью человека, который не любит меня и считает себя обязанным (из соображений деликатности) сказать мне об этом в самых экспрессивных и энергичных выражениях..... Я был потрясен и опечален, обнаружив в друге, которого я считал молодым и здравомыслящим человеком, напускное тщеславие легкомысленного глупца.
Мой дорогой Босуэлл, я не стану отвечать за то, что ни разу ни мой разговор, ни мой тон, ни мой взгляд не зажгли в вас огонь. Если это случилось, забудьте об этом. ...Но никогда не теряйте память о стольких беседах, когда мы были одинаково легкомысленны: Я была довольна лестью вашей привязанности, а вы были счастливы считать меня своим другом, как будто в женщине со многими талантами есть что-то редкое. Сохраните эту память, говорю я, и будьте уверены, что моя нежность, мое уважение, я бы даже сказал, почтение, всегда останутся вашими.108
Это письмо надолго опечалило Босуэлла; в течение года он сохранял спокойствие. Затем (16 января 1766 года) он написал из Парижа отцу Зелиды, прося ее руки. "Разве не будет жаль, если столь удачный союз окажется нереализованным?"109 Отец ответил, что Зелида рассматривает другое предложение. Через год Босуэлл послал ей прямое предложение. Она ответила: "Я читаю ваши запоздалые ласки с удовольствием, с улыбкой. Значит, вы когда-то любили меня!"110-и отказалась от его предложения.
Пока шла эта эпистолярная игра, Босуэлл успел перепробовать множество стран и женщин. В Берлине он видел Фредерика на парадной площадке, но не ближе. Он взял к себе в постель беременную продавщицу шоколада; она показалась ему безопасным портом. В Лейпциге он познакомился с Геллертом и Готтшедом; в Дрездене он посетил "большую картинную галерею, которая, как мне сказали, является самой благородной в Европе".111 Через Франкфурт, Майнц, Карлсруэ и Страсбург он проехал в Швейцарию. Мы уже сопровождали его во время визитов к Руссо и Вольтеру. В те возвышенные дни ореол гения и лихорадка славы усмиряли жажду молодости.
1 января 1765 года он покинул Женеву, чтобы пересечь Альпы. Он провел девять захватывающих месяцев в Италии, посетил все крупные города и на каждой остановке пробовал женские товары. В Риме он разыскал Винкельмана, поцеловал обутую в тапочки ногу Папы, помолился в соборе Святого Петра и снова подхватил свою любимую болезнь. Вместе с Джоном Уилксом он поднялся на Везувий. В Венеции он делил одну и ту же куртизанку с лордом Маунтстюартом (сыном графа Бьюта), и снова заразился. Через месяц в Сиене он ухаживал за Порцией Санседони, любовницей своего друга Маунтстюарта; он убеждал ее не позволять чувствам верности мешать щедрости, ибо "мой господин так сформировался, что сам не способен на верность и не ждет ее от вас".112
Его лучшие стороны проявились в следующем подвиге. Из Ливорно он отправился на корабле на Корсику (11 октября 1765 года). Паоли освободил остров от Генуи в 1757 году, и сейчас шел восьмой год его правления новым государством. Босуэлл добрался до него в Соллакаро и вручил рекомендательное письмо от Руссо. Сначала его заподозрили в шпионаже, но "я позволил себе показать ему составленный мною меморандум о преимуществах для Великобритании от союза с Корсикой"; после этого он регулярно обедал с генералом.113 Он сделал множество заметок, которые впоследствии пригодились ему при написании "Рассказа о Корсике" (1768). Он покинул остров 20 ноября и отправился вдоль Ривьеры в Марсель. Там "высокий и порядочный сводник" нашел для него "честную, безопасную и бескорыстную девушку".114
Из Экс-ан-Прованса он начал посылать в лондонскую газету "The London Chronicle" абзацы с новостями, которые должны были выйти в следующих друг за другом номерах с 7 января 1766 года, информируя британскую общественность о том, что Джеймс Босуэлл приближается к Англии с данными из первых рук о Корсике. Прибыв в Париж (12 января), он получил от отца известие о смерти матери. Он взял на себя обязательство сопровождать Терезу Левассер из Руссо в Лондон; если верить ему, она отдалась ему по дороге. Он пробыл в Лондоне три недели, несколько раз виделся с Джонсоном и наконец предстал перед отцом в Эдинбурге (7 марта 1766 года). Три года и четыре месяца независимости и путешествий сделали его зрелым. Это не ослабило его похоть и не умерило тщеславие, но расширило его знания и кругозор, придало ему новое самообладание и уверенность в себе. Теперь он был "корсиканским Босуэллом", человеком, который обедал с Паоли и писал книгу, способную побудить Англию прийти на помощь Освободителю и сделать остров британским оплотом в стратегически важном море.
3. Босвелл у себя дома
29 июля 1766 года он был принят в шотландскую адвокатуру, и в течение следующих двадцати лет его жизнь протекала в Эдинбурге, с многочисленными вылазками в Лондон и одной в Дублин. Возможно, ему помогла должность судьи, которую занимал его отец, а также его готовность к дебатам, он "получил большую
