Чужие ветры. Копье черного принца - Лев Прозоровский

Если бы Франц понес сейчас листок хозяину сам, это привело бы к новым оскорблениям. Агата пожалела парня, хотя ей тоже не хотелось показываться в гостиной после того, как она только что слышала постыдные намеки гостя, направленные в ее адрес.

— Хорошо, я отнесу, — ответила она Францу. Застучав каблучками, быстро сбежала по крутой лестнице, подошла к двери гостиной, постучала.

— Войдите, — помедлив, сказал хозяин.

Агата вошла, держа бумажку в вытянутой руке, чтобы наглый гость сразу увидел, зачем она пришла и не обрушил на нее очередной поток ругательств.

— Что у вас? — спросил господин Антон. Он, заложив руки за спину, ходил по комнате, бледный и злой. Гость полулежал на диване, задрав на край стола ноги в модных грубых ботинках.

— Франц только что принял радиограмму, — ответила Агата. — Вот она.

— Радиограмму? — моментально вскакивая с места, переспросил гость. — Интересно! Дайте. — Он вырвал из рук Агаты бумажку, попытался прочесть, что там написано, но, увидев цифры, отдал листок господину Антону:

— Не понимаю. Переведите.

Господин Антон взял листок с некоторой настороженностью. Он каждую минуту ждал очередной неприятности. И очередная неприятность могла таиться даже в этом безобидном на вид листке. Поэтому, вынув самопишущую ручку, хозяин Агаты без особого рвения принялся расшифровывать текст. Агата заметила, что господин Антон время от времени поворачивает надетое на безымянный палец левой руки массивное золотое кольцо и сличает знаки, очевидно имевшиеся на этом кольце, со знаками на принесенном листке бумаги. Господин Антон тоже заметил, что девушка искоса наблюдает за ним.

— Спасибо, Агата, — сказал он. — Теперь вы можете идти к себе.

Агата подчинилась и вышла, плотно закрыв застекленную дверь гостиной. Поднялась по лестнице на две ступеньки и застыла, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Загадочное кольцо, на которое Агата раньше не обращала внимания, теперь заинтересовало ее.

На том же листке, ниже цифр, хозяин писал текст. С каждой строкой, с каждой фразой на лице его все больше проступало довольство собой. Видимо, он опять выигрывал.

Наконец, расшифровав все, хозяин небрежно протянул листок гостю. Тот прочитал написанное вслух, и Агата услышала:

— «Барсук» струсил, и я его убрал. Связи нет. Перехожу на легальное положение. Жду нового связного каждую среду, пятницу, субботу у пивного ларька возле порта. Пароль: «Дайте рубль опохмелиться». Отзыв: «Больше полтинника не дам». Способ перехода границы мой. «Жук»… Что это означает?

— Это означает, что вы не зря тратите деньги на мой зверинец, мистер Джонсон, — холодно ответил владелец виллы. Он опять стал хозяином положения. — Сведения с моего участка вам будут представлены… Посылка нового человека стоит сорок тысяч крон! Вы сейчас дадите мне чек на пятьдесят тысяч. Десять я разделю между радистом и фрекен Агатой, которая принесла нам это радостное известие!..

— Позвольте! — еще раз пробежав взглядом радиограмму, пытался протестовать тот, кого назвали мистером Джонсоном. — Я не вижу здесь ничего особенно радостного… Объясните, в чем дело?

— Дело в том, — по-прежнему холодно и спокойно пояснил господин Антон, — что этот корреспондент молчал в течение трех месяцев и я уже считал его погибшим… Мне показалось, что вы торопитесь в город? Не забудьте оставить чек!

Гость, продолжая недовольно бурчать, вытащил чековую книжку. Агата помчалась наверх, к Францу.

— Я ничего не могу понять, — быстро заговорила она, довольная тем, что хозяин получил приятное известие (как-никак он ведь был ее хозяином!). — Какого-то «Барсука» убрали… Кого-то ждут…

— Меня уж они во всяком случае не дождутся, — хмуро проронил Франц. — Агата, вы, кажется, собирались идти к морю? Идемте вместе!

— Нет, теперь уже темно и холодно, — сказала Агата.

— Я захвачу ваш теплый халат, — настаивал Франц. — А в темноте мы увидим морские огни, много пароходных огней…

На берегу моря и в самом деле было хорошо. Дышалось легко, полной грудью.

— Помните, Франц, — усаживаясь на траву и закутываясь в халат, тихо проговорила девушка, — вы однажды сказали, что ветерок, который родится у наших скал, несет людям несчастье. Почему же тогда мне так хорошо, почему мне так приятно ощущать его ласку, почему он нам не приносит никакого несчастья?

— Насчет нас еще ничего нельзя сказать, — глухо пробормотал Франц. — Еще может повернуться по-всякому…

Он стоял, вглядываясь в далекие огни. Агата сидела у его ног.

— Вы меня пугаете, — с тревогой сказала она. — Что господин Антон может сделать с нами? И зачем ему это?

— Вы догадываетесь, чем занимается шеф? — спросил Франц.

— Догадываюсь… По-моему, он старается причинять какие-то пакости России… Меня, признаться, это не особенно волнует… Я ничего не понимаю в политике.

— Вот как! — воскликнул Франц. — А то, что он занимается этим на вашей земле, в стране, которая находится в добрососедских отношениях с Советами?

— Говорю вам, что я ничего не понимаю в политике! Возможно, что если бы об этом пронюхала наша полиция… Но ведь мы заявлять не пойдем? Ни вы, ни я?

— Заявлять я не буду, а уйти от него — уйду! — твердо сказал Франц. — Пора кончать с этим! Я хочу вернуться домой… в Германию.

— Что ж, — немного помедлив, проговорила девушка. — Возвращайтесь!

— Легко сказать! — печально сказал Франц. — Он ведь добром меня не отпустит… И потом… и потом я уже не могу уйти один!.. Я люблю вас, — добавил он еле слышно.

Агата опять немного помолчала и затем сказала просто:

— Я это знаю.

Франц замер, ожидая, что она скажет дальше. Внизу шумело море. В тишине его плеск стал слышнее.

— А все же холодно, — поднимаясь с земли, проговорила Агата. — Идем домой… Я не могу вам ничего ответить, Франц… Боюсь, что мне еще незнакомо чувство, которое принято называть любовью…

Франц, понуро шедший сзади, протяжно вздохнул.

— Но это еще не значит, что вы мне не нравитесь… Где-нибудь в другой обстановке, в другом месте, — только не здесь… На нашей вилле, несмотря на ее внешнюю привлекательность, очень мало романтики.

— На нашей вилле, — усмехнулся Франц.

— А почему мы не можем называть ее нашей? Она больше наша, чем господина Антона… Это все наше! — задорно воскликнула Агата. — И море, и скалы, и лес!.. Мы молоды и жизнерадостны, а он… Он сам говорит о себе в прошедшем времени… «В Латвии я был латышом»… Был! А что?.. Возьму и заявлю на него в полицию!

— Тсс… Осторожней! Он всегда все слышит.

Но на этот раз господин Антон не слышал разговора своих помощников. Он заперся в спальне, которая примыкала к большой нижней комнате, и вышел на стук дверей, запираемых Францем на ночь.

— Погоди! — крикнул господин Антон. — Вместе с фрекен Агатой зайдите ко мне!

— Вот что, — задумчиво сказал он через несколько минут, разглядывая явившихся. — Пусть фрекен Агата едет ночевать домой. Отвези ее, Франц!.. Попутно узнай у капитана Эриксона, где могут сейчас находиться вот эти пароходы. — Он протянул записку, на которой размашистым почерком было написано: «Глория», «Нанду», «Панама», «Квинслэнд». — На обратном пути привезешь ко мне Акселя… Только быстро! Я жду.

Агата села в кабину рядом с Францем. Почти половину дороги они проехали молча. Когда машина ворвалась на первую городскую улицу, Франц вдруг грустно промолвил:

— Напрасно я сегодня сказал вам… Прежних простых отношений уже не вернуть, а новые…

Тут машину тряхнуло на ямке, Агату толкнуло к Францу, и Францу показалось, что девушка слегка прижалась к нему.

Когда Агата приехала домой, отец очень обрадовался. В последнее время господин Антон начал нарушать свое обещание и не отпускал секретаря домой в дни, когда капитан находился на берегу. А тот все чаще оставался дома, в дальние рейсы «Агнесса» давненько уж не ходила, а после того памятного случая на море — и подавно. На постоянной каботажной линии появились конкуренты — новые, маленькие, но быстроходные и хорошо оснащенные суда.

Увидев старого капитана, Франц остановился в нерешительности. Они впервые встретились друг с другом. Худощавый старый моряк с добрым прищуром проницательных глаз был отцом девушки, которую любил Франц. Если Агата что-нибудь скажет, старик, как все отцы, заинтересуется личностью Франца, станет расспрашивать… А что тогда отвечать? Какое Франц имеет право любить такую девушку, как Агата? Что он может дать ей? Счастье? Богатство? Ничего, кроме своей любви! А любовь бедняка — валюта неважная.

— Входите, Франц, — просто и тепло сказала Агата. Хорошо, что она не догадывалась о его мрачных мыслях. — Знакомьтесь с отцом. Сейчас я приготовлю кофе.

За стаканом кофе Франц передал старому капитану просьбу хозяина.

— «Глория», «Нанду», «Панама» и «Квинслэнд»? — не спеша повторил старик. — Как же, знаю!.. На «Панаме» сам плавал в молодости вторым помощником… Все это — пароходы старой конструкции, дальше Гавра не ходят, курсируют на Балтике и в Северном море… Любопытно, зачем они понадобились вашему хозяину? Из всех судов, которые я знаю, под стать этому старью одна только греческая кастрюля «Гелиополис»…