Тело призрака - Владимир Сверкунов

Курков, включившись в работу, сразу осведомился:

— По какому поводу банкет?

— Мне кажется, я нащупал, в чем смысл этого преступления! — ответил Анатолий и добавил уже не в тему: — Слушай, Юра, ты опять после каждого пельменя кладешь вилку на стол! Китайцы двумя палочками орудуют, а ты не можешь лепить и держать в руках такой чудный европейский инструмент. Чудак, столько времени теряешь!

— А я, вроде, никуда и не спешу! — привычно парировал Курков. — Пиво в холодильнике стынет, рыбка кушать не просит. А вдруг я специально так делаю, чтобы не затмить твою славу пельменного гения?!

Он в очередной раз, но уже как-то картинно положил на стол вилку и сказал:

— Давай, делись с другом, что ты там нащупал, и насколько это приятно?

Сивцов, не отреагировав на шутку, рассказал ему все, о чем думал, убирая квартиру.

— Похоже на правду, — заметил Юрий. — Но у меня тоже кое-что есть. Не буду, в отличие от тебя, мучить, а скажу сразу: в конторе я встретил Антона Корицкого. Оказывается, он вышел на тот же банк, которым интересуемся и мы с тобой, понятное дело, не в корыстных целях. Если забыл, напомню: это связано с покупкой кондиционера. Если б не пожар, вы наверняка встретились бы в известном финансово-кредитном учреждении, и, возможно, узнали друг друга.

— Ладно, не скоморошествуй, а то опять в канализацию затащу, — весело пропел Сивцов, запечатывая в последний, "счастливый", пельмень пару щепоток нарезанного лука. — Судя по твоим словам, незабвенный Ильич специально поджег банк, чтобы скрыть место своей теперешней дислокации?

— А что, в этом есть какой-то смысл, — поддержал друга Юрий. — Где-то же он прячется в перерывах между явлениями народу. Не иначе, как в холодильнике!

Они сварили пельмени, выложили их на тарелку, поставили на стол запотевшие бутылки пива и, наконец, честно разломили пополам принесенного Курковым вяленого леща.

Первый же пельмень, который Сивцов положил в рот, оказался с луком.

— Ого, счастливый! — воскликнул он.

— Толя, я тебе не завидую, — перебил его Юрий. — И даже не в том смысле, что тебе попался этот уникальный для сегодняшнего дня пельмень, а в другом. Я считаю, что тебя надо женить! Ты же помнишь выражение Стендаля: если в сорок лет квартира не заполняется детскими голосами, она наполняется кошмарами.

— Опять завел! — раздраженно буркнул Анатолий. — Ты же знаешь: я и семья — понятия несовместимые!

Он отхлебнул пива, и глаза его почему-то погрустнели.

— А ты не думай про какие-то семь я, — посоветовал Курков. — Ты думай о своем "я"! Вот съел счастливый пельмень, и теперь старайся быть счастливым! А без женщин, как поется, жить нельзя на свете, нет, — и он долго тянул на одной ноте последнее слово.

— Ты, наверное, забыл о совещании, — вдруг встрепенулся Сивцов.

— Никак нет, гражданин начальник! — отрапортовал Юрий.

— Послушай внимательно, а потом уже ударим по пиву, — серьезно заметил Анатолий. — Нам нужно узнать как можно больше о компании "Кэпитал Констракшн". Кто и когда ее учредил, что она строила в Москве, а, может быть, и за ее пределами, как ей удалось заполучить заказ на строительство гостиницы в центре, кто такой Семен Борисович Лившиц, ее директор? В общем, собери самую полную информацию. Сроку тебе — два дня: послезавтра вечером доложишь, — Сивцов мысленно пробежал по пунктам плана, существовавшего в его голове и на работе в компьютере, и удовлетворительно хмыкнув, уже более раскованно сказал: — На этом официальную часть можно считать закрытой. Кто "за"?

Курков поднял обе руки, в одной из которых был бокал с пивом, и воскликнул:

— Ну, давай, за твое счастье!

12

О происшествии на станции Райки, не получившем огласки, Ганченко узнал, подслушав разговор в метро. Не задумываясь, он бросился на Павелецкий вокзал и сел в первую электричку, которая отправлялась в нужную ему сторону. Евгению повезло: следующий поезд ожидался только через два часа.

По дороге он, следуя профессиональной привычке, ловил и отсеивал разговоры немногих пассажиров, оказавшихся в вагоне. Поначалу ничего интересного Ганченко не услышал. Сдобренная нецензурщиной болтовня молодых людей крутилась вокруг того, когда и сколько было выпито и как потом удалось покуролесить. Пожилые тетки обсуждали тяжелую жизнь, недоступные цены и разврат, от которого никуда не деться.

— Что же творится, если даже в деревне появились проститутки! — услышав эту фразу, произнесенную за его спиной высоким пронзительным бабьим голосом, Евгений достал блокнот и записал понравившиеся ему слова: мало ли когда пригодятся.

Наконец, за три остановки до Райков в вагон вошли две женщины средних лет в скромных серых пальто и такого же цвета, может быть, чуть светлее платках, плотно облегавших их головы. Скорее всего, они возвращались с утренней службы в церкви.

Женщины уселись на скамейках у противоположного окна так, что Ганченко мог хорошо видеть и слышать их.

— Надо было все-таки сказать батюшке о Ленине, — произнесла одна из них.

Евгений насторожился и стал напряженно ожидать, что же прозвучит дальше?

— Как-то боязно, а вдруг он осерчает! — ответила другая. — Может быть, церковь и не признает воскресшего Ильича.

— Мне кажется, должна! — твердо сказала первая. — Все что он говорит, есть в священном писании.

Женщины замолчали, а Ганченко, стремясь не упустить представившегося ему шанса, пересек разделявшее их пространство и спросил:

— Извините, уважаемые, что вторгаюсь в вашу беседу, но мне бы хотелось узнать: вы говорили о случае, что вчера произошел на станции Райки?

— Да, — добродушно ответила одна из теток, — а вы-то интересуетесь?

— Я специально еду, чтобы побольше узнать об этом, уже третьем явлении Ленина народу, — взволнованно сказал Евгений. — Простите, забыл представиться: я журналист, работаю в газете "Взор". Вы, наверное, ее знаете?

— Мы газет-то сейчас не читаем, — отозвалась вторая женщина более недоверчивым, чем ее подруга, тоном. — Дорого. Смотрим только телевизор.

— А вы сами видели Ленина? — поинтересовался Ганченко, обращаясь к той из теток, которая ответила ему первой.

— Мы-то? И видали, и слыхали, — сказала она. — Мы пришли на электричку, а он стоял на перроне и разговаривал с людьми.

— А говорил-то он о чем? — продолжал сыпать вопросы журналист.

— Что люди стали заниматься больше телом, чем душой, — начала рассказывать женщина, но, споткнувшись на чем-то, обратилась к подруге: — Как там он называл это-то общество?

— Да, вроде, употребления, — помогла подруга.

— Наверное, потребления, — подсказал Ганченко.

— Может и так, — согласилась первая и замолчала.

— Что же он говорил о нем? — не сдавался Евгений.

— Что оно ведет мир к гибели, — сказала женщина. — Что это и есть дьявол, он-то и соблазняет души. И сатану надо победить.

— А как он намерен это сделать? — спросил журналист.

— Он сказал, что скоро мы обо всем узнаем, но пока каждый должен задуматься о своей жизни — праведная она ай нет, — произнесла тетка почти нараспев, будто читая молитву.

Евгений решил идти по еще горячему следу, не сбавляя хода:

— Вы не знаете, как Ленин попал на вашу станцию?

— А его привез Иван — шофер из колхоза "Маяк", он сам-то и рассказывал, — поделилась первая женщина, подруга же не участвовала в разговоре, но внимательно слушала, следя за тем, чтобы ее товарка не сболтнула лишнего.

— Далеко колхоз? — продолжал спонтанное интервью Ганченко.

— От станции — десять километров, — собеседница сделала ударение на втором слоге.

— Может быть, вы знаете, кто первый увидел и узнал Ильича? — поинтересовался Евгений.

— Да два алкаша из нашей деревни — Витька и Мишка, — отозвалась тетка. — Они частенько ночью по станции шатаются. Ищут выпивку.

— А как их найти? — спросил Евгений, делая пометки в блокноте.

— Они соседи, прямо у "железки" живут, — объяснила женщина. — Найти легко: у Витьки на доме-то якорь нарисован, он когда-то на флоте служил, вот и изобразил.

Женщины уже стали нервничать — поезд должен был вот-вот подъехать к Райкам. У Ганченко времени оставалось только на один вопрос, который он задал почти скороговоркой:

— Скажите мне еще, любезные: Ленин уехал на электричке?

— Да нет, за ним пришел какой-то мужчина и увез на мотоцикле, — вставая, пояснила женщина, молчавшая до сих пор.

Ганченко поспешил за тетками в тамбур, по дороге благодаря их за помощь. Но они уже почти не обращали на него внимания, переключившись на предстоящие домашние заботы.

Журналист сошел на платформу и, двигаясь вслед за другими пассажирами, которых можно было перечесть по пальцам, оказался на деревенской улице. По дороге он обратил внимание на то, что в названии станции, значившемся на решетчатом щите, не хватало двух букв — оно читалось как "Рай".