Сироты из Безнебесья, или Дети невидимого света - Ян Михайлович Ворожцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кадомосто прикрыл глаза, словно пытаясь визуализировать в уме сцену из прошлого, при которой не присутствовал.
– …но это перо не коснулось земли, нет, напротив, оно неожиданно завертелось в расписных воздушных потоках Шамурафской сабли… могу себе вообразить, что брызги крови хлестали отовсюду, а бедное перышко металось себе, окропленное и захваченное стремительным вихрем, сбиваясь с намеченной траектории, оно на мгновение застывало, но очередной взмах Шамурафской сабли утягивал его обратно в смешение, в путаницу воздушных масс, где оно дико крутилось, плясало, сверкало, опять крутилось, застывало, на личном примере демонстрируя принципы тормозящего противодействия, то опять кружилось и металось, то неожиданно оказывалось на противоположном удару сабли краю, куда его на фокуснический манер утягивали цепкие инерционные силы… да, а затем резко взвивалось, как пламя свечи, очерчивая идеальный полукруг, блуждало и опять опадало, словно снежинка, аккомпанируя прерывающимся воплям и звону стали!
Да, и в том, как это перо переливалось и играло в лучах света, преследуя опережающую его на шаг саблю, и в блеске пера и в сверкании самой Шамурафской сабли можно было угадать отражения перекошенных лиц и последние мгновения жизни дураков, что встали на пути Шамурафа.
Когда же он изрубил их, нанося хирургически точные удары, то перо медленно опустилось на окровавленную улицу к босым ступням застывшего Шамурафа, окруженного десятком обезглавленных, обезрученных, обезноженных и попросту обезображенных ранами тел.
Кадомосто открыл глаза и внимательно посмотрел на Кухпата пронзительным взглядом маленьких темных глаз.
– Но сам Шамураф, одежды его и его сабля не испачкались даже каплей крови, а выглядели так, как выглядели до начала сечи.
Вот такая вот история, о которой вы позабыли, да.
И мастерство Шамурафа быстро привлекло к нему внимание, а его дикарский облик и одежды чхотов сменились цветами и тканями Большой Семьи Ассальефа, в которой он служил телохранителем многообещающих Младших Сыновей на протяжении следующих сорока восьми лет своей жизни!
– Хотя сам Шамураф, по утверждениям биографов Семьи, был равнодушен к хозяевам, не участвовал в жизни их, не учил их язык, однако он обучал просящих мастерству, а также полюбил искусство чашесажания, выращивания хрупкой карликовой растительности в горшках, да, по словам биографов, эта практика умиротворяла мастера до самой смерти.
Кадомосто пожал плечами, приглаживая роскошную бороду ладонью, и взгляд его блуждал в небе среди чаек.
Он поднялся из-за стола, низкорослый и широкоплечий, в скромной панфиле военачальника и облегающем макушку с гребневидным выростом головном уборе, приблизился к краю утеса, взирая на продолговатое Эвонтихантское море.
Оно, расположившееся вдоль среднележащих поясов чаши Зиярефа, было своеобразным жизнетворным органом вроде печени, в его недрах формировалось множество веществ, которые обогащали тысячи реки, рожденных от него и струящихся к нижележащим поясам чаши вплоть до самого ее Дна, где распростерлась пересохшая эрозионная пустошь.
Там земли были богаты минералами, однако же совершенно обезвожены из-за высоких температур и сильнейшего иссушающего выветривания. Испарения бесчисленных рек, струящихся со всех направлений от полярного круга, окаймляющего пригубок чаши, вниз до Дна, испарения всех этих рек устремлялись вертикально, искажая воздушное пространство над Дном чаши и вплоть до самых небес, пока не исчерпывался атмосферный слой в выси.
Они взирали на грандиозное море, расположенное, как капля, в монументальной чаше Зиярефа, чьи дальние края невозможно было разглядеть отсюда.
И Кадомосто заговорил в шуме ветра, дующего с моря:
– Я считаю большой удачей то, что мне удалось наблюдать за жизнью воды в темный час в непосредственной близости.
Для вас, должно быть, это сделалось привычной картиной, но я был восхищен этим до глубины сердца моего.
То, как отражается небесный эвонтихантской пояс на поверхности моря… над всем правым получашием нельзя различить даже ближайших планет-фонарей и нижних нимбов Спирали, настолько эффектное свечение здесь, что все затмевается для вас!
Кажется, будто все получашие заполнено уходящим в вертикаль и диагональ отраженным сиянием, которое порождается столпотворением Солнц и Лун, так у нас в Большой Семье официально принято называть планеты-фонари Большие и Малые… и пенящиеся конницы их и пылающие колесницы за неимением более подходящего ипподрома для своих божественных скачек сходятся на поверхности эвонтихантских вод, калейдоскопируясь как созвездия, раскладывая сложные пасьянсы… Ничего, равного этому, не случалось мне еще видеть на отжитом веку!
Я даже воспользовался своим неотрегулированным дальномером, чтобы подробнее разглядеть этот затмевающий все семафор, движущийся в потемках по простору, заполненному сливающимися солнцами и лунами…
И Кадомосто с пафосом процитировал стихотворные строки:
– Миг, как известно, был престранный! Ибо сошлись четыре направленья в треугольной раме, где запечатлел я, как на вогнутой панели панорамной дали всполоскалось первозданное сырье пожара!
И сразу пурпурное смешалось с алым, и временные тени кровоизлиянья заплясали в перманентной коме! То явленной была, мне чудилось, пестрейшая, прозрачная вуаль, где Тени Дней Прошедших и Былых Столетий в одну сползались и вплетались виртуаль нетронутую!
И бабочек молитвенный букет рассеян по ветру, и в воздухе разлит эфир, повсюду, похоже было, будто свет меняет состоянье, из мерклого луча переходя в сиянье… вечное!
И Кадомосто постепенно замолк, а потом нарастающим басом сказал.
– …и это водовместилище выглядело несколько часов назад таким, что теперь, повторно глядя на его бледный и холодный равнодушный и бездыханный покров, трудно и вообразить подобное несоответствие! Изумрудно-ровная поверхность как бы из бархатных переливающихся заплат рябила и видоизменялась, и казалась ярче Солнц и Лун, и прочнее иных Светил, которые воссоздавались в ее водах из колеблющегося притворного мрамора, да, так. Яростно сияла отраженная гроздь планет-фонарей из созвездий Годовалого Теленка, Глиняного Светильника и Петли Укрюка, как именуют эту схему здесь ваши собратья с Альдаммата.
Кадомосто обернулся к Кухпату и долго, вдумчиво глядел на него.
– Видишь, я ознакомился с вашими верованиями, дитя, и они не более истинны, чем наши!
Ваша Золотая Земля. Белокаменный Город, даже Рахул Марал, Благородный Олень! И к чему это привело?
Боги, которых вы сотворили, умрут, вы зря старались, зря вдохнули в них жизнь, а теперь они умрут, это будет, да.
Больше нет бесплодных обещаний, ненужного мудромыслия, не будет неясностей, только ясность как на листе бумаги, где все расписано по буквам, нет сомнений, нет безрезультатного поклонения, я дам тебе смысл.
Разве хоть что-нибудь, что они обещали тебе, сбылось? Ты удовлетворил свои желания? Ты обрел себя и покой внутри?
Мне кажется, ты не понимаешь, что от тебя прятали на протяжении твоей жизни, но еще не поздно понять.
Кадомосто принужденно улыбнулся
