В темном-темном лесу - Рут Уэйр

Нина пожимает плечами с мрачным лицом и выходит. Я смотрю, как она идет по коридору, и вдруг соображаю: у моей палаты больше не дежурит полиция.

Глава 25

Полчаса спустя снова раздается стук в дверь, на этот раз быстрый и резкий, и тут же входит медсестра.

Я сперва думаю, что сейчас будет ужин, и в животе у меня урчит. Однако сестра без тележки, да и запахов из коридора не слышно.

– К вам пришел молодой человек. Назвался Мэттом Ридаутом. Просит его принять.

Я изумленно моргаю. Имя мне незнакомо.

– Он из полиции?

– Понятия не имею, лапуль, он в штатском.

Я хочу попросить ее узнать, кто он и зачем пришел, но она нетерпеливо постукивает ногой и явно очень занята, так что я решаю выяснить все самостоятельно.

– Пригласите его, пожалуйста.

– Только у него полчаса, – предупреждает она. – Часы посещений заканчиваются в четыре.

– Хорошо.

Что там хорошо, просто отлично. Есть железный повод свернуть разговор.

Я сажусь, заворачиваюсь в Нинин кардиган, убираю с лица волосы. Вообще говоря, я почти в буквальном смысле «упала с самосвала, тормозила головой», но надо хотя бы из самоуважения изобразить, что привожу себя в порядок.

Из коридора доносятся шаги, а потом робкий стук.

– Заходите.

В палату входит парень. Примерно моего возраста, может, чуть помладше. В джинсах и линялой футболке. Куртку перебросил через руку и явно мается в тропической больничной жаре. У него довольно неухоженная борода и коротко остриженные волосы – не то чтобы прямо совсем под машинку, а как у римского солдата, плотно прилегающие к голове кудри.

Однако в первую очередь я замечаю не это, а заплаканные глаза.

С минуту я смотрю на него, потеряв дар речи. Он тоже – стоит в дверях, сунув руки в карманы, и смотрит в упор, потрясенный увиденным.

– Вы не из полиции, – глупо констатирую я наконец.

Он чешет затылок.

– Я… меня Мэтт зовут. Я… – Губы у него кривятся, он делает глубокий вдох и произносит, тщательно формулируя: – Я должен был быть у Джейм-са шафером.

Я молчу. Прижимаю к горлу Нинину кофту, как броню. Парень застыл в дверях. Потом по носу у него скатывается слеза, и он яростно утирает ее рукавом. Я выхожу из транса.

– Заходите, пожалуйста, присаживайтесь. Пить хотите?

– Виски есть? – спрашивает он с нервным смешком.

Я тоже пытаюсь засмеяться, но издаю звук, скорее похожий на кашель.

– Увы. Только вода и чай-кофе из автомата. Рекомендую воду.

– Не надо, – говорит он, – спасибо.

Подтаскивает к моей кровати пластиковый стул, садится и тут же вскакивает.

– Слушай, извини, зря я приперся, чем только думал, пойду я…

– Нет!

Я вдруг неожиданно для самой себя хватаю его за руку. Тут же отпускаю, словно обжегшись. Что на меня нашло?!

– Извини… Я просто хотела…

А что я хотела-то? Сама не знаю. Просто чтобы он не уходил. Он друг Джеймса.

– В общем, останься, пожалуйста.

Пару секунд он стоит, глядя на меня сверху вниз, потом коротко кивает и садится.

– Ты извини… я не ожидал, ты выглядишь как будто…

Как будто меня избили до полусмерти, а потом кое-как подлатали, чтобы жива осталась. Я его понимаю. Сама в шоке.

– На самом деле все не так плохо, – заверяю я и даже улыбаюсь. – Просто синяки и царапины.

– Фингалы жуткие, – признается Мэтт. – Я по работе видал много случаев домашнего насилия, но чтобы такое…

– Ну да, фингалы роскошные. Зато не болят.

Молчим.

– Знаешь, я подумал, сбегаю-ка я все-таки за кофе. Тебе принести?

– Нет, спасибо.

Я заныкала полстакана того, что принесла утром Ламарр. Все-таки до бурды из местного автомата я еще не докатилась.

Мэтт неловко поднимается на ноги и выходит. Я замечаю, как напряжены его плечи. Он исчезает в коридоре, и я даже подозреваю, что сбежит. Однако он возвращается.

– Начнем заново? – предлагает он, опускаясь на стул. – Первую попытку знакомства я, конечно, слил. Ты ведь Лео, да?

Я почти вздрагиваю, услышав имя, которым меня звал только Джеймс.

– Да. А что, Джеймс обо мне рассказывал?

– Ну, немного. Я знаю, что ты у него… вроде как первая любовь?

Почему-то от этих слов у меня дрожит губа, и я глотаю слезы. Ответить я не могу, так что просто киваю.

– Охренеть… – Мэтт опускает голову, пряча лицо в ладонях. – Знаешь, я… я до сих пор не могу поверить. Я же с ним пару дней назад разговаривал. Ну, то есть я был в курсе, что не все гладко, но такое…

Не все гладко? У меня на языке вертится много вопросов, однако я не смею их задать, к тому же Мэтт продолжает:

– Извини, что вломился без приглашения. Если бы я знал, как тебе досталось… Медсестра ничего не сказала! Я просто спросил, можно ли к тебе, а она такая сразу: «Я сейчас выясню». Просто мама Джеймса сказала, что ты была с ним… когда он… – Мэтт сглатывает и заставляет себя произнести: – Когда он умер. А я знаю, как много ты для него значила, и хотел…

Он снова замолкает, склоняется над стаканчиком с кофе, и я вижу, что он плачет, безуспешно пытаясь это скрыть.

– Извини, – хрипло произносит он через некоторое время и откашливается. – Я только вчера вечером узнал. И пока… не могу привыкнуть. Все казалось, что это какая-то ошибка, но вот увидел тебя в таком состоянии… и все сразу стало реальным.

– А откуда… откуда ты знаешь Джеймса?

– Мы вместе учились в Кембридже. Оба увлекались театром – ну, в смысле играли. – Мэтт утирает лицо рукавом и говорит уже спокойнее: – Разумеется, из меня актер был никудышный; к счастью, я это вовремя понял. На фоне Джеймса я смотрелся особенно паршиво. Нет способа выявить подделку лучше, чем положить рядом настоящий бриллиант.

– И вы сохранили дружбу после универа?

– Ну да. Я ходил к нему на спектакли. Все наши сокурсники пошли в бизнес и на госслужбу, а он – на сцену. И я им горжусь. Он не продавался, всегда слушал свое сердце.

Я медленно киваю. Вот это уже мой Джеймс. Вот таким я его знала. Совсем не похожим на тот образ, который вырисовывался со слов Клэр и Фло. Я думала, он действительно так изменился. Возможно, я поторопилась с выводами.

– Так что случилось? – спросил Мэтт. – Там… в доме. Я уже понял, что ружье случайно выстрелило, но как Джеймс вообще туда попал?

– Не знаю. – Я закрываю глаза, машинально трогаю пропотевшую повязку на лбу. – У меня не было возможности его спросить. Мы подумали, что к нам влез кто-то чужой. Может, это розыгрыш был? Жених тайком является на девичник и ныряет в постель к невесте…

– Нет. – Мэтт качает головой. – Он точно не поехал бы сам. Скорее его позвали.

– Почему ты так думаешь?

– Ну, во-первых, потому что вламываться без приглашения на девичник – это пошло. Надо быть полным придурком, чтобы испортить невесте последнюю вечеринку незамужней жизни.

В общем-то, в его словах есть правда. Но это не единственный аргумент, и я молча жду.

– А во-вторых… я уже говорил, у них не все было гладко.

– Что?!

Это вырвалось у меня помимо моей воли и получилось слишком громко, слишком эмоционально. Мэтт удивленно вскидывает взгляд.

– Ну… не то чтобы я хотел сделать из мухи слона, но они действительно не особо ладили. Клэр разве не говорила?

– Нет. По крайней мере, мне.

Я пытаюсь припомнить, как Клэр отзывалась о Джеймсе, но ничего такого в голову не приходит, один сахар. И это же Клэр. Она никогда бы не призналась, что у нее проблемы. Фасад должен быть идеальный.

– А что значит «не ладили»?

– Ну, не знаю… – Мэтт неловко мнется. – Джеймс не то чтобы горел желанием это обсуждать. Наверное, обычный предсвадебный мандраж. Я уже много друзей проводил к алтарю и знаю, как оно бывает. Нормальные девчонки превращаются в истеричек, одержимых всей этой мишурой: платье, фата, приглашения, фотограф, голуби и остальная пурга… Все на нервах, всюду сует нос родня, лезут с советами друзья, все начинают ругаться, из какой-нибудь ерунды вырастают настоящие драмы…

– Так почему, ты думаешь, он приехал?

– Не знаю. У меня только одна версия – его позвали.

– Позвали?! Но кто мог его позвать?

Действительно, кто? Клэр? Нет, точно не она. Уж она-то знала, что нас с ним нельзя сводить в замкнутом пространстве даже на час, не то что на день. Ничего хорошего из этого бы не вышло – либо я сбежала бы, хлопнув дверью, либо мы с ним переругались бы до полной утраты человеческого облика. Клэр это знала, именно поэтому она и не стала звать меня на свадьбу. Нет, позвать мог только кто-то другой – по злобе или по незнанию. Клэр это ни к чему. Зачем портить себе девичник?

Фло решила пошутить? Она не в курсе о нас с Джеймсом. Вполне могла придумать «достойное завершение идеального праздника». В конце концов, Мелани уехала, так что одна комната пустовала. И это объяснило бы ее последующий нервный срыв: она чувствует вину не только за то, что шутила с ружьем, которое оказалось заряженным, но и за то, что Джеймс вообще появился в доме.