В темном-темном лесу - Рут Уэйр

Еще я, на удивление, помню номер родителей Джеймса. Я ведь набирала его много сотен раз. Они адрес не меняли, это я точно знаю. Но позвонить им я не могу.

Я должна связаться с ними, когда вернусь в Лондон. Должна выяснить про похороны. Должна… должна…

Я зажмуриваюсь. Нет, только не плакать, хватит плакать. Поплачу, когда все это закончится, а сейчас надо решать свои проблемы. О Джеймсе и его родителях я подумаю потом.

Тут мой взгляд останавливается на картонном стаканчике с номером Мэтта. Я осторожно отрываю прямоугольник с цифрами и прячу в карман. Хотя звонить ему я не могу – он сейчас едет в Лондон, – приятно знать, что в случае чего мне есть к кому обратиться.

Два дня назад я не подозревала о его существовании. Теперь же он был единственной моей связью с внешним миром.

Ладно, все не так страшно. Кто-нибудь ко мне зайдет. Нина или хоть Ламарр. Надо лишь подождать.

Я сижу, глядя в одну точку и кусая ногти, когда в дверь просовывается голова медсестры.

– Тебе звонят, лапуля. Сними трубку над кроватью, я сейчас переведу.

Кто может мне звонить? Кто вообще знает, что я здесь? Мама? Я смотрю на часы. Вряд ли, в Австралии сейчас глухая ночь.

Потом меня пронзает догадка – словно ледяная рука ложится на затылок: родители Джеймса. Они знают, что я здесь.

Телефон начинает трезвонить. На секунду я теряю всякое присутствие духа и не могу заставить себя ответить. Потом стискиваю зубы и хватаю трубку с рычага.

– Алло?

Повисает пауза, и на том конце провода слышится Нинин голос:

– Нора? Это ты?

Я вздыхаю с облегчением и даже задумываюсь о возможности телепатии. Как я рада ее слышать, как рада знать, что я не одна!

– Нина! Слава богу, ты позвонила! Меня собрались выписывать, а у меня ни номера твоего, ничего! Ты поэтому звонишь?

– Нет, – коротко отвечает она. – Тут такое дело… Короче, Фло пыталась покончить с собой.

Глава 28

На минуту я теряю дар речи.

– Нора? Нора, ты меня слышишь? Черт, прервалось, что ль…

– Я слышу, – оглушенно говорю я. – Я просто… господи…

– Извини, что вот так ошарашила, но лучше, чтобы ты узнала от меня, чем от сестер или полиции. Ее сейчас везут в ту же больницу.

– Кошмар какой… Она выживет?

– По идее, должна. Я нашла ее в ванной тут, в гостинице. Она все эти дни была не в себе, я не понимала, что все настолько… Я…

Голос у нее потрясенный, и я впервые задумываюсь о том, под каким давлением должны были находиться остальные – Нина, Фло и Том, – пока мы с Клэр валялись в больнице. Наверняка их допрашивали круглые сутки.

– Еще повезло, что я вернулась не так поздно, как предполагала, – говорила Нина. – Я должна была заметить, должна была раньше понять!

– Ты не виновата.

– Нора, я врач или покурить вышла? Да, душевное здоровье не мой профиль, но основы-то надо помнить, нас же учили! Черт! Я должна была это предвидеть!

– Она выживет?

– Не знаю. Она выпила горсть снотворного, валиум, целую упаковку парацетамола и запила все это дело вискарем! Больше всего меня в этом наборе волнует парацетамол – та еще дрянь, когда с алкоголем и в таких количествах. Можешь очнуться в больнице прямо-таки огурцом, а через двое суток у тебя откажет печень – как раз когда ты решишь, что погорячилась и жизнь вообще неплохая штука.

– Господи, бедная Фло… Записку не оставила?

– Оставила. «Больше не могу».

– Ты думаешь… – У меня язык не поворачивается задать этот вопрос.

– Что у нее совесть нечиста? – Я почти слышу, как Нина пожимает плечами. – Не знаю. В любом случае ружье было в руках у нее. Наверняка Робертс с Ламарр по ней основательно проехались.

– А где она таблетки раздобыла?

– Ей прописали диазепам и снотворное. Она… да все мы пережили сильный стресс, Нора!

Я закрываю глаза. Мне тут хорошо в своем уютном коконе неведения, а Фло все эти дни сходила с ума.

– Так хотела сделать для Клэр идеальный девичник… – медленно говорю я.

– Знаю. Поверь, она только об этом и говорила. Круглые сутки ревела и обвиняла себя во всем, что случилось.

– А что случилось, Нина? Ты можешь мне объяснить? – Я замечаю, что до боли в пальцах вцепилась в белую пластиковую трубку. – Ламарр уверена, что это предумышленное убийство. Мне задают странные вопросы о моем телефоне. Допрашивают по всей форме, с диктофоном, зачитыванием прав и всем прочим. Я подозреваемая.

– Мы все подозреваемые, – устало отвечает Нина. – Мы находились в доме, где был застрелен человек. Так что подозревают не только тебя. И как меня это задолбало, кто бы только знал… Я очень скучаю по Джесс, уже и соображать не могу. На хрена мы с тобой вообще на это подписались?

Голос у нее совершенно вымотанный. У меня перед глазами встает картина: Нина и Том одиноко сидят каждый в своем гостиничном номере и ждут, ждут – допросов, ответов, вестей о Фло и Клэр. Ее попросили не уезжать из Нортумберленда. Она здесь тоже застряла, как и я. Мы все в ловушке случив-шегося.

– Слушай, давай закругляться, – говорит Нина. – Я тут завела копеечный мобильник с тарифом по предоплате – боюсь, что вот-вот деньги на нем кончатся. Сейчас только еще раз наберу пост, оставлю им свой номер, чтобы вызвали меня, когда тебя надо будет забирать.

– Хорошо. – Я кашляю, надеясь спрятать слезы в голосе. – Ты береги себя, ладно? И не переживай по поводу Фло. Все будет хорошо.

– Сомневаюсь. Видала я случаи передозировки парацетамола, так что осознаю перспективы. Но спасибо, что пытаешься меня утешить. И, Нора…

Она замолкает.

– Что?

– Нет, ничего, глупо этим тебя долбить, про-ехали.

– Да говори уже.

– Ну, короче… постарайся вспомнить, что с вами было в лесу. На этом много завязано. – И она добавила с нервным смешком: – Никакого давления.

Я тоже усмехнулась.

– Ага. Пока, Нина.

– Пока.

Она вешает трубку. Я тру лицо. «Никакого давления». Хорошая шутка. Мы с ней обе знаем, под каким мы тут все давлением.

Я должна вспомнить. Должна вспомнить.

И, закрыв глаза, я пытаюсь изо всех сил.

Я просыпаюсь оттого, что кто-то трясет меня за плечо.

– Нора…

Я моргаю и пытаюсь сообразить, где я и что от меня хотят.

Надо мной стоит Ламарр.

– Который час? – спрашиваю я заплетающимся языком.

– Почти двенадцать, – сухо отвечает она.

На ее лице ни намека на улыбку. Она вообще выглядит сегодня весьма угрожающе. За спиной у нее возвышается констебль Робертс и неподвижно смотрит на меня. Словно он родился таким – с кислой миной и карандашом в руке. Невозможно представить его качающим ребенка или целующим лю-бимую.

– Мы хотим задать вам еще несколько вопросов, – сообщает Ламарр. – Вам дать минуту?

– Нет-нет, я готова.

Я трясу головой, стараясь проснуться. Ламарр внимательно наблюдает. Потом включает диктофон, снова зачитывает мои права… и протягивает мне лист бумаги.

– Нора, я попрошу вас прочесть это вслух. Это электронные письма и сообщения, отправленные с вашего телефона и телефона Джеймса в последние несколько дней.

Я сажусь повыше, протираю сонные глаза, пытаюсь сфокусировать взгляд на мелком шрифте. Длинный список сообщений, над каждым номер и имя отправителя, дата, время и еще какой-то набор цифр – вероятно, координаты GPS.

Первое сообщение отправлено с моего номера в пятницу в 16.52.

ЛЕОНОРА ШОУ: Джеймс, это я, Лео. Лео Шоу.

ДЖЕЙМС КУПЕР: Лео?? Господи, это правда ты?!

ЛЕОНОРА ШОУ: Да. Мне надо тебя увидеть. Я на девичнике у Клэр. Ты можешь приехать? Это очень важно.

ДЖЕЙМС КУПЕР: Ты серьезно?

ДЖЕЙМС КУПЕР: Клэр тебе сказала?

ЛЕОНОРА ШОУ: Да. Пожалуйста, приезжай. Не могу объяснить по телефону, но мне очень нужно с тобой поговорить.

ДЖЕЙМС КУПЕР: Это правда срочно? До возвращения в Лондон не подождет?

ЛЕОНОРА ШОУ: Пожалуйста. Я никогда тебя ни о чем не просила. И ты у меня в долгу. Завтра? В воскресенье уже поздно.

Ответ от Джеймса пришел только в 23.44.

ДЖЕЙМС КУПЕР: У меня завтра два спектакля – с утра и вечером, закончу не раньше одиннад-цати. Ехать на машине больше пяти часов, то есть я буду среди ночи. Тебе это правда очень нужно?

Суббота, 7.21.

ЛЕОНОРА ШОУ: Да.

Суббота, 14.32.

ДЖЕЙМС КУПЕР: ОК.

ЛЕОНОРА ШОУ: Спасибо. Машину оставь на дороге. В дом заходи через дверь кухни, я оставлю ее открытой. Моя комната наверху, вторая дверь справа. Все объясню, когда приедешь.

Еще одна долгая пауза, и в 17.54 ответ, который чуть не разбивает мне сердце.

ДЖЕЙМС КУПЕР: ОК. Лео, прости меня. За все.

А потом еще в 23.18.

ДЖЕЙМС КУПЕР: Я еду.

И на этом переписка заканчивается.

На последних строках голос у меня начинает срываться, в глазах стоят слезы.

– Допрашиваемая закончила читать транскрипт, – негромко произносит Ламарр в диктофон. – Вы можете объяснить это, Нора? Вы думали, что мы ничего не найдем. Удалять сообщения было бесполезно, мы взяли их с сервера.