СССР: вернуться в детство? - Ольга Войлошникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это, баб, не совсем незнакомый. Это наш сосед по микрорайону, однажды он выручил меня на почте.
— Евгений, — дядька слегка поклонился бабушке.
— А это — моя бабушка, Раиса Хасановна, — культурно представила её я. — А я — Оля. И мы будем вам крайне благодарны, если вы поможете нам извлечь из этой невнятной таблицы информацию о прибытии самолёта из Улан-Удэ.
— А вы тоже ждёте рейс из Улан-Удэ? — удивился он.
— Да. Мама прилетает с сессии.
— А я его же жду, мне должны передать посылку!
— Совпадение? Не думаю! — сказала я таинственным голосом.
— А скоро прилетит-то? — тревожно спросила бабушка. Не любит она неопределённости.
— Через двадцать восемь минут должен, — ответил Евгений.
— А вы в Юбилейном в каком доме живёте? — светски спросила бабушка.
— В двадцать пятом.
Так они начали беседовать о всяком, а я стратегически прогуливалась вокруг, хотя ждать мне уже, честно говоря, надоело. Мысли мои циркулировали вокруг вот этого Евгения. Не самый худший вариант. Человек, готовый прийти на помощь оказавшемуся в затруднительном положении ребёнку и развлекать разговором чужую бабушку… Диспетчер, опять же. Даже в самые жёсткие годы они не бедствовали. Если вдруг богатенькие капиталисты не хотели платить диспетчерам адекватные (по мнению работников) деньги, они (диспетчера) просто переставали принимать самолёты. Действовало молниеносно. Ещё бы не действовать. Иркутский аэропорт очень сложный, здесь особая квалификация нужна. Можно сказать, высший пилотаж.
Внезапно над головами разразилось нечто пронзительно-квакающее.
— Наш? — с надеждой спросила я.
— К сожалению, пока нет.
А вот следующий оказался наш!
Мы с бабушкой с волнением высматривали в ручейке прибывающих чернобурковое пальто.
— Мама! Ма-а-ама!!!
Она увидела нас, обрадовалась, побежала навстречу. Какая она у нас, правда, красивая! Как я за эти три недели соскучилась…
Мама обнимала нас, бросив под ноги свои сумки.
— Я не думала, что вы приедете! Ой, в Улан-Удэ дубак такой, в-в-ветер! Хорошо, я в этой шапке, а то бы околела совсем.
— Ноги-то не застудила? — сразу запереживала бабушка.
— Не, ты чё. Я как в печке!
Мы подобрали свои пакеты и пошли на остановку. Но далеко не ушли. На ступеньках крыльца нас догнал Евгений.
— Боюсь показаться навязчивым, но я мог бы вас подвезти. Вы же в Юбилейный сейчас?
Мама непонимающе смотрела на здорового мужика с коробкой в руках.
— Мы вам на бензин подкинем, — обрадовалась бабушка, — сколько надо?
— Да ну, бросьте! Я ведь всё равно домой еду. По-соседски вас подвезу.
— А можно я вас буду «дядя Женя» звать? — «наивно» спросила я. — А это моя мама, Галя.
— Евгений, — слегка поклонился «дядя Женя».
— Очень приятно, — с характерной оценивающей интонацией ответила мама.
Ну что, поехали.
19. НЕ ВСЕ БОБЫЛЯМИ СИДЕТЬ
МАТРИМОНИАЛЬНОЕ
Машина у дядьки диспетчера была по советским понятиям о-го-го! Новенький жигуль, весь из себя блестящий, ярко-синего цвета. Он подвёз нас к подъезду и помог маме донести до квартиры сумки. Хитрый какой, заодно адрес узнал. Мы с бабушкой зашли домой первыми, пока они на площадке обменивались вежливыми любезностями.
— Видный мужик, — высказалась бабушка, когда мама зашла.
— Ага, — согласилась я, — но в этот раз мы не будем принимать поспешных решений, да?
Мама фыркнула.
— Как сессия-то? — спросила я.
Сессия прошла, как и положено сессии, разнообразно, со своими победами и мелкими недоразумениями.
— Шаманова видела! — возмущённо сказала мама.
— А он чё, там? — удивилась бабушка.
— Тоже учится. Всем про книгу растрепал уже! — в этом месте непонятно было, радуется она или сердится.
— И правильно, что растрепал, — высказала своё веское мнение я, — это же плюс к вашей профессиональной репутации.
— А чё это — репутасья? — спросила бабушка.
— Это то, что о тебе думают окружающие, — примерно объяснила я. — Вот, например, вся родня считает, что я — вредина, и ничего с этим уже не поделаешь.
— Хм, — бабушка поджала губы, — это вроде как произвести впечатление?
— Ну да. Только более растянутое во времени. Кстати про книгу, мам, нам же извещения пришли! Мы уже получили тыщу шестьсот.
— Да ты что, так много⁈
— Это только мои, — гордо напыжилась я. — Там ещё семьсот с лишним тебе причитается.
— Ни фига себе! — поразилась мама. В глазах её замелькали варианты всего замечательного, что можно было на такие деньжищи купить.
— Мам, а как ты относишься к идее откладывать? Мы вот с бабушкой задумали дом в деревне купить, и чтоб с большим участком.
— А почему в деревне? Почему не в садоводстве?
— Потому что в деревне участки рядом с домами больше.
В те благословенные времена только большой везунчик мог рассчитывать получить шесть соток земли под дачу. Чаще это было четыре или даже три.
— Но-о, в деревне и по десять, и по двадцать сотых* бывает, — поддержала меня бабушка.
*Т. е. соток.
— А ещё, — выдала козырный аргумент я, — в деревне можно куриц держать и всяких поросят.
Мама подумала:
— На дачах тоже заводят, я слышала.
— Заводят. Но если на них кто-нибудь пожалуется, заставят всё убрать.
— Да! — поддакнула бабушка. — Убрать заставят, точно.
— А мы что, поросей хотим заводить? — посмотрела на нас мама.
— Мы можем и не захотеть, — развела руками я. — А потом вдруг захотим — а на даче нельзя. Чё делать будем?
— Хм. Подумать надо, — мама посмотрела на часы: — Мам, может я тогда до почты сбегаю? Успею до закрытия. А то вы мне завтра опять начнёте, что надо деньгам в кошельке ночевать. А я бы сгоняла в город.
— А работа? — не поняла бабушка.
— Так у меня до двадцать шестого вызов. Завтра я ещё как бы на сессии.
Назавтра мама полетела в город. Денежки же переночевали, правильно? Приехала назад довольно быстро, поэтому, подозреваю, покупки были спланированы заранее. Один рулон был пониже и потолще, второй потоньше, но зато длиннее, как она вообще с ними допёрлась, я не представляю.
Бабушка довольно сложила под грудью руки:
— Ковры, что ль, купила?
— Паласы! Но зато и на зал, и на комнату хватило. Метражом взяла!
Да, это были именно паласы — то, что позже будут называть ковровым покрытием.
Такая штука как ковровый оверлок в комплексе то ли не была предусмотрена, то ли не работала, и прежде чем их расстилать, мама два часа потратила на обшивание краёв капроновой лентой похожих оттенков. Короткий и толстый рулон оказался на зал, два метра шириной и пять с половиной в длину. Пришлось нам корячиться, поднимать диван и подпихивать под него край. По длине, чтобы плательный шкаф также не поднимать, мама хвостик сантиметров в десять завернула на стену с окном, под порожек балкона как раз вошло. Цвет мне понравился — спокойный бордовый с коричнево-бежевыми завитушками.
Второй кусок, для нашей комнаты, был совершенно квадратным, три на три, ровно на весь пол. Чтобы его разложить, нужно было вытащить всю мебель из комнаты, и мы решили не надрываться, а дождаться очередного приезда Наиля. Этот палас был зелёный, с небольшими пучками цветов и тоже завитушками (и тоже, что характерно, коричнево-бежевыми).
Бабушка присела на диван, удовлетворённо оглядывая преобразившийся зал, прицыкнула:
— Люстру бы ещё.
— И ковёр новый на стену, — согласилась мама, — а этот можно будет Наилю перевесить, а то там стена холодная.
— Ага. Деньги-то все истратила?
— Сто семьдесят ещё осталось. Маловато. Я там такой ковёр видела… За триста восемьдесят пять. Пару месяцев покопить… Может, до февраля не разберут их.
И так они обе вздохнули, что я сказала:
— Поехали. Добавлю тебе.
А чего яйца мять*? Денег мне, что ли, жалко, маму порадовать? Один раз живём.
* Ой, извините…
В этом месте я подумала, что тезис про «один раз живём» в свете моей ситуации весьма спорен, но суть-то не меняется. Что́ эти двести рублей туда-сюда, погоду не сделают всё равно.
В городе было суетливо. Больше, конечно, молодёжи и пенсионеров, но высыпали они все на улицу, словно им платили за брожения по магазинам.
Ковёр я узнала сразу. Был у нас такой. Мой любимый! Узор у него уж очень красивый, до сих пор мне нравится. И как раз в зал, в пространство между дверями.
— Бери!
Я отсчитала бабосы, мама торжественно пробила в кассе чек и проследила за упаковкой нашего нового приобретения. Мы подхватили эту «кавказскую пленницу» и пошли на выход. Мимо отдела бус, в котором висели длинные нити многогранных переливающихся «как брильянты» восхитительных стеклянных бусин, которые в детстве мне
