Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Микаэл был очень жизнерадостным человеком и не мыслил себе жизни без веселой дружеской компании. Подруги его были служительницами муз — актрисы и танцовщицы. В Венеции он полюбил художницу N. К сожалению, осталось неизвестным имя этой удивительной молодой женщины, память о короткой встрече с которой и надежду вновь встретиться еще много лет будет лелеять Мпкаэл.
Художница приехала в Венецию ненадолго, чтобы познакомиться с «городом великолепной архитектуры и шедеврами великих художников». Она сняла себе студию, в которой не только работала, но и жила. В этой самой студии и встречались обычно Микаэл и художница.
Любовь их была исключительной.
Потому что исключительной была и та гармония, которая возникла между ними.
По странной закономерности, но вовсе не волею рока (ибо ни для одного из них эта встреча не стала роковой) пересеклись в Венеции и снова разошлись их пути.
Микаэл рассказывал ей о своих заботах, о неустанных преследованиях могущественных врагов, о родном городе и своих близких.
А у художницы были свои заботы. Предстоящее замужество сестры, необходимость покинуть Венецию, незаконченные картины… И ко всему этому добавилась еще тревога о здоровье Микаэла, не перестававшем волновать эту милую, честную и преданную девушку.
Но, увы, очень быстро промелькнули чудесные венецианские дни, унося с собой и летние вечера, и льющиеся со скользящих по каналам гондол прекрасные песни, и жаркий шепот прильнувших друг к другу влюбленных в маленькой студии под самой крышей, и саму хозяйку этой студии, от которой еще сохранятся как реальность написанные на голубой бумаге письма, чтобы через годы превратиться в память, стать иллюзорной грезой и, наконец, безымянным свидетелем человеческой сущности моего героя…
Одно из многих сохранившихся ее писем к Микаэлу заканчивается так:
«В тот грустный день прощания, когда мы вышли погулять, ты все время твердил, что вернешься. Но я чувствовала, что перед тобой стоит множество препятствий, и еще в то время была уверена, что мы никогда больше не встретимся.
Ты, несомненно, сочувствуешь мне. Ты, который любил меня, ты, который понял мое стремление художника!
…Как глубоко ты врезался в мое сердце и мысли! И как до осязаемости явственно я вижу тебя!
Всегда твоя
N.Вернувшись из своей первой заграничной поездки, Налбандян с утроенными силами отдался делам. Он был воодушевлен перспективами скорого издания «Юсисапайла» и еще больше верил в то, что сможет пробудить армян.
«До сих пор армянский народ думал, что только Венеция и Вена способны и могут воспитать нацию, — после возвращения писал Микаэл Карапету Айрапетяну. — Но мы покажем и докажем, насколько ложно эго мнение, и что родные сыны нашего народа морально в силах сделать это с тысячекратно более светлыми идеалами, чем юродствующие и погрязшие в предрассудках папские мхитаристы!»
Наряду с подготовкой материалов первой тетрадки «Юсисапайла» Налбандян решил познакомить с задачами и направлением своего издания и русскую интеллигенцию.
5 октября Налбандян опубликовал в еженедельнике «Молва» обращенное к редактору письмо, озаглавленное «О новом армянском журнале».
«Редактор «Юсисапайла» намерен распространять среди российских армян сведения, которые в наше время жизненно необходимы каждому человеку, к какому бы общественному сословию он ни принадлежал, — писал Налбандян. — Он желает создать такой народный язык, который, сохраняя прежние корень и основу, просто и красиво сообщался бы с народом».
И на самом деле: Степанос Назарян и Микаэл Налбандян поставили себе двойную задачу. «Говоря с армянами, просвещать их и, просвещая, учить их говорить, а следовательно, мыслить. Ведь говорить означает мыслить».
Налбандян, который любил постоянно накалять атмосферу, с присущей ему прямотой вновь не пощадил в этом письме «тех отдельных армян, которые защищают древность и отжившие свой век формы», не пощадил «этих безоговорочно влюбленных в древний классический язык средневековых людей, которые, будучи в ужасной слепоте, под сенью мертвых форм забыли жизнь и ее содержание, упустив из виду кричащие нужды нашего века и умирающую от умственного голода армянскую молодежь».
Издатель-редактор «Юсисапайла» и его сотрудник были уверены, что «достоинство народа большей частью связано с его национальным языком и этот язык следует развивать с величайшей тщательностью, превратить в хранилище науки и знания».
«Мы с нашей стороны, как поклонники народного языка, — заканчивал свое письмо Налбандян, — будучи уверенными в честности и благих намерениях уважаемого профессора, от всего сердца желаем ему полнейшей удачи».
Год близился к концу.
И пора было подводить итоги.
Национальное сознание, национальное единство и национальное просвещение не могут быть самоцелью. Именно они являются гарантами свободы народа.
…1858 год ознаменовался для Микаэла Налбандяна осознанием этого нового этапа его деятельности: «Среди рабства не может зазеленеть росток просвещения!»
А для армянской действительности 1858 год ознаменовался «Юсисапайлом».
Степанос Назарян — Овсепу Измиряну.
26 марта 1858 г.
«Ваша и моя мечта, победив всевозможные препоны, осуществилась, и «Юсисапайл» сияет на армянском небосводе своими светлыми лучами — одному на радость сердца, другому — неизлечимая рана в сердце, патриотам — гордость, ненавистникам нации — стыд и позор!»
ПЕРВЫЙ АРМЯНСКИЙ ГРАЖДАНИН
Время зажечь потухший огонь патриотизма в охладевших сердцах!
Микаэл НалбандянЧеловек силен и обеспечен только в обществе, но чтобы и общество, в свою очередь, было сильно и обеспечено, ему необходима непосредственная, органическая связь — национальность.
Виссарион Белинский…Тот, кто хочет правды и
